Приди, о госпожа моя, и слушай душу мою Я струны сплету из нитей души, чтобы песнею стал ее стон.

Но не тронут тебя мольбы, Если сердце сковано льдом.

И уста твои вовек не шепнут — «люблю».

Я остановился. Волшебство музыки обняло меня и я тут же понял — это Лахлэн. Лахлэн и его Леди. Лахлэн, все песни которого были сложены для Торри.

Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь:

Я сложу тебе песню прекрасней той, что звезды в небе поют.

Я молю — останься со мной, Я буду любить и ждать, Я отдам тебе сердце мое И арфу мою…

Я пошел на звук песни и обнаружил в маленькой комнатке Лахлэна. На полу были разбросаны подушки, но Лахлэн устроился на трехногом табурете, обитом бархатом, руки его касались Леди с такой нежностью, словно она была женщиной м его возлюбленной. Я остановился в дверях, завороженный мерцанием золотых струн и чудесного камня.

Он склонился к арфе, музыка полностью поглотила его, лицо его было спокойным и мирным, глаза закрыты, черты лица тонки и аристократичны.

Менестрель-арфист несет на себе печать богов и никогда не забывает об этом.

Потому все они так уверены в себе и горды.

Музыка затихла, наступила тишина, потом он поднял голову и посмотрел на меня, тут же поднявшись со своего табурета:

— Кэриллон! Я полагал, вы уже спите.

— Нет.

Он нахмурился:

— Ваша одежда вымокла и вся в пепле. Не думаете ли вы, что вам было бы лучше…

— Он ушел, — прервал я его плавную речь, — Турмилайн тоже.

Лахлэн уставился на меня непонимающим взглядом:

— Торри! Торри..?

— Вместе с Финном, — я хотел сказать это побыстрее, чтобы покончить с мучительной сценой.

— Лодхи! — лицо Лахлэна приобрело цвет слоновой кости, — О Лодхи… нет…

— он сделал три шага, все еще сжимая в руках свою Леди, потом вдруг остановился. — Кэриллон… скажи, что ты ошибся…

— Это было бы ложью.

В его глазах была боль, лицо застыло. Он был как ребенок во власти кошмара, пытающийся осмыслить происходящее.

— Но… ты же сказал, что она предназначена принцу!

— Принцу, — согласился я, — но не менестрелю. Лахлэн…

— Неужели я ждал слишком долго? — непослушными руками он прижимал к груди арфу, — Лодхи, неужели я ждал слишком долго?!

— Лахлэн, я знаю, что ты любил ее. Я видел это с самого начала. Но нет смысла цепляться за надежду на то, что не могло бы произойти.

— Верни ее, — в нем внезапно появилась решимость. — Забери ее у него. Не позволяй ей уйти…

— Нет, — твердо сказал я. — Я отпустил ее потому, что уже не мог ее остановить. Я слишком хорошо знаю Финна. А он достаточно ясно заявил, что никому и ничему не позволит больше встать между ним и женщиной, которую он желает.

Лахлэн поднял руку, потер лоб, словно серебряный обруч давил ему голову.

Потом внезапно и резко сорвал его с головы и сжал в кулаке — вторая рука по-прежнему придерживала арфу.

— Арфист! — с болью выкрикнул он. — Лодхи, каким же я был глупцом!

— Лахлэн…

Он тряхнул головой:

— Кэриллон, неужели ты не можешь вернуть ее? Я обещаю, ты будешь доволен.

Я расскажу ей кое-что…

— Нет, — на этот раз я говорил мягко. — Лахлэн — у нее будет ребенок от Финна.

Он побелел совершенно и почти упал на табурет, мгновение смотрел в пол, потом негнущимися руками положил на пол обруч и арфу, словно отрекаясь от них.

— Я хотел увезти ее домой. Больше он не сказал ничего.

— Нет, — повторил я, — Лахлэн… мне очень жаль.

Он молча вытянул из-под камзола тонкий кожаный шнурок, снял его через голову и протянул мне побрякушку…

Да нет, не побрякушку. Это было кольцо, сквозь которое и был продет кожаный шнурок. Я повернул его и в свете свечей увидел герб — арфа и корона Эллас.

— Таких колец всего семь, — тон его был почти деловым. — Пять у моих братьев, еще одно — на руке моего отца, — он, наконец, поднял на меня взгляд.

— О да, я хорошо знаю обычаи Царствующих Домов — я сам принадлежу к одному из них.

— Лахлэн, — повторил я. — Или..?

— О, да. Куинн Лахлэн Ллеуэллин. Мой отец умеет выбирать имена, — он немного нахмурился, на лице его читалось отчуждение. — Но у него одиннадцать детей, так что все к лучшему.

— Наследный принц Эллас Куинн, — кольцо выпало из моей руки и закачалось на шнурке. — Во имя всех хомейнских богов, почему ты не сказал об этом?…

Он дернул плечом:

— Это был договор между мной и моим отцом. Видишь ли, я не такой наследник, который нужен Родри. Мне больше нравилось играть на арфе, чем управлять страной, и лечить — больше, чем ухаживать за женщинами, — он улыбнулся одними губами.

— Я не был готов к трону. Я не хотел иметь жены, которая привязывала бы меня к замку. Мне хотелось покинуть Регхед и увидеть всю страну — увидеть самому, без сопровождающих. Быть наследником так… обременительно, — на этот раз улыбка была более похожа на улыбку Лахлэна, которого я знал, — думаю, тебе это немного известно.

— Но… почему ты не сказал Торри? И мне! — я подумал, что это было непростительной глупостью с его стороны. — Если бы ты сказал, ничего этого не случилось бы!..

— Я не мог. Это был наш с отцом договор, — Лахлэн потер бровь и взглянул на арфу. Он сидел на табурете, ссутулившись, и его крашеные волосы тускло поблескивали в свете свечей.

Крашеные темные волосы. Не седые, как он говорил мне — совсем другого цвета.

Я сел, прижался спиной к холодному камню стены. Я думал о Торри и Финне, едущих сейчас сквозь дождь, и о сидевшем передо мной Лахлэне.

— Почему? — наконец задал я мучивший меня вопрос.

Он вздохнул и потер глаза:

— Поначалу это было просто игрой. Есть ли способ лучше узнать свою страну, чем пройдя ее вдоль и поперек неузнанным? Мой отец согласился на это, сказав, что, коль скоро я решил поиграть в эти игры, мне придется играть в них до конца. Он запретил мне открывать мое имя и титул — кроме как под страхом смерти.

— Но не сказать об этом мне… — я покачал головой.

— Это было ради тебя самого, — я нахмурился, и он кивнул в ответ. — Когда я впервые встретил вас и понял, кто ты такой, я немедленно написал отцу. Я рассказал ему о том, что ты собираешься сделать и о том, что я не верю в осуществление твоих планов. Отобрать Хомейну у Беллэма? Невозможно. У тебя не было армии, не было никого, кроме Финна… и меня, — он улыбнулся. — Я пошел с тобой потому, что захотел увидеть, что из этого выйдет. А еще потому, что мой отец, узнавший о твоих планах, желал тебе победы.

Я почувствовал, как во мне закипает гнев:

— Он не послал мне помощи…

— Хомейнскому принцу-самозванцу? — Лахлэн сделал отрицательный жест. — Ты забываешь — Беллэм хотел породниться с Эллас, он предложил Электру наследнику престола Родри. Не в интересах Эллас было поддерживать Кэриллона на его пути к трону, — его тон несколько смягчился. — Хотя я готов был помочь тебе всем, чем мог, мне приходилось думать об интересах нашего королевства. У нас тоже есть враги. Это должно было остаться твоей битвой.

— Но все же ты пошел со мной. Ты рисковал собой.

— Я ничем не рисковал. Если помнишь, я не вступал в бой, играя роль менестреля. Это было нелегко… Меня учили владеть оружием с детства. Но отец запретил мне сражаться — и, думаю, это было разумно. Еще он сказал, что я должен смотреть — и учиться всему, чему могу. Если ты победишь в войне и удержишь власть в течение двенадцати месяцев, Родри предложит тебе союз.

— Прошло больше времени, — заметил я.

— И разве ты не послал гонцов в соседние королевства, предлагая руку твоей сестры? — краска залила его лицо. — Я не могу предлагать того, что мне не принадлежит. Мой отец — Верховный Король. Твое предложение должен был принять он, а мне оставалось ждать его решения, — он на мгновение прикрыл глаза. Лодхи, но я думал, что она подождет…

— Я тоже так думал. Ох. Лахлэн, если бы я знал…

— Я понимаю. Но не я должен был сказать это, — его лицо было почти отталкивающим. — Такова доля принцев.