Изменить стиль страницы

Чтобы коснуться силы земли через и-тоша-ни…

Внезапно Дункан показался мне очень усталым и словно бы постаревшим:

— С каждым раз или два в жизни случается так, что нам необходимо пройти через очищение.

Даже в переводе на Хомейнский в этом слове чудился какой-то неуловимый оттенок смысла, которого я не мог понять. Дункан говорил о том, чего не знал и не испытал ни один хомэйн — даже я, хотя однажды я и был близок к Чэйсули.

Однако не так близок, чтобы понимать до конца их кодекс чести и связующие их узы.

Дункан отпил меду. Я заметил, что его волосы по-прежнему были черны, как ночь — ни единой серебряной нити. Мне это показалось странным: все-таки Дункан был старшим братом.

— Я не уверен, что он очистился, — очень тихо сказала Аликс. — Он… несчастен, — она бросила взгляд на Дункана, — но это очень личное.

— Почему он ничего не говорит мне? — я не мог скрыть отчаянья. — Видят боги, мы были ближе многих. Мы делили годы изгнания — только из-за меня, ведь он-то мог остаться со своими! — я смотрел на них обоих, взглядом почти моля их о понимании. — Почему он ничего не говорит мне?

— Это очень личное, — повторил Дункан. — Нет, он ничего не скажет тебе.

Для этого он слишком хорошо тебя знает.

Я выругался и тут же озабочено оглянулся на Донала. Но мальчишки растут я не сомневался, что он уже слышал нечто подобное. Финн обучил меня ругательствам Чэйсули.

— Значит, он рассказал вам, что сделал с Электрой?

— С Тинстаром, — поправил Дункан. Во внезапно наступившей тишине слышно было только потрескивание дров. В воздух взлетела стайка искр.

— Тинстар? — наконец, выдохнул я.

— Да. Он не собирался убивать Электру, неужели ты так и не понял? — Дункан нахмурился, — Неужели он тебе ничего не сказал?

Я вспомнил, как Финн повторял это, повторял снова и снова, хрипло и потрясение: Тинстар здесь. А я даже не задумался об этом.

— Он говорил что-то…

— Тинстар устроил ловушку, — объяснял Дункан, словно повторяя слова Финна.

— И ловушка была в самой Электре, в ее мозгу, так что любой, кто попытался бы применить к ней магию земли, поддался бы жажде обладания.

— Обладания?.. — я вздрогнул от удивления. Огонь очага отбрасывал янтарные блики на лицо того, кто сидел передо мной. Дым уходил вверх, в отверстие в куполе, но внутри его оставалось достаточно — в воздухе повисла туманная мокрая дымка. Дункан в неярком свете был весь бронза, золото и чернь, а золотая серьга в виде ястреба притягивала взгляд. В шатре царил запах дыма, влажной шерсти и меда, сладкого меда с горьковатым и пряным привкусом.

— У Айлини есть эта власть, — тихо сказал Дункан, — Это уравновешивает наш дар — противостоит ему. Мы никому не позволили бы говорить, что мы подобны Айлини, — он нахмурился и замолчал на несколько мгновений, глядя в свою чашу. Когда мы используем наш дар, мы не отнимаем души. Это скорее предложение — ведь воля покорена всего на несколько мгновений…

Снова нахмурился — на этот раз его выражение лица меня встревожило:

— Когда это делает Айлини, он поглощает всю душу — всю, без остатка — ничего не возвращая назад.

Наступило молчание. Дункан протянул руку и взъерошил волосы Донала жестом, выдававшим его нежность к мальчику — тот подвинулся к отцу, протиснувшись между ним и его лиир. Я подумал, что Дункан, зная, как внимательно, ничего не пропуская, слушает его мальчик, решил рассеять его страхи. Видят боги, мне и самому стало не по себе.

— Финн отреагировал на это, как любой Чэйсули — как, может быть, поступил бы и ты на его месте, — Дункан был серьезен. — Он пытался убить ловца, воспользовавшись его же ловушкой. Это… можно понять, — он встретился со мной взглядом. — В этот миг она не была для него Электрой — вообще не была женщиной, для Финна она была Тинстар. Тинстар был — там. В ней. Я помрачнел:

— Это значит, Тинстар знал, что Финн…

— Я не сомневаюсь в этом, — отчетливо сказал Дункан. — Айлини расставляют ловушку, чтобы убивать. Тинстар не собирался оставлять Финна в живых. Но что-то — кто-то — предотвратил его смерть, разорвав связь.

— Это был я, — я вспомнил, как Электра вцепилась в руку Финна, расцарапав ее до крови. Как он не мог вырваться.

И внезапно я вспомнил, как он убил хомэйна, посланного убить его — там, в Эллас, больше года назад. Как он говорил, что коснулся Тинстара, что Тинстар послал этого человека…

Я поднялся. В горле у меня стоял комок. Прежде, чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, я запахнулся в свой мокрый плащ и вышел из шатра к своему коню.

Аликс выбежала под дождь, схватив меня за руку:

— Кэриллон… подожди! Что ты хочешь сделать?

— Ты не понимаешь? — я был поражен: насколько же слепа она была в этот миг!.. — Финн думал, что убьет Тинстара через Электру. Тинстар думал, что убил его… — я вскочил в седло. — Победить страх можно только встретившись лицом к лицу с тем, чего боишься.

— Кэриллон! — крикнула она, но я уже скакал прочь.

Первым, что я услышал, ворвавшись в Хомейну-Мухаар, был вой. Волчий вой.

Боги, неужели Финн принял облик волка..?

Я не различал бледных лиц, но слышал испуганные голоса: «Мой господин!» «Господин мой Кэриллон!» — «Мухаар!.. « Я пролетел мимо, расталкивая людей, не отвечая никому, ощущая бешеное биение своего сердца.

Вой. Боги, это был Сторр. Не Финн. Но визжала — Электра.

Словно огромная тяжесть навалилась на мои плечи, когда я бежал по ступеням красного камня. Я рванул брошь с левого плеча, слыша треск рвущейся ткани, тяжелый плащ упал где-то позади с мягким шерстяным шорохом, звякнуло о камень золото.

— Мой господин!

Я бежал вперед.

Растолкав женщин, я ворвался в комнату. Сперва увидел Электру — мертвенно-бледную, распялившую рот в диком крике, хотя Лахлэн и пытался успокоить ее. Не нужно, говорил он, не нужно кричать. Ты в безопасности, говорил он, ничего не случилось. Волк не приблизится к тебе.

С Электрой все было в порядке, я сразу увидел это. Она стояла в углу, Лахлэн удерживал ее там, его пальцы крепко сжимали ее запястья. Он удерживал ее…

…не давая ей броситься на Финна. На Финна, которого зажали в углу Роуэн и еще один стражник, оба — с мечами в руках. Они сдерживали его сталью, сияющей блеском смерти, и волк в человечьем обличье вынужден был подчиниться.

Он был в крови. От чего-то края его шрама разошлись, и все лицо его было залито кровью. Кровь пятнала его одежду, на ноге крови было еще больше — на бедре правой ноги, пробитом в том бою атвийским копьем. Кожа его штанов была рассечена, а на мече Роуэна я увидел кровь.

Он вжался в стену, голова его была запрокинута, открытое горло беззащитно.

Кровь стекала по его лицу — алая на бронзовом. Я ощутил острый запах страха.

Боги…

Я снова взглянул на Электру, краем уха слыша испуганные голоса женщин. Я не понимал из него ничего кроме того, что говорили они по-солиндски. Но вопли Электры я понял.

Я подошел к ней и положил руку на плечо Лахлэна. Он увидел меня, но ее не отпустил. Я видел, почему: на ее ногтях алела кровь, и, судя по всему, дай ей волю, она разодрала бы лицо Финна до кости.

— Электра, — сказал я. Визг прекратился.

— Кэриллон…

— Я знаю.

Я все еще слышал волчий вой. Сторр был заперт где-то во дворце. Заперт своим лиир.

Я снова обернулся и посмотрел на Финна. Его расширенные глаза горели бешенством, дыхание клокотало в горле. Я увидел, что он дрожит — дрожь пробирала его до костей.

— Вон! — заорал я на женщин. — Мы здесь обойдемся без вашей солиндской болтовни!

Они начали возражать, Электра — тоже. Но я не стал их слушать. Я ждал, и, увидев, что я не передумаю, подхватив юбки, она покинули комнату. Я захлопнул за ними тяжелую дверь и подошел к Финну.

Второй охранник — я узнал в нем Перрина — отступил, давая мне дорогу.

Роуэн все еще колебался, приставив острие меча к груди Финна, я грубо оттолкнул его, шагнул к Финну и, схватив его за отвороты куртки, оторвал от стены — у него подломились ноги.