— Э… Нет?

— Нет. С женами ему не везет. С одной был помолвлен — умерла до замужества. Другую сватает, а она артачится. А сам он симпатичный. Государственные депеши подписывает крестиком.

— Тогда вот что, Хелье. Ты поговоришь с князем… только не дерзи ты ему ради всего святого на свете, он и так сейчас нервный!..

— Ага, как италийка перед соитием.

— Не язви. Поговоришь, и если ничего не выйдет, то… я буду тебя ждать… хмм… ну, скажем, в Земском Проулке, там где крог. Посидим в кроге до темна, а там подумаем, что нам делать со Свистуном.

— В смысле?

— Ну… Если князь тебе откажет, получится, что Гостемил не держит обещаний. А уж если сам Гостемил не держит обещаний, то какая ж цена всем людям благородного происхождения?

— То есть, нам с тобою, Жискар?

— Именно.

— Все только о себе. Хоть что-то в этом мире остается неизменным.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛИТОРАЛИС

Большинство людей склонно к оседлости. Непоседы составляют лишь незначительную часть популяции. Люди оседлые, если уж приходится им путешествовать, предпочитают делать это комфортно, с частыми остановками, с доброй кормежкой в пути, и чтобы не очень трясло и качало, и проявляют недовольство, когда дорожные условия начинают вдруг разительно отличаться от домашних. Непоседам же, а из них как раз и получаются путешественники по призванию, все равно. Их не волнуют ни слякоть, ни сушь, ни холод, ни жара. Тряска и качка для них — дело привычное. Долгие интервалы между трапезами — даже лучше, пузу так легче привыкнуть к незнакомой пище. Ветер, дождь, снег, буря — все это им обыденно. Ночь в подвале, ночь в сарае, ночь под открытым небом — нормально.

Непоседы выбирают профессии, связанные с передвижением. Работорговля — да, конечно, доходное дело. Но связана с неудобствами — слишком медленно идут караваны, слишком часто нужно отвлекаться на мелочи, не имеющие отношения к собственно путешествию. Обычная торговля — как ни странно, барыши от нее небольшие, товару приходится возить много. Богатый шелк нужно купить, довезти, заплатить пошлину, продать. Вложишь двести дукатов, промыкаешься полгода, продашь — получишь пятьсот. Чистой прибыли — триста. В год — шесть сотен. Больше, чем имеет ремесленник, но не так чтобы очень намного.

Но есть в мире вид товара, или продукта… который радостно принимается в любом краю, на севере и на юге, в горах и долинах, в городах и в глуши, на реке и на взморье. Он совсем не тяжелый, этот товар, и не занимает много места. Любят его мужчины и женщины всех конфессий. Из-за этого товара не ведутся войны, разве что косвенным образом. Зато отдельного человека ради этого товара убивают запросто — дня не проходит. Камни сверкают, излучая соблазн великий. Профессии, связанные с этими камнями — редкие, потому что камней этих на свете мало. А купцов, перевозящих камни, совсем мало — по одному, по двое на большой город.

В ювелиры шли люди разные. Ювелиров можно было обмануть, запугать, прибить. А вот с купцами, перевозящими драгоценности, шутки были плохи. Маскируясь ли под обычных купцов, везя для виду какие-то тряпки и специи в двух повозках, путешествуя ли в одиночку — люди эти были чрезвычайно опасны.

Драгоценные камни несут в себе безумие, заражают безумием всех, на них глядящих, или даже просто думающих о них. Глаза людей, подходящих слишком близко к камням, загораются адским светом, и свет этот ювелирные купцы умеют распознавать с первого взгляда, и с человеком, подумывающим о присвоении чужого товара не церемонятся. И труп этого человека скорее всего никогда не найдут.

Саул, самый известный ювелирный купец Константинополя, свято уважал все, что связано было с его сделками. Это в ювелирном купечестве само собой разумеется. Обманывают и обсчитывают дешевые дураки, менялы безголовые. Торговля драгоценностями приносит достаточно высокие доходы, чтобы не опускаться до мошенничества. Да и поверит ли покупатель, готовый заплатить несколько тысяч дукатов за камень, человеку с репутацией мошенника? А репутация ювелирных купцов, каждого по отдельности, всем известна, ибо их мало.

Харальд, отважный рыжий норвежец, два года сокрушавший противников, ничего плохого ему лично не сделавших, скопил значительную сумму — в основном за счет продажи пленных в рабство, но и золота взяв немало. Придя в дом Саула, он без обиняков сказал ему, сколько готов заплатить за подарок любимой девушке. Саул посмотрел в записи.

— Если бы к названной сумме ты прибавил еще тысячу дукатов, Харальд, то, возможно, я смог бы тебе посодействовать. Ты слышал такое название — «Литоралис»?

— Знакомое название.

— Всего два их и есть, во всем свете. Один считается пропавшим. Другой, голубой бриллиант, вправлен в золото — прелестная диадема — и находится в Багдаде. Покупателей в данный момент нет.

— Почему?

— Потому, Харальд, что не каждый отважится выложить столько денег за диадему. В прошлом году был покупатель, но ему отказали.

— Правда?

— Да. Он был богатый человек, но жена его, которой диадема предназначалась, не вышла происхождением. Нынешний владелец желает, чтобы камень видели в волосах особы только царственного происхождения.

— О, тогда, можешь быть спокоен, Саул. Я намерен осчастливить именно царственную особу.

— Кого же, если не секрет? Это важно, Харальд.

— Элисабет Киевскую.

Обычный купец улыбнулся бы, услышав эту весть. Рыжий дикий Харальд — и дочь Ярослава. Но Саул никогда не улыбался.

— Очень хорошо, — сказал он. — Диадема будет в Киеве в должный день и час.

— Почему ж не здесь? — спросил Харальд. — Я бы сам ее отвез в Киев.

— Потому что ты, Харальд, до Киева ее не довезешь.

— Не понимаю.

— Тебя убьют в пути, и диадема навсегда исчезнет.

— Кто это меня убьет? Кто посмеет!

— Твои друзья или соратники, содержатель постоялого двора, лодочник, смерд, нищий, просящий у тебя милостыню. Кто угодно.

— С чего это?

— В руках человека несведущего в этих делах, когда они находятся в пути, Литоралис — магнит для убийц.

— А ты, значит, сведущий.

— А я сведущий.

— В чем же заключается твоя осведомленность?

— Я знаю пути, которых не знаешь ты.

— Я изъездил весь мир, а уж Киевскую Русь изучил — каждый камень, каждый бугор.

— И тем не менее, я знаю пути, которых не знаешь ты. Я знаю, как говорить с разбойниками и людьми, искренне предлагающими помощь при транспортировке такой грунки, как Литоралис. И я знаю, когда следует убить человека, которому близость Литоралиса вскружила голову. Через мои руки, Харальд, прошло столько драгоценностей, что в совокупности на них можно было бы купить весь мир. И ни один камень, и ни одна золотая пылинка, не пропали.

— Но если диадема таит в себе такую опасность, как же дарить ее девушке, Саул?

— Это совсем другое дело. Царственные особы всегда на виду, всегда под охраной. А если Элисабет Киевской захочется посетить Константинополь или Рим, уверен, что диадему она с собой в путешествие не возьмет.

— А если я на ней женюсь и увезу ее в Норвегию?

— В этом случае ты снова прибегнешь к моим услугам.

— За плату?

— Разумеется.

— Но преподнести ей диадему все равно должен я сам!

— Это правда. И ты ее преподнесешь. А я буду стоять рядом с тобою в почтительной позе.

— А как мы…

— Встретимся в Киеве. Я обычно останавливаюсь у знакомого ювелира на Улице Радения. Ты придешь к нему, и мы вместе пойдем в детинец.

— Хорошо… Когда же?

— Мне нужно уладить кое-какие дела. Затем я должен съездить в Багдад, чтобы купить диадему. После этого мне предстоит добраться до Киева. Я буду ждать тебя в Киеве в первых числах ноября.

— А если…

— Если ты не появишься, сделка будет считаться недействительной, и я верну диадему в Багдад.

— Ладно. Когда я должен принести деньги?

— Прямо сейчас.

В последний день октября Саул прибыл в Киев. За неделю до этого в Киев прибыл молодой богатый франкский вельможа с очаровательной темноволосой любовницей. Через день после прибытия Саула, вельможа посетил лавку Ламеха на Улице Радения. С важным видом разглядывал он предлагаемые драгоценности, а любовница стояла рядом и хихикала, и племянник ювелира предлагал ей примерить ожерелье и совершенно потерял голову от ее улыбок. Тем временем вельможа поманил к себе Ламеха и тихо сказал: