Джезич поколебался на грани протеста, но сдержался. Сдержался потому, что понимал логику занятой мантикорцами позиции. И потому, что для его звёздной нации было жизненно важно сохранить не просто сотрудничество с мантикорцами, но и их готовность к активной помощи. А ещё потому, что сам он был офицером спецназа полиции… потому, что слишком часто в своей работе ему приходилось попадать в ситуации, когда параметры и возможности были практически такими же, как те, лицом к лицу с которыми оказался здесь Качмарчик.

— Ладно, капитан Качмарчик, — сказал он наконец. — Я понимаю вашу позицию, и отношусь к ней с уважением. Полагаю, всем нам остаётся только надеяться на лучшее, верно?

Глава 45

— Боже мой, Айварс. — лицо оторвавшегося от чтения доклада Бернардуса Ван Дорта было бледным. — Тысяча тонн современного оружия?

— По оценке Качмарчика. — Терехов сидел за столом в собственном салоне и его лицо было столь же мрачно, как его голос. — Он может ошибаться в ту или другую сторону, но не думаю, что намного.

— Но, Боже милостивый, где они его раздобыли?

— Мы не знаем. И, возможно, не сможем узнать. У нас всего лишь пятеро пленных и трое из них в тяжелейшем состоянии. Доктор Орбан делает что может, однако он практически уверен, что по меньшей мере один из них не выживет.

— А каковы ваши потери? — поинтересовался Ван Дорт уже более сочувственным голосом.

— Двое погибших, один раненый, — отрубил Терехов. — Или некоторые из этих типов были самоубийцами, или они, чёрт подери, не представляли себе, что делают! Стрелять плазменными гранатами в подземном туннеле? — Он зло помотал головой. — Да, они убили этими гранатами двух моих морских пехотинцев, однако ими же отправили на тот свет как минимум пятнадцать человек своих — а может и больше!

Ван Дорт покачал головой, однако в этом движении читалось не недоверие, а сожаление о том, что он не может не поверить сказанному.

— Что нам известно об их потерях? — поинтересовался он затем.

— Пока что Тадислав подтвердил как минимум семьдесят убитых. И их число вполне может оказаться больше. На данный момент только его морпехи имеют снаряжение для проведения там поисковых операций. Проникнуть через огонь и жар без боевой брони или хотя бы скафандра невозможно.

Ван Дорт зажмурил глаза, пытаясь — и зная, что ему это не удасться — вообразить, что могло твориться в узких подземных туннелях, когда современное оружие превратило их в пылающий ад.

— Никак не пойму, что я чувствую, — сознался он, открывая глаза несколькими секундами спустя. — Это была бойня, — произнёс он и поднял руку ещё до того, как Терехов успел начать возражать против выбранного им слова. — Айварс, я сказал бойня, не зверство. Мы, по крайней мере, в отличие от них пытались дать им возможность сдаться. И если мы убили семьдесят или восемьдесят террористов, то это капля в море на фоне тысяч мирных жителей — в том числе и детей — перебитых ими и их… коллегами. Однако, это всё же… сколько? где-то девяносто с лишним процентов всех кто был на базе на момент нашего появления? — Он снова покачал головой. — Даже зная, кто они и что натворили, подобный уровень потерь…

Его голос затих, и он снова покачал головой, но Терехов только хрипло и резко рассмеялся.

— Бернардус, если вы хотите кого-то пожалеть, я могу подыскать вам несколько намного более достойных кандидатов!

— Айварс, это не жалость, а…

— Бернардус, я офицер Флота, — перебил его Терехов. — Да, я, конечно же, провёл двадцать восемь лет канцелярской крысой Министерства иностранных дел, однако я прослужил на Флоте одиннадцать стандартных лет до того и пятнадцать после возвращения. Я провел слишком много лет, разгребая последствия делишек подобных типов, и это оказывает влияние на точку зрения. Мы зовём их "пиратами", иногда "работорговцами", но если присмотреться к ним повнимательнее, то разницы с Нордбрандт и её живодёрами нет. Единственное отличие между ними, это оправдания, которые они выдумывают для своих кровавых дел, и лично я не собираюсь проливать по этим конкретным мясникам ни единой слезинки!

Ван Дорт вглядывался в суровое лицо своего друга. Наверное, Терехов был более беспощадным человеком, чем он сам — закалённым своей профессией и опытом. Всё равно, пусть даже и так, Ван Дорт знал, что его друг прав. Действия АСК поставили её членов вне закона. Какие бы извращённые оправдания для своих действий они ни придумывали, они использовали людей — мужчин, женщин и детей — как орудия. Как пешки, которыми легко пожертвовать. Как расходный материал хладнокровного, хорошо просчитанного замысла по деморализации и устрашению противника.

И всё же… всё же…

Что-то в душе Бернардуса Ван Дорта не могло не ужасаться. Не могло согласиться с тем, что люди, кто бы они ни были и какие бы преступления ни совершили, могли быть сожжены в подобном аду без того, чтобы какой-то уголок его души не задыхался от криков протеста. И даже если бы он был способен преодолеть своё глубочайшее душевное отвращение, он не хотел этого. Потому что в тот день, когда он сможет сделать такое, он станет совершенно другим человеком.

— Ладно, как бы то ни было, — обстоятельно произнёс он, — для АСК это должно быть сокрушительным ударом. Это втрое больше всех потерь, понесённых ими до настоящего момента, и нанесены они меньше чем за два часа. Подобные потери должны заставить заколебаться даже фанатиков вроде Нордбрандт.

— А потеря тысячи тонн современного оружия должна подорвать их ударную мощь, — заметил Терехов. Однако в его голосе были какие-то странные нотки, и Ван Дорт быстро поднял на него глаза.

Взгляд мантикорца, направленный на висящий на переборке портрет его жены, были отстранен, почти рассеян. Терехов смотрел так почти целую минуту, потирая друг о друга большой, указательный и средний пальцы правой руки медленными округлыми движениями.

— Что такое, Айварс? — наконец задал вопрос Ван Дорт.

— Хм? — Терхов очнулся, его взгляд переместился на лицо Ван Дорта. — Что?

— Я только спросил, над чем вы задумались.

— А, — мантикорец дёрнул правой рукой, словно отбрасывая нечто. — Я думал об их оружии.

— И что с ним?

— Тадсилав уже направил оружейников первого взвода обследовать трофеи. Пока что всё осмотренное оружие было производства Лиги. Некотором образцам стрелкового оружия как минимум двадцать стандартных лет, однако всё оно в прекрасном состоянии. Заменённые части, некоторые из которых намного новее, чем само оружие, на которое они установлены, говорят о том, что оно было капитально отремонтировано до того, как попало в руки Нордбрандт. Однако осмотренное ими тяжелое оружие выглядит более новым, а ещё они нашли современное коммуникационное и разведывательное оборудование, приборы ночного видения, персональную броню, армейскую взрывчатку и детонаторы… — Капитан покачал головой. — Бернардус, в их норе было закопано всё необходимое для экипировки батальона лёгкой пехоты — современной лёгкой пехоты — вместе с подразделениями огневой поддержки.

— Я понимаю, — ответил Ван Дорт.

— Не понимаете. Они закопали всё это в норе. Почему? Если у них было такое оружие, то почему они его не использовали? Они могли пройти через всё, что им могла противопоставить полиция Корнати, как нож через масло. Чёрт, да они могли пройти как нож сквозь масло через всё, что могли выставить Силы Обороны Системы, если только те не применили бы ковровые бомбардировки! Нордбрандт могла в первый же день своего мятежа ворваться в Неманью и захватить в заложники весь парламент, а не взрывать его гражданской взрывчаткой. Итак, почему же она так не сделала?

Ван Дорт моргнул и нахмурился.

— Не знаю, — медленно протянул он. — Если только тогда у них не было этого оружия. — Ван Дорт глубоко вздохнул, всё ещё пребывая в задумчивости. — Вы же сами сказали. Что они или самоубийцы или не представляли, что делают. Может быть, они получили это оружие только недавно.