-- Я обслуживал дипломатические приемы -- по четырнадцать блюд на обнос! Пусть я сгнию в этой желтой клетке, но убирать со стола грязную посуду не буду!

Раньше всех приезжали на стоянку Помидор или Валет, партнеры. Они купили такси пополам и работали на нем через день. Помидор был краснощекий, кругленький, а кличка второго .происходила от названия корпорации, от надписи на дверце кэба:

"Valet Taxi Corporation".

Золотые руки, слесари экстра-класса, они по приезде, однако, бедствовали, гладили за гроши одежду в химчистке. Вдруг работа нашла их! Мелкий бруклинский подрядчик выхватил горящий заказ: срочно смонтировать сантехнику в надстройке на Парк-авеню.

-- Сумеете?!

-- Что за вопрос!

Стелился под ноги, еду ребятам заказывал в китайском ресторане -только работайте! Работали день и ночь. Не успели закончить -- выгнал...

Слесари умели читать чертежи, но не умели читать по-английски. К унитазам они подключили горячую воду...

К тому времени, когда мы встретились, у Валета и Помидора мнение об Америке сформировалось окончательное:

-- Язык педерастов и страна педерастов!

Завсегдатаем утренней стоянки был и Длинный Марик, неизменно возлежавший на капоте своего форда. В ясную погоду одессит, принимая солнечные ванны, сбрасывал рубашку, и тогда с его ностальгической груди в американское небо глядел грустный Ленин...

Длинный Марик, однако, не презирал Америку. Он был разочарован. Он всю жизнь рубил на Привозе мясо...

-- Неужели невозможно устроиться рубщиком на Брайтоне? -- спросил я.

-- Поц! -- отвечал Марик. -- Причем здесь твое "невозможно"? Рубщик, по-твоему, это что -- призвание? Как народный артист? В Одессе я делал дела...

-- А здесь?

-- А здесь я могу делать только на горшок... Единственный человек, от которого я услышал нечто вразумительное на ту же тему, был Ежик.

-- Ты когда-нибудь обращал внимание на то, как тут строят дома?

-- А как?

-- Видел ты особняки в Форест-Хиллс, в Дугластаун? Симпатичный фасад, на втором этаже -- балкончик. Но выходит на балкон не дверь, а окно...

-- Ну и что?

-- Балконом нельзя пользоваться.

-- Какоь из этого вывод?

-- Выслушай! Строят жилой дом рядом с Линкольн-центром. На двести квартир. Каждая чуть ли не полмиллиона, а балконов нет!

-- Ты чокнулся: балконы, балконы... Навязчивая идея?

-- Как ты не понимаешь: это же архитектура "фак-ю", философия "фак-ю"!

-- У тебя есть право судить о подобных вещах?

-- "Право"! Я архитектор! Мы с женой специально ходили смотреть эти квартиры. Звукоизоляции нет, планировка жуткая:

не комнаты, а какие-то кишки, каморки. Лишь бы считалось -- "три спальни"! При входной двери -- мраморный порожек: лишь бы считалось "люкс" -- и гоните бабки!

-- Тихий бред, -- отрубил я. -- Сто домов построили хорошо, а десять плохо. Что из этого следует? Если хочешь говорить всерьез, скажи: почему ты, архитектор, водишь такси?

-- А что еще мне остается делать? Кому здесь нужны архитекторы?

-- Если не передергивать, это будет звучать иначе. Сегодня любому архитектору трудно найти работу. Кто же виноват, что ты приехал, не выучив языка, что тебе теперь -- вдвое трудней?

-- Пошел ты, знаешь куда! -- взорвался Ежик. Он, безусловно, чего-то не договаривал. Многие инженеры из эмигрантов работали в Нью-Йорке, не зная языка. Им меньше платили, они занимали должности техников, но не садились за баранку такси. Почему он не устроился для начала простым чертежником? Откуда это -- ненависть, отчаяние?

Ответить на эти вопросы мог только сам Ежик, который, нахамив мне, перестал со мной здороваться. Я же на него не сердился, но и не терзался его судьбой... 6.

Приятно, когда ты всех знаешь, а еще приятней, когда все знают тебя! Ко мне больше не обращаются "Эй, чекер!". Меня называют Бублик. Если мне лень тащиться в буфет, те, что идут, спрашивают:

-- Бублик, тебе принести кофе? С молоком? Даже Макинтош меня отличает: всем -- общий кивок, а со мною -- за ручку. Доктор мой лучший друг:

-- Я свою суку зарублю топором!

-- Что такое?

-- Вчера я чинил машину, не сделал бабки. Прихожу домой

-- она не дает мне кушать...

-- Вы серьезно?

-- Нет, я смеюсь... Сняла с плиты кастрюлю с горячим борщом: "Если откроешь холодильник, этот борщ будет у тебя на голове!".

-- А дочь -- не вмешалась?

-- У меня нет дочери!

Молчу уж, чтоб не бередить его раны, но у него потребность -высказаться:

-- Голодный сажусь к телевизору: надо же успокоиться, от нервов меня аж трусит. А эта дрянь стала перед телевизором и закрывает экран!

-- Зачем?

-- "Ты его не покупал, ты не будешь его смотреть!".

-- Сколько ей лет?

-- Шестнадцать. Взрослый, сформировавшийся человек... За стеклами очков -- слезы.

-- Доктор, милый, плюньте! Будь они трижды неладны, уйдите от них. Вы же молодой, здоровый мужик. Сколько здесь одиноких эмигранток, симпатичных, добрых, которые счастливы будут...

Рассердился:

-- Не порите херню! Что я -- плэйбой? Жених? Это моя семья. Это мой крест, мой позор, но я не могу без них жить...

В расписании произошло изменение, о котором никто не знал. Стеклянные двери аэровокзала растворились внезапно, но еще большей неожиданностью было то, что из них -- к нашим желтым машинам повалила черная толпа...

Вместо международного рейса первым прибыл внутренний. А внутренними рейсами по ночам, по сниженным ценам, летают, в основном, черные пассажиры: у них меньше денег.

Кэбы один за другим выезжали со стоянки и мчались мимо черной толпы. Уехали пустыми Доктор, Ежик, Макинтош. Удрали двое моих знакомых -- чех и поляк. Удрал толстый смешной мальчишка, Иоська, который стеснялся мочиться на асфальт и возил с собой баночку с крышечкой... Приехав в аэропорт порожняком, проторчав здесь часа полтора в ожидании самолета, таксисты не желали впускать негров в свои машины. Неужели они так их боятся?..

Я остался и получил работу. Правда, не на двадцать долларов, а, примерно, на десять -- в Джамайку. Отвезти нужно было солдата-отпускника и его стереозвуковую установку в картонной коробке.

Установка была громоздкой, коробка не Лезла в салон; мы с солдатом изрядно намучались, прежде чем сообразили пристроить ее торчком в открытом багажнике... Зато солдат оказался душа нараспашку парнем! "Стерео" он купил случайно, вчера, в Чикаго, прямо на улице, где живет его девушка. Шикарная вещь, даже не распечатанная -- и всего сто долларов!..