Вообще-то христианину не положено делить людей на своих и чужих, но человек слаб и склонен к группированию, даже если знает Учение наизусть. Кроме того, такая установка, «только христиан», весьма удобна — выкупишь троих, или семерых, а остальным скажешь — врешь, никакой ты не христианин, нарочно обманываешь.

И Божидар, тяжело вздохнув и дрожа от страха, двинулся к караванщику, сидевшему на краю передней повозки и созерцавшему реку. Ратники, обслуживающие караван, поглядели в сторону священника и даже не приблизились, не спросили ни о чем.

Караванщик, сурового вида араб, оглянулся на Божидара. Божидар предпочел бы иудея, поскольку иудеи по большей части люди приветливые, берут шармом, а арабы шарму не доверяют, и презирают всех неверных открыто. К сожалению Божидара, иудеи пражской работорговлей заниматься перестали давно (сказался декрет основоположника ашкеназийской системы Гершома бен Иуды, из Майнца, созвавшего в начале века синод и запретившего на этом синоде многоженство (сроком на тысячу лет), развод без согласия жены, и чтение чужих писем — каравановождение заставляет мужа отлучаться из дома на длительное время, и кто ж его знает, чем в это время занимается жена, а вернулся — ни на другой жениться нельзя, ни развестись, ни хотя бы доказательства неверности в письмах ее предъявить раввину, вот и перестали иудеи ездить по миру туда-сюда). Еще лучше было бы, если бы караванщик был христианин, но о таком и мечтать нельзя было — в Андалузию, к примеру, работорговый путь лежал через Империю, и каждый новый император подтверждал запрет предшественника на каравановождение среди христиан. Предполагать, что Хайнриху Второму за запрет платила заинтересованная сторона — глупо, не тот случай, не тот человек. А вот с Конрадом — все может быть, дело темное. Под давлением имперской знати Конрад хотел даже запрет отменить, но последовала гневная депеша из Рима, от развратника и подонка Бенедикта Девятого, в коей в улыбчивых, масляных, лицемерных выражениях Папа Римский давал Императору понять, что отмена приказа без последствий не останется. Каких именно последствий — Бенедикт не уточнял, а это хуже всего, неопределенность эта щемящая.

Греческий язык Божидар знал плохо, латынь еще хуже (мог писать и читать по-латыни кое-как), и обратился к рабам сперва по-чешски, а затем по-шведски.

— Кто из вас христианин?

Почувствовав, что есть шанс на освобождение, рабы закивали и загалдели, и протянули к нему руки, и одному из конников пришлось хлестнуть нескольких кнутом, чтобы восстановить спокойствие. Тогда Божидар подошел к первому рабу в первой повозке и, отвернув край рубахи раба, потянул за шейный шнурок. На шнурке висел языческий амулет. Божидар перешел к следующему рабу.

— Я христианин, — сказал раб по-чешски.

— Докажи.

— А?

— Докажи, что ты христианин.

— А как?

— Ну, прочти наизусть Те Деум.

— Я… — раб посмотрел отчаянными глазами на Божидара, и Божидар смутился. — Я… сейчас, сейчас… отец родной… сейчас… Ну, значит, славься и здравствуй, наш римский бог… Нет, куда же ты! Стой! Я докажу! Возьми меня к себе в рабы! Я докажу!

Хлыст конника упал ему на шею, и раб взвыл и замолчал. Следующей была женщина, которая начала читать Те Деум при приближении Божидара, со шведским акцентом.

— Вот эту, — Божидар показал на нее пальцем, и караванщик, спрыгнув с повозки, подошел к женщине, чтобы разомкнуть цепь.

Следующий раб оказался темноволосым, смуглым парнем, возможно южным славянином с арабскими примесями.

— Уйди, — сказал он по-чешски.

— А? — не понял Божидар.

— Уйди, пес мерзкий.

В распахе рубахи у парня проглядывал нательный крестик.

— Э… почему же? — спросил Божидар.

— А рожа у тебя неприятная, — сказал парень. — Уйди по-хорошему, жирная свинья.

Божидар перешел к следующему рабу. Тот с готовностью выполнил просьбу прочесть Те Деум.

Таким образом Божидар освободил пять человек — трех мужчин и двух женщин. Расплатившись с караванщиком, он велел освобожденным следовать за собой и не пытаться бежать. А они и не думали бежать. Побеги они — их бы поймали и снова приковали. Со священником им было спокойнее.

— Посидите в церкви до полуночи, — объяснил им Божидар, отпирая церковь. — А там будет вам повозка, и езжайте себе, только смотрите, в другой раз не попадайтесь.

Зайдя во флигель, Божидар позвал слугу, и тот, заспанный, появился и уставился на священника.

— Тебя искал Вацлав, — сообщил он. — Велел передать, чтобы ты шел к нему, как только прибудешь.

Вацлав был представителем местной знати. Божидар вздохнул.

— Я ему что, посыльный? — недовольно спросил он.

— Он сказал, что срочно, а больше я ничего не знаю, моей вины тут нет.

Божидар еще раз вздохнул и отправился к Вацлаву, жившему в большом каменном особняке по соседству. Постучался. Слуга отпер дверь и пропустил священника внутрь.

В гостиной обнаружилось около дюжины вооруженных людей, и Божидар хотел было ретироваться, но оказалось, что один из вооруженных успел встать ему за спину и загородить собою дверь. На скаммеле у окна сидел хищного вида молодой человек, а перед ним стоял сам Вацлав, жена его Ярмила, и еще какой-то вельможа, которого Божидар вроде бы видел раньше на службе в церкви. У Божидара была плохая память на лица. Вооруженный подтолкнул Божидара, и тот поплелся через всю гостиную, как на Голгофу, и встал рядом с Вацлавом.

— Это весьма кстати, — сказал хищный молодой человек, не вставая со скаммеля. — Как зовут тебя, падре?

— Божидар, — трусливо ответил священник. — У меня, добрый человек, дело к хозяину дома. Вацлав, ты меня искал давеча…

Бледный Вацлав кивнул. Жена его была еще бледнее, и второй вельможа тоже явно не в себе.

— Ты уверял меня, что священник все подтвердит, — сказал молодой человек Вацлаву.

— Не этот священник, — ответил Вацлав, глядя неприятно на Божидара. — Другой.

— Сколько тебе лет, Вацлав?

— Тридцать пять.

— И не стыдно тебе? Врешь, будто ты мальчишка какой-то. Божидар, сколько караванов остановилось здесь за последние два месяца?

— Каких караванов? — осторожно попытался уточнить Божидар.

— С пленниками, — насмешливо сказал молодой человек и посмотрел Божидару в глаза сверлящим взглядом.

— А… э… да около дюжины будет, наверное, — прикинул Божидар. — Церковь наша у самой реки, так хорошо видно, особенно когда тумана нет.

— Вот, люблю подробные ответы, — обрадовался молодой человек. — А Вацлав говорит, что только один караван был. А знаешь, почему он так говорит? Скажи, знаешь?

— Не… я могу и ошибаться, — находчиво сообщил Божидар.

— Это так. Но все-таки ошибиться сразу на одиннадцать караванов ты не мог.

— Я допустил большой просчет, — признался Вацлав, стараясь говорить спокойным голосом.

— Нет, не очень большой, — не согласился с ним молодой человек. — Большой просчет ты совершил в прошлом году. Знал про себя, что жаден, и все-таки согласился на должность. И до чего дошел! Ведь я не Эймунд, Вацлав. У меня характер мягкий, а ум практический. Людям сколько не давай, им все равно мало будет. Поэтому я учитываю, что из дюжины караванов о двух всегда умолчат. Ну пусть даже о трех! Возьмут пошлину за всю дюжину, долю свою отсчитают из девяти, приплюсуют к пошлине за три неучтенных каравана — это понятно. Но одиннадцать из дюжины, в течении двух месяцев, при отсутствии Брячислава в городе — это слишком. Это греческая комедия какая-то. И это заслуживает наказания.

— Я заплачу недодачу, Рагнар, — сказал Вацлав.

— Само собой. Но толку от того, что ты вернешь деньги, тебе не принадлежащие, мало. Не говоря уж о том, что деньги эти опоздали. Они нужны были мне для защиты Бродно. А что теперь будет в Бродно, знают только Норны.

— И я уйду с должности.

— Безусловно, но вот Карел, который на твою должность заступит, увы, не получит урок, не поймет, что к чему, если ты просто заплатишь и уйдешь. Ему тоже захочется отхватить себе побольше…