Изменить стиль страницы

– Так, так, – окинул хозяйским взглядом вельможа свою живую собственность, скидывая последние одежды.

Мидий, неотступно следовавший теперь за господином, чтобы моментально исполнить новое его пожелание, поспешно подхватил падающие одежды, не дав им коснуться мозаичного пола. Пртакл подошел к небольшому бассейну, который именовался ванной, и придирчиво потрогал воду пальцем ноги, однако, не найдя к чему придраться, вошел по ступенькам в воду и с блаженством уселся на удобный выступ, кладя голову на подготовленную для него подушку.

– Чего изволит мой господин? – немного повременив, спросил раб.

– Омовения и массажа, – устало промямлил Партакл, скучающим взглядом продолжая рассматривать полунагих рабынь.

Калиархара пришла к мужу, но не пожелала присоединиться, устроившись на одном из трех одинаковых удобных лежаков с грацией и движениями дикой кошки.

Рабыни тем временем принялись обтирать господина губками, две из них спустились в воду – одна осталась наверху. Партакл все с таким же скучающим лицом, развалившись в воде, протянул руку и ухватил одну из рабынь за грудь – та не шелохнулась; Калиархара недобро улыбнулась, но тоже не придала особого внимания его действиям.

Девушки продолжали омывать господина, натирая благовониями и расслабляющими маслами, а он тискать попавшуюся жертву. Калиархара поудобней устроилась на своем месте уже понимая чем закончится все это купание и с некоторым нетерпением посматривая на мужа. Партакл уже закончил лапать рабыню, притянул к себе, задрал подол и при всех стал с ней совокупляться. Две другие рабыни тут же отстранились, и сделали вид, что собирают разлетевшиеся лепестки, Мидий с важным видом складывал одежду хозяина, а Калиархара, прищурив глаза с недобрым огоньком на дне, жадно смотрела за мужем и рабыней. Выбранная же вельможей девушка по-прежнему не проявляла никаких эмоций, лишь стала учащенно дышать.

– Ай, пошла вон! – раздраженно отбросил ее прочь Партакл с видом, словно девушка сама только что пристала к нему с домогательствами, а он, поддавшись, не испытал ничего, кроме отвращения. Он вышел из воды, но плоть его еще не успокоилась.

«Использованная» рабыня поспешила удалиться, но не успела – Калиархара неожиданно схватила с небольшого столика красивую тяжелую вазу и с неженской силой и меткостью метнула ее в случайную любовницу своего мужа. Ваза угодила прямо в висок несчастной и тут же убила ее. Мертвая рабыня без звука упала на мозаичный пол, по которому разлетелись и осколки разбитой дорогой вазы. Партакл изумленно вскинул брови, а потом засмеялся:

– Калиархара, любовь моя, ты что, ревнуешь меня к рабыням?! С каких это пор?

– Она мне не нравилась! – с невозмутимым видом ответила та, будто ее поступок никак не связан с действиями мужа.

– Я прошу тебя! – продолжал смеяться Партакл, примирительно разводя руки, – Наверное, Мидий доставил бы мне больше удовольствий! – подошел к жене вельможа.

Потом его мысли последовали за его языком, он перевел взгляд на вздрогнувшего раба и засмеялся еще громче, Калиархара улыбнулась тоже:

– Так проверь! – наконец, прыснула она шутке мужа.

– Быть тому! – радуясь быстрому примирению с женой, кивнул Партакл, – Мидий брось мои тряпки, я все равно их больше не надену – надоели, – махнул он рукой напрягшемуся рабу.

– Мой господин, – склонился тот, аккуратно и потерянно кладя на пол одежду повелителя и делая шаг к нему, зажимаясь еще больше.

– Не бойся, – смеялся Партакл.

– Дай ему хоть взять масла, – смеялась уже в открытую развеселенная красотка.

– Да Мидий, можешь взять моего масла, – благосклонно кивнул вельможа, – Да шевелись же уже – он не может стоять вечно!

Под истерический хохот хозяйки и покровительственный взгляд хозяина вмиг побелевший несчастный раб снял с себя одежды и поплелся к вазе с маслом для массажа.

– Ты мне надоел, Мидий! – раздражаясь медлительности раба, подошел к нему господин и, схватив за шею, пригнул голову к лежаку, заставляя согнуться.

– Нет, господин, прошу, не надо! – в полном отчаянье воскликнул несчастный, по воле судьбы еще не разу не подвергавшийся подобным домаганиям, пытаясь вырваться.

– А ну заткнись, – прикрикнул на него господин, еще сильнее сдавливая шею и шлепая по заду зачерпнутым в ладонь маслом – он не терпел препирательств и промедлений.

Крики и плач раба только еще больше веселили хозяев.

Нартанг проснулся быстро и неожиданно, как от толчка. Он бросил взгляд на занавеску – на короткий миг он увидел в небольшой щелочке какое-то светящееся существо с огромными нечеловечески-красивыми глазами, оно было всего миг а потом исчезло. Тяжелая ткань без каких-то последующих колебаний заняла свое прежнее место. Рука воина, метнувшаяся к пустому месту, на котором он обычно оставлял свое оружие, все еще бесплодно пыталась что-то обнаружить. Он вскочил с лежака и немного помедлил, соображая было ли это видением или же настоящим. Выглянув за полог и не обнаружив там никого, Нартанг понял, что это Судьба посылает ему какой-то знак. Такого с ним еще не случалось и он не знал как истолковать случившееся событие. В бараке по-прежнему было пусто; воин спал не долго – рабы еще не вернулись с работ. Проснувшись, он тут же ощутил нестерпимую жажду и голод, вспомнил, что не пил и не ел уже сутки. Выйдя из барака, он услышал чьи-то приглушенные рыдания и, поддавшись простому любопытству, вышел наружу. Сразу за бараком, в небольших красных кустиках на земле лежал коротко стриженый молодой парень в красивой тоге и хороших сандалиях. Он рыдал так горько и надрывно, словно его предал самый близкий ему человек или умерла мать…

– Вот это я понимаю! Вот это страсть! Вот это темперамент! – агрессивно насилуя раба, под смех жены, тяжело дыша, говорил Партакл. Неизвестно почему, но теперь мужчины стали прельщать его заметно больше женщин. Может потому, что, творя над ними бесчинство, он так утверждался, как сильнейший… Он получал больше удовольствий от мужских стонов и криков боли, чем от женских вздохов наслаждения,

– Все дорогой, иди! – наконец закончив свое дело, отошел он от распростертой на ложе жертвы, утирая пот.

Пролежав еще несколько мгновений в неудобной и унизительной позе, раб сорвался и убежал прочь, рыдая в голос.

– Бедный Мидий! – состроив жалостливую гримасу, наигранно покачала головой Калиархара, – Он так тебя любил, Партакл!

– А я только что полюбил его! – гоготнул притомившийся вельможа, раскидываясь на лежаке, – Эй, чего встали? Я что, так и должен в этом во всем сидеть?! – возмутился он, указывая на запачканные в масле и жидкости тела ноги и глядя на двух остолбеневших рабынь – девушки пребывали в шоке от мгновенной и беспричинной смерти своей несчастной подруги и только что случившегося здесь «веселья» их господина.

Старшая из двоих быстрее взяла себя в руки и, зачерпнув немного воды в глиняную плошку, подошла к господину.

– Чего воешь? – Нартанг немного постоял, созерцая рыдающего, а потом, поддавшись нахлынувшему чувству одиночества, решил поговорить с ним.

Этот рык, казалось, исходивший из каких-то глубин земли, напугал Мидия и заставил замолчать, забыв на миг о своем горе. Он повернулся на звук и испугался еще больше – казалось, сами черные боги послали к нему своего посланца забрать обесчещенного мужчину в проклятый чертог.

Оценив полубезумный взгляд заплаканных глаз, воин понял, что ничего путного из этого знакомства не получится – перед ним был полностью униженный, запуганный и покорный раб. Ни искры ненависти к тому, кто несправедливо обошелся с ним, не было и в помине. Все же, испытывая потребность хоть в каком-то общении, Нартанг чуть отклонил голову, смотря как бы в бок, хорошо помня впечатление от своего облика:

– Не бойся – не трону. Тебя наказали?

– Нет, – выдохнул Мидий и подтянул к себе колени, обхватывая их руками, словно желая занять как можно меньше места в этом мире. Поза его была неестественной, так как сидеть ровно он не мог из-за боли и скрючился, ложась полубоком на траву.