На данном этапе у нас накопилось достаточно результатов серьёзных и глубоких исследований, проведённых научно-исследовательской группой мистера Клима Мазикина».
Миней важно откашлялся, сбил ещё одну воображаемую пылинку с рукава и продолжал, поводя рукой в сторону, где возвышался маститый силоновед: «Вы, конечно, знакомы с мистером Климом Мазикиным, известным учёным, серьёзным и эрудированным музыковедом! (на экранах — крупным планом гора сытой плоти, увенчанная широким, щекастым улыбчивым ликом) Сначала мы думали существенно ограничить уровень громкости звучания шофара. Но потом пришли к выводу, что надёжней этот опасный звуковой наркотик полностью исключить и запретить».
Окончание речи Мезимотеса вызвало бешеный всплеск восторга далетариев. Из элитарных секторов поднялась волна восторженного воя и крика, искусно усиленная фанфарматором Центропульта и подкреплённая торжествующей синкопической пляской разноцветных слепящих огней многочисленных прожекторов. Мезимотес стоял на сцене, торжествующе и ласково улыбался, поворачиваясь в сторону восторженно вопящих и стихийно рэппующих далетариев, а затем кидая быстрые, зловеще-пронзительные взгляды в сторону Юд-Гимеля, переливающегося всеми оттенками фиолетового.
Бессильно-возмущённая реакция фиолетовых вызвала торжествующе-мстительное удовлетворение не столько у Мезимотеса, сколько у Тима с Офелией. Ехидно ухмыляясь, Офелия настроила цакцакон на волну кешева, следящего за фиолетовым сектором. Это дало ей возможность увидеть воочию первую волну возмущения подростков и молодых людей постарше и по свежим следам фиксировать почти каждое слово, сказанное по этому поводу. Подростки и молодые люди со всех концов фиолетового сектора гневно кричали: «Что за кишкуш!!! Они что, нас за дураков держат? — Не шофар, а силонофон — источник звуковой агрессии, он влезает в подсознание! — Это силонокулл вызывает всякие жуткие явления!.. — Покажите нам этих учёных музыковедов и зоологов! — Покажите нам вашего КЛИМА!» Ирми яростно прищурился в сторону экрана, где крупным планом сиял ухмыляющийся лик Мезимотеса: «Собственно, чего-то подобного мы опасались: не зря он в своей речи упомянул шофар. Заранее запрещать его они, конечно, не стали, зато перед самым началом Турнира, когда и протест не заявишь… Подлость!..» — «Ага, — угрюмо поддержал его Максим. — Хитро сработали, подонки! Мы этой возможности не учли, обрадовались, что наши группы утвердили на Турнир — и успокоились…» — и он махнул рукой. Хели наклонилась к нему, погладила его по руке и что-то прошептала. — «Но почему? Ведь любому нормальному человеку ясно, что писания Офелии — непроходимая глупость!» — недоумевал Ноам. — «Ты что, ещё не врубился, как они работают? Сколько они повторяли свой кишкуш? Да по тысяче раз изо дня в день! На толпу это действует сильнее доводов логики, чем нелепей, тем сильнее!
Да что с тобой, Ноам?!» — вскипел Ирми. — «Да ладно тебе… Но чем им шофар мешает?» — «А ты вспомни ханукальный концерт!..» — «Ну…» — «Вот-вот! Им нужна победа силонокулла любой ценой… Фелиофон не справился с шофаром, значит, надо шофар нейтрализовать! Что они и сделали — и именно сейчас!..» — «Я не думаю, что они его совсем запретили… — сбивчиво залепетал сбитый с толку Ноам. — Наверно, он имел в виду, что просто ограничат…» Ирми вспыхнул и хотел сказать что-то резкое, но мистер Неэман положил ему руку на плечо и что-то прошептал, Ирми махнул рукой и отвернулся. Ренана и Ширли молча и в растерянности смотрели на обоих друзей. Близнецы загадочно улыбнулись, переглянулись и… ничего не сказали.
К возмущённой фиолетовой молодёжи присоединились группы подростков из нескольких других секторов. Они топали ногами и свистели: «О-кей! Сегодня шофар, а что запретят завтра? Саксофон? Кларнет? Гитару? Банджо?» Мезимотес спокойно стоял под светом прожекторов и с загадочной улыбкой оглядывался по сторонам; он знал, что его спокойная уверенная улыбка уже растиражирована по всем секторальным экранам и должна оказать своё действие. Он старался не выпускать из виду экранов (скрытых там, где в обычных театрах находится суфлёрская будка), демонстрирующих реакцию зрителей на его выступление, ожидая, пока публика успокоится.
Тим, проследив за экранами напротив ложи Жюри, связался с Кошелем Шибушичем. Он тихо посоветовал ему не реагировать на возмущение юных фиолетовых: «Котинька, дай им выпустить пары… Я дам команду, когда и на кого направить остриё закона…» — «Есть!» — коротко рявкнул Кошель и махнул рукой уже начавшим подниматься со своих мест и принимающим бойцовскую стойку дубонам. Галь и Гай снова принялись за свои фирменные коктейли, щедро угощая сподвижников.
В этот момент экраны «Цедефошрии» показали крупным планом артистов группы «Хайханим» Гилада и Ронена. Окинув весёлым взором своё окружение, Ронен спокойно и веско заявил: «Мы не будем нарушать правила. Жаль, что тема шофара всплыла так неожиданно. Есть тут, правда, некоторые проблемы с демократией, но это… не наши проблемы! Наша программа держится не на одном шофаре, не так ли? — и он улыбнулся. Близнецы поняли, что эти слова обращены и к ним тоже. — Существующий в музыке принцип свободы самовыражения никто ещё не отменял…» В ответ на слова Ронена из Далета раздался оглушительный свист и крики: «Фиолетовый шаман про демократию заговорил, про свободу самовыражения?! Да что этот фанатик понимает в этом! — Пусть сначала научится в современной музыке разбираться! — Играть не умеет, только шаманствует! — Торговец звуковыми наркотиками! — Почему их вообще не запретили?!» Экзотически одетые и причёсанные девицы-далетарочки истерически визжали: «Не хотим, чтобы нас гипнотизировали ихние шофары! Не хоти-и-и-им!!!
Гони-и-и-ите их в шею!!! В ше-е-е-ю-ю-у-у!!!» Фанфарматор умело выводил на экраны то лицо Ронена крупным планом, стараясь особо выпятить его пейсы, заложенные за уши, и глубокую фиолетовую кипу, то гневные и испуганные юные лица девиц-далетарочек и развёрстые в благородном возмущении рты их приятелей-далетариев, взвившиеся сжатые кулаки, выделяя из реплик наиболее выразительные и выигрышные.
С особым смаком фанфарматор ставил на многократный повтор выкрикнутые гневным юношеским тенорком слова: «Нет — звуковой агрессии!» — «Нет — звуковому наркотику!» Офелия торжествующе и насмешливо улыбалась, поглядывая на истерический протест далетариев, возбуждённый, казалось бы, невинными словами бородатого артиста в глубокой вязаной фиолетовой кипе. Она мысленно продумывала, какими словами обыграет в репортаже эту выигрышную сцену.
Когда шум начал стихать, снова зазвучал усиленный до громовых раскатов голос Мезимотеса, который продолжил свой спич важным и деловитым тоном: «Итак, с шофаром мы выяснили. Теперь о главном. Момент начала голосования мы провозгласим сразу же по окончании Турнира торжественными звуками фанфар. Не волнуйтесь: наши фанфары вы ни с чем не спутаете! На каждом столике, закреплённом за соответствующей ячейкой общества, установлены войтероматы, они же индивидуальные, для каждой ячейки, автоматизированные голосователи. Подробнее о том, как ими пользоваться, расскажет создатель этой системы и этого прибора адон Тим Пительман». — Миней Мезимотес сделал элегантный жест рукой, приглашая Тима к микрофону.
Моти и Рути не успели придти в себя от неожиданного и странного заявления Мезимотеса по поводу шофара. Моти понял, что странная и непонятная возня вокруг шофара затеяна неспроста. Он вспомнил опусы Офелии Тишкер на эту тему и подумал, что шофар (и хорошо ещё, если только шофар!) после Турнира объявят вне закона. А уж что за этим последует, он додумывать не хотел. Тем более в этот момент на сцене возникла знакомая медвежья фигура того, кто столько лет пасся у него в доме. И вот этот человек, скрывающий за фальшивой застенчивостью переполняющее его самодовольство, со сладкой улыбкой пояснял всей Арцене, как надо пользоваться странным прибором с затейливым названием.