Тим, стараясь не очень высовываться из области полутени на яркие блики, поднёс поближе к тонким губам микрофон и начал вещать, слегка заикаясь: «Войтеромат — это очень просто! Вы видите на панели прибора ряд разноцветных кнопочек. Каждая из них обозначает один из заявленных на Турнир коллективов или ансамблей, обозначенных своим цветом. Каждому желательно до начала Турнира выяснить, какого цвета кнопочка обозначает предпочитаемый вами ансамбль. Для тех, кто не знает, или забыл, эта информация даётся в программе Турнира. Надеюсь, вы все приобрели программки. Посредством нажатия на выбранную цветную кнопочку ваш индивидуальный выбор передаётся на Центропульт, где происходит обработка данных. При нажатии кнопочки вы слышите лёгкий щелчок, кнопочка ярко освещается изнутри мигающим светом. Три мигающих вспышки кнопочки означают: сигнал поступил в систему. После того, как система получит сигналы от всех зарегистрированных ячеек в строгом соответствии с числом членов ячейки, — согласно приобретённым билетам! — будут произведены сложные математические операции подсчёта. Поступившая информация будет проанализирована по закону окривевшего кольца. Очень прошу вас не жать на кнопочку с чрезмерной силой: наш деликатный войтеромат тщательно отработан, многократно проверен и сбоев давать не должен! — эти слова Тима были усилены фанфарматором. — Хочу особо отметить: каждый нажимает на свою кнопочку только один раз! — и снова регулятор на пульте выведен на максимум. — Поняли? — только один раз!!! На само голосование, которое начнётся строго по сигналу, вам даётся полчаса. Поняли? — полчаса! Кто опоздал, тот вне игры. Система автоматически настроена на этот временной интервал!» Тим важно поднял палец, взором описав плавную кривую, как бы оказывая внимание каждому по отдельности и всем вместе.
«И ещё один важный момент: в лаборатории статистической фанфармации с достаточно большой точностью спрогнозировали предпочтения на основе анализа опросов, проведённых агентством «OFEL–INFO». В результате был построен статистический колокол предпочтений. Поэтому при обработке полученных данных неспецифическое выпадение малого, как правило, числа сигналов из упомянутого колокола предпочтений, не будет учитываться в итоговом суммировании…» — Тим тяжело наклонил голову, затем оглянулся на босса. Тот взял у него из рук микрофон, и Тим скрылся.
Над «Цедефошрией» снова поплыл звучный голос Минея Мезимотеса: «Для предотвращения потери своего голоса по причине выпадения из статистического колокола фанфарологических предпочтений советую занять места согласно купленных билетов, в своём секторе, — многозначительно и веско подчеркнул он. — Хочу ещё раз напомнить: никакие претензии на работу кнопок, — якобы, кнопка, западает, не нажимается, не фиксируется, не мигает нужным образом и своим цветом… и так далее, — приниматься не будут. Это может означать, что вы испортили ваш индивидуальный войтеромат. Вам останется всего лишь довольствоваться нажатием какой-нибудь другой кнопки, если вы не хотите, чтобы ваш голос пропал. Хочу напомнить: каждый общественно-сознательный гражданин знает, что такое — порча общественного имущества, тем более такого сложного и уникального, как войтеромат.
Надеюсь, с этим вопросом всё ясно?..» Свою речь Мезимотес завершил ласковой просьбой: «Мы знаем, что иные слишком темпераментные слушатели привыкли подпевать своим кумирам и даже сопровождать это различными телодвижениями. Поэтому я прошу воздержаться от такого несовременного выражения симпатий. Для этого у вас войтеромат! Не надо создавать помехи чистоте исполнительского мастерства — это сегодня в приличном обществе считается дурным тоном!» Тим не успел закончить свои разъяснения, а Рувик уже обернулся к старшему брату и сказал ему так, что это услышали все сидящие вокруг: «Ну, вот, Ноам, как я и говорил — комбиномат с фанфарическим колоколом! Не могу себе представить, чтобы твой оптимизм от этого не увял!» Шмулик ухмыльнулся и прошептал: «У них ко… ладно, папе не нравится, пусть будет… как-его-там, а у нас — «Типуль нимрац»!
Ничего особенного: — ансамбль: две… э-э-э… скажем так — свирели в сопровождении гитар и немножко флейты!» — с улыбкой пояснил он Неэманам-старшим.
Рувик слабо улыбнулся, встряхнул головой: «Братишка, ты прав! Не дадим этим… э-э-э… фанфаразматикам… — он с опаской оглянулся на отца, — выбить нас из колеи!» Ирми притянул к себе близнецов: «Дайте-ка ваши ницафоны… Мы с Максом и Гиди их проверим. На вашу четвёрку нужно как минимум два. Когда пойдёте туда, поплотнее скучкуйтесь. Макс вас проводит, усилит маячок на Гилада и Ронена. Да вы почувствуете!..» На их счастье, кешев, внимательно следящий за фиолетовым сектором, эту сценку не заметил. Или решил, что издевательское название, которое дали войтеромату фанатичные и нахальные подростки в фиолетовых кипах и с вызывающими пружинками темно-рыжих пейсов, совершенно ни к чему тиражировать на всю «Цедефошрию» — ещё превратится у несознательной молодёжи в хит!..
Внезапно погасли все огни, «Цедефошрия» погрузилась во мрак. Те, кого впервые занесло в это элитарное место, не поняли, что происходит, и испугались.
Раздались отчаянные женские вскрики. Но в ту же секунду всё пространство, заполненное начавшей возбуждаться публикой, затопили потоки слепящее яркого света.
Ирми, скрывая за торжественным тоном едкую иронию, громко произнёс, наклонившись к Максиму: «Вот и свет голосует — значит, влияет!..» Тут же его слова, произнесённые с лёгким характерным акцентом, раскатились по «Цедефошрии», отдаваясь гулким эхом по всем углам. Родители Ирми незаметно дёрнули его за рукав, он вздрогнул и оглянулся. Отец прижал палец к губам, а Хели неслышно прошептала: «Посмотрим, что дальше будет…» — настраивая ницафон на продолжительную видеозапись.
На ярко освещённой сцене появились длинные и худые Ад-Малек и Куку Бакбукини. На обоих одинаковые одеяния строгого покроя, без малейшего намёка на экзотическую таинственность — длинные пиджаки ритмически переливающейся гаммы всех болотных тонов, временами естественно переходящих в глубокий угольно-чёрный цвет. Куда только подевались бездонные плащи, в которые они кутались, сидя в ложе Жюри!..
На лицах — одинаковые большие круглые очки в толстой оправе, за которыми скрыты глаза: падающие на них по касательной (чтобы не ослепить) каскады яркого света отражали только блики, что усиливало впечатление торжественно сияющей улыбки.
Позади нервной рябью колыхались и вибрировали каскады драпировок всех оттенков и интенсивности цвета таинственной трясины — от безжизненно-бледного до ядовито-густого.
Безудержная игра света и цвета, блики и искры отвлекали внимание зрителей от происходящего на сцене, где почти невидимые за каскадом нервно-мигающих бликов рабочие сцены устанавливали меж драпировок неописуемо сложные сооружения, источник вдохновения виртуозов.
Наступил торжественный момент: звёздные виртуозы сели между вибрирующими драпировками за свои почти невидимые инструменты. Погас и тут же вспыхнул свет, и бешено заплясали слепящие огни. На сцену со всех сторон вползли клубы разноцветного дыма маняще-ядовитых оттенков, которые постепенно скрыли от глаз зрителей обоих виртуозов. Вкрадчивое нечто медленно обволакивало слушателя снаружи, как паутиной, и незаметно заползало вовнутрь. К концу первой композиции добрая половина зрителей ощутила духоту, чуть не нехватку воздуха. Время от времени во вкрадчивые тихие винтовые пассажи вторгался громыхающий раскатистый звук ботлофона, словно на шумной улице опрокинулся огромный грузовик с прицепом, с верхом груженный пустой стеклянной тарой. И снова — шепотки вкрадчиво ввинчивающихся в мозг звуков, то взбирающихся высоко-высоко вверх, то ниспадающих клокочущим водопадом до самого глубокого дна пропасти. Силонокулл царил безраздельно, и уже казалось — так было, есть и будет всегда. Виртуозы увлечённо соревновались, кто из них обрушит на публику самый мощный поток искусно диссонирующих пассажей. Можно ли было себе представить, что тихие звуки последней модели силонофона способны оглушать похлеще громыхающих во всю мощь пассажей ботлофона?!