И следующая неделя тоже оказалась убыточной. Ночами Роза рыдала в подушку:

-- Что я тебе говорила?! Мы же отдали все, что имели... 10.

Беседу нашу, журчавшую под коньячок, никто не прерывал. Дверь, впустившая с полчаса назад меня и Мишу, больше не открывалась. Покупатели черного гетто совершенно не интересовались, какие сегодня у Тома овощи, почем сегодня у Розы рыба...

Примерно так же обстояли дела год назад и в рыбном отделе, расположенном посередине многолюдного продуктового магазина:

Мишину торговлю душил конкурент...

Рыба, которую Миша закупал на оптовом рынке не тоннами и даже не центнерами -- самая свежая, самая вкусная -- стоила дорого. Хозяйка приценивались к Мишиной рыбе, но покупали -- у конкурента...

Объединившись с двумя-тремя такими же неудачниками, как он сам, Миша стал закупать более крупные партии и платить -- дешевле. Он вставал в три часа ночи, являлся на оптовый рынок к открытию, и каждый вырванный у оптовиков цент отдавал -- покупателям! Он снижал цены.

Громадных свежих карпов Миша продавал по себестоимости -- дешевле, чем в соседней лавке отпускалась мороженая мелюзга. Каждая убыточная неделя оставляла в Мишином бюджете кровоточащую рану, но Миша понимал: каждая тысяча уплывавшей между пальцами прибыли -- это гвоздь в гроб конкурента!

Почуяв недоброе, конкурент стал держать лавку открытой семь дней в неделю, закрывать позже Миши, но спохватился поздно; хозяйки уже уверовали: у русского рыба дешевле и лучше!

Роза сделала вылазку:

-- Это правда, что вы хотите продать лавку? И конкурент не рискнул упустить свой шанс -- сбыть с рук умирающий бизнес. А дальновидный Миша, покупая прогоревшую лавку, вовсе не планировал извлекать из нее какой-то доход...

Когда бутылка коньяку уже опустела, в лавку вошли две женщины. Купили у Тома картошки, иронически осмотрели Розин прилавок:

-- Почему у вас эта рыба стоит 2.30? Мы всегда покупаем ее по полтора доллара...

-- Покупайте там, где вам нравится, -- сказала Роза. Женщины вышли.

-- Ты здорово торгуешь! -- хмыкнул Миша. -- Сколько ты с утра наторговала?

-- Двадцать восемь долларов, -- кокетливо сказала Роза.

-- Ого! -- обрадовался Миша. -- Сегодня она по крайней мере не будет просить у меня на такси!..

Счастливые супруги повернулись ко мне.

-- Володя, на ней дом и двое детей -- она не может работать. Закрыть эту лавку нельзя: если мы закроем, кто-то другой -- откроет. Здесь должен стоять свой человек...

-- Я же тут ничего не делаю, -- сказала Роза.

-- Если мне хорошо, так и тебе тоже будет хорошо, -- сказал мне Миша.

Я понимал, что это не пустые слова, и мне надоело быть нищим. Гонорар за мою программу, удлинившуюся по времени и состоявшую теперь из трех разделов, -- увеличен не был, мне платили все те же 190 долларов... Но неужели же я приехал в Америку для того, чтобы торговать рыбой?.. 11.

Наша память устроена так, что все тягостное изглаживается из нее несравненно быстрей, чем светлые зарубки. Разругавшись с очередным хозяином желтого кэба и -- в который раз! -- оставшись без машины, я чувствовал себя, как матрос, которого списали на берег...

Когда мы с женой приезжали в Манхеттен посмотреть новый фильм, я не мог равнодушно пройти мимо "Хилтона" или "Мэдисона".

-- Смотри, "Кеннеди"! -- подталкивал я локтем жену, указывая на рассыльного, выкатившего на тротуар тележку с чемоданами, и с гордостью думал: "Неужели это я -- ночью, под дождем, перерезал путь зловещей машине и бесстрашно подхватил побежавшую по шоссе истеричку?!". Ссоры с пассажирами, детская ручонка у гильотины перегородки; окурки, которые мне приходилось выгребать из предназначенной для денег "кормушки"; взломанный багажник и разбитые хулиганами окна кэба, -- все это выветривалось из головы, как только мышцы покидало ощущение усталости...

Я познакомил жену с Длинным Мариком, со Скульптором, Шмуэлем.

Единственной категорией лиц, связанных с желтым бизнесом и вызывавших у меня неприязнь, были хозяева кэбов. Менял я их с той же легкостью, с какой в свое время Фрэнк менял женщин...

Они не снижали мою арендную плату за те, потерянные для меня часы, когда кэб простаивал в мастерской, и я расплачивался с ними той же монетой. Если кэб, который я арендовал, нуждался в ремонте, то лучшим автомехаником для меня был тот, у кого в данный момент оказывался свободным подъемник.

-- Что с машиной?

-- Перегревается...

-- Оставь ключи и приходи через пару часов; все будет в порядке.

И я -- оставляю ключи. Меня "не колышет", что сделает с машиной механик: вымоет радиатор за тридцать пять долларов или поставит новый за сто шестьдесят: платить по счету будет хозяин.

А сколько раз в ответ на мой упрек: "Ну, почему вы не поставите в кэбе перегородку?" -- хозяева кэбов стыдили меня:

-- Что ты такой трусливый? Не бери черномазых -- и все будет о'кей!.. 12.

Как-то в воскресенье примерно за час до рассвета остановил". мой кэб в безлюдном Сохо два белых парня.

-- Двадцать первая улица и Восьмая авеню!

По тротуарам Двадцать первой улицы шли в церковь принаряженные прихожане; нужного моим пассажирам дома здесь не оказалось.

-- Водитель, сверните в Двадцать вторую...

Людей на авеню, куда я уже выехал, -- нет; и перегородки в кэбе, которую сейчас самое время захлопнуть, тоже нет; а я уж был наслышан: когда пассажиры меняют адрес ("поверните сюда, сверните туда") -- кэбби должен быть начеку!

Въезжать в тихую Двадцать вторую улицу было страшновато, но сразу же за углом я увидел мотоциклиста-полисмена, который выписывал штрафную квитанцию брошенной у гидранта машине... Когда же и в этом квартале не оказалось дома, который разыскивали сидевшие у меня за спиной парни, я подумал: "Ну, а если бы я остановился возле полисмена, что я мог бы ему сказать? Что мои клиенты изменили адрес и поэтому я их боюсь?.."

-- Сэр, это на Девятнадцатой улице. Между Шестой и Седьмой авеню...

-- Пожалуйста, мы хорошо заплатим...

Почему вдруг я стал для них "сэром"? С чего это они мне "хорошо заплатят"? В шесть утра -- ни в будни, ни в воскресенье! -- таксистам никто хорошо не платит... И шепчутся, шепчутся... И как мне знать: дом они ищут или -- глухой заулок?