— Я помню его имя, — мрачно сказала Мария.

— Ну и то радость.

— Не время сейчас об этом говорить.

— Почему же?

— Он сейчас слишком далеко.

— Он в Париже.

— В Париже?!

— Понимаю, ты занята была все это время. С польским наследником. На молодое мясо потянуло касатку. Ты даже не знаешь, кто к тебе в дом ходит.

— Он был здесь?

— Нет, не он. Сын его.

— Когда?

— Каждый день приходил.

— Позволь… Нестор?

— Догадлива ты.

В помещении слева от кладовой, без окон, происходило неприятное.

Казимир со связанными за спиной руками сидел на ховлебенке в углу. На полу перед ним, посередине комнаты, лежали на спинах — Лех, Ежи, и Дариуш, связанные, во ртах у них помещались кляпы. Небольшого роста тщедушный темноволосый человек ходил между ними, выбирая, помахивая коротким копьем. Присмотревшись к Дариушу, он решил, что лицо у этого парня непримиримое, говорящее о внутренней силе, и с ним будет больше всего возни. Поэтому он остановился именно возле него.

— Я задам тебе несколько вопросов, — сказал он, — а ты на них ответишь. Существует, наверное, некое тайное общество, в Полонии или в Саксонии, решившее посадить Казимира… вот этого малого… на престол, дабы через него управлять страной. Первый вопрос — где находится тот, который послал вас всех сюда, к Казимиру, и как его зовут.

Наклонившись, он вынул кляп изо рта Дариуша. Дариуш провел языком по зубам, почмокал, еще поводил языком, чтобы в рот набралась слюна и не было так сухо, и сказал:

— Вынули из болота кикимору, вытащили у ней из дупы хвост, шерсть на голове пригладили, теперь она ходит, вопросы задает какие-то.

— Понятно. А куда вы его, Казимира, везти собирались?

— Не унимается кикимора, — посетовал Дариуш. — Все пытается сказать что-то, а не получается у нее. Все на зверином языке говорит, а как его поймешь, язык этот.

Коротко размахнувшись, тщедушный человек всадил копье Дариушу в грудь. Дариуш дернулся несколько раз, издал приглушенный стон, и затих.

Тщедушный человек перешел к Леху.

— Теперь ты, — сказал он, вынимая у Леха изо рта кляп.

Лех безумными глазами смотрел на него.

— Ты слышал вопрос. Отвечай, — настаивал тщедушный человек.

Рядом с Лехом завозился и задергался Ежи. Тщедушный посмотрел на него и вытащил кляп у него изо рта.

— Если ты хоть что-нибудь скажешь, — сказал Ежи, обращаясь, очевидно, к Леху, — я тебя на том свете найду. Я у Создателя попрошу, чтоб он тебя в плоть снова загнал, и меня тоже, и буду тебя мучить всю вечность, ты это учти.

Тщедушный презрительно усмехнулся, встал над Ежи, и поднял копье.

— Я сейчас все скажу сам, — пообещал ему Ежи.

Тщедушный улыбнулся, но копье не опустил.

— Говори.

— Te Deum laudАmus, — сказал Ежи. Te DСminum confitИmur. Te ФtИrnum Patrem, omnis terra venerАtur. Tibi omnes Аngeli…[1]

— …tibi cФli et univИrsФ potestАtes, — подхватил вдруг дрожащий Лех. — Tibi chИrubim et seraphim incessАbili voce proclАmant…[2]

— Sanctus, Sanctus, Sanctus, DСminus Deus SАbaoth,[3] — поддержал его Ежи.

— Pleni sunt cФli et terra maiestАtis glСriФ tuФ,[4] — продолжил Лех.

Тщедушный резким движением пригвоздил Ежи копьем к полу. Ежи задергался, заметался, застонал. Ухватив древко обеими руками, тщедушный выдрал копье из пола и из Ежи.

— Te gloriуsus apostolРrum chorus, te prophetАrum laudАbilis nЗmerus,[5] — прошептал еле слышно Ежи.

— Тe mАrtyrum candidАtus laudat exИrcitus,[6] — тихо сказал Лех.

Тщедушный пнул его ногой в ребра, и еще раз.

— Te per orbem terrАrum sancta confitИtur EcclИsia, Patrem immИnsФ maiestАtis; venerАndum tuum verum et Зnicum FМlium; Sanctum quoque ParАclitum SpМritum. Tu rex glСriФ, Christe.[7]

Тщедушный начал наносить удары подряд — в ребра, в бедра, в живот. Лех закусил нижнюю губу и замычал носом. Тщедушный ударил его в голову — и перестарался. Лех потерял сознание.

Казимир почувствовал, что сейчас он сам потеряет сознание, хотя его никто пока что не бил и не колол копьем. И ни одного вопроса ему еще не задали.

В этот момент в дверь постучали. Тщедушный оглянулся, пожал плечами, и подошел к двери.

— Это Бьярке. Открой.

Тщедушный отодвинул засов.

— Мне нужно поговорить, — Бьярке оглядел помещение и кивнул по направлению к Казимиру. И снова оборотясь к тщедушному, добавил, — Выйди на четверть часа. Ну и зверь ты, скажу я тебе… Есть способы проще и добрее.

Тщедушный скептически улыбнулся.

— Выйди, выйди.

Тщедушный пожал плечами и вышел. Бьярке закрыл и запер дверь. Посмотрев некоторое время на лежащих, он подошел к Казимиру и сел рядом на шез. Казимир смотрел прямо перед собой.

— Звери, а не люди, — сказал Бьярке. — Не понимаю я такого подхода. И не знаю, зачем Рагнару такие соратники. Ну да ладно. Ты цел, невредим, и это хорошо. Есть немного времени. Это тоже хорошо.

Он понизил голос почти до шепота, наклоняясь к уху Казимира.

— Послушай, Казимир, я мог бы устроить тебе побег. Но решать нужно быстро. Я отвезу тебя к твоей матери. Что скажешь?

Казимир, и без того бледный, побледнел еще больше. Явная ложь мучителей в такой ситуации — дополнительное унижение.

— Пошел в хвиту, — сказал он.

— Я не пытаюсь тебя обмануть, Казимир. Хочешь верь, хочешь не верь, но у меня есть причины… Мне хотелось бы тебя спасти. Очень серьезные причины. Твоя мать обрадовалась бы твоему спасению. Видишь — эти трое уже умерли. Их и допрашивали-то только для виду, просто чтобы показать тебе, что будет с тобой. Настоящий допрос начнется не сейчас, но скоро — придет Рагнар, и тогда я не смогу тебе помочь.

Господь, прости меня, грешного, подумал Казимир. И дай мне силы, Господь.

— Бьярке, или как там тебя, — сказал он. — Ты, кажется, упомянул мою мать?

— Да.

— Не делай этого больше. Ты недостоин ее упоминать. И ты глуп.

— Не упрямься, Казимир. Из тебя скоро будут железными крючьями вынимать имена людей, верных тебе и твоей матери. И ты их назовешь, все до одного. И скажешь, где эти люди находятся. Понимаешь? И их убьют. Ты слушаешь?

Казимир молчал.

— Мы выйдем из этого дома, я скажу, что веду тебя прямо к Рагнар, и что дело важное и тайное. Пройдем несколько стратов, и я развяжу тебе руки. В стойлах стоят кони, уже под седлами. И мы поскачем в Саксонию.

— А что будет с Марией? — спросил на всякий случай Казимир.

— Не знаю. Марие я помочь не могу, — ответил Бьярке.

И Казимир начал верить. Если бы его обманывали — Бьярке бы обязательно сказал, — и Марию захватим. Значит, Бьярке действительно хочет устроить побег. Но в таком случае побег действительно невозможен. Марию оставлять нельзя. Зачем Казимиру жизнь — без Марии?

— Нет, — сказал Казимир.

— Твоя мать согласилась бы.

— Оставь мою мать в покое. Даже если то, что ты мне предлагаешь — действительно правда, мой тебе ответ — нет. Или найди способ вытащить Марию тоже.

Сказал — и прикусил язык. А вдруг это тоже — подвох? Вдруг Бьярке только что, легко и без пыток, выведал у него, что Мария ему действительно дорога — и теперь при нем, Казимире, будут пытать Марию, которая носит его ребенка, Марию, за которую он готов отдать жизнь?

— Нужно подумать, — сказал Бьярке, поняв, что Казимира с Марией связывает больше, чем просто беззаботные любовные отношения и честь. Еще два месяца назад он бы этому не поверил.

— Бьярке!

В дверь стучали.

— Что еще? — крикнул Бьярке.

— Тебе ищут! Ты здесь нужен!