- Не знаю, что у нас впереди, но зачем мучиться заранее? Что касается вас, дорогая, ради бога, не давайте мне отравлять вам жизнь.

- Ничего. Мне сейчас полезно отвлечься. Знаете поговорку: старой деве нужна встряска, а потом венец и ласка.

- А когда же у вас будет венец и ласка, Динни?

- Я только что отказалась от безбрежных просторов прерий и чувствую себя негодяйкой.

- Вы - на распутье между безбрежными просторами прерий и морской пучиной, да?

- Боюсь, что так и останусь на распутье. Любовь порядочного человека и тому подобное, видно, ничуть меня не трогает.

- Подождите! С таким цветом волос в монастырь не берут.

- Я покрашусь в свой настоящий цвет: льдины ведь зеленоватые.

- Говорю вам, - подождите!

- Подожду, - сказала Динни.

Через два дня Флер сама привела машину к дверям дома на Окли-стрит. Детей и багаж погрузили без всякой помехи, и они тронулись в путь.

Путешествие было томительным - дети не привыкли к прогулкам в машине, но Динни оно показалось настоящим отдыхом. Она и не подозревала, как действовала ей на нервы трагическая обстановка на Оклистрит; а ведь прошло всего восемнадцать дней с тех пор, как она уехала из Кондафорда. На деревьях ярче горели осенние краски. Ясный октябрь сиял нежным, мягким светом; в воздухе, как только они удалились от города, потянуло любимым запахом моря, из деревенских труб поднимался дым, а со сжатых полей взлетали грачи.

Они поспели как раз к обеду, и, оставив детей с мадмуазель, которая приехала поездом, Динни пошла гулять с собаками. Она остановилась у старого домика - он возвышался над проходившей внизу дорогой. Входная дверь открывалась прямо в жилую комнату, где при скудном огне сидела одинокая старушка.

- А! Мисс Динни! - сказала она. - Ну и как же я рада. Не видела вас, почитай, целый месяц.

- Я уезжала, Бетти. Как поживаете?

Маленькая старушка - она была совсем карманного формата - важно сложила руки на животе.

- Опять животом маюсь. А вообще-то я здорова, - доктор говорит, я молодец. Вот только живот донимает. Говорит, мне надо есть побольше, да мне и самой хочется, мисс Динни. А как съем кусок, так сразу тошно, ей-богу, правда.

- Бедная, как мне вас жалко.

- От живота одни неприятности. От живота и от зубов. Не знаю, зачем только они нам. Нет зубов - ничего не прожуешь, живот болит, есть зубы жуешь, а он все равно болит.

Старушка тоненько захихикала.

- Он еще говорит, будто мне и остальные зубы надо выдернуть, мисс Динни, а мне их жалко. У отца зубов совсем нет, а он яблоко запросто разгрызает, праве слово! Но в мои годы мне уже не дождаться, пока десны затвердеют, как у него.

- Но вы можете вставить чудесные искусственные зубы.

- Ну уж нет! Не хочу чужих зубов, - еще подумают, что я важничаю. Вы бы сами, мисс Динни, небось не захотели иметь чужие зубы.

- Наоборот. В наши дни почти у всех вставные зубы.

- Ох, и любите же вы пошутить! Нет, чужих зубов мне и даром не надо. Все равно что парик носить. А вот волосы у меня еще густые. Для моих лет я молодец. Есть за что бога благодарить; только вот животом маюсь, будто там что-то точит.

Динни увидела, как глаза ее потемнели от боли. - А как поживает Бенджамин? Глаза повеселели и в то же время стали снисходительными, как у взрослого, когда он говорит о ребенке.

- Отец-то здоров; его ничего не берет, вот ревматизм только. Он сейчас на огороде, копается там помаленьку.

- Ну, а как поживает Щеглушка? - спросила Динни, печально разглядывая щегла в клетке.

Ее всегда возмущало, что птиц сажают в клетки, но она не решалась сказать об этом старикам, державшим взаперти своего веселого любимца. А кроме того, говорят, если выпустить на волю ручного щегла, другие птицы тут же заклюют его до смерти.

- А! - сказала старушка. - Он совсем нос задрал с тех пор, как вы подарили ему такую большую клетку. - Глаза ее заблестели. - Подумать только, капитан женился, мисс Динни! А в суд-то его потащили - надо же! Чего только не выдумают! В жизни не слыхала ничего подобного. Чтобы Черрела потащили в суд! Невиданно и неслыханно!

- Да, вы правы, Бетти.

- Говорят, она красавица. А где они жить будут?

- Никто еще не знает; надо подождать, пока это дело уладится. Может быть, поселятся здесь, а может, он получит назначение за границу. Конечно, денег у них будет очень мало.

- Ужас какой; прежде ничего такого не бывало. Боже ты мой, до чего сейчас туго приходится знатным господам! Я ведь помню вашего прапрадеда, мисс Динни, - ездил в экипаже четверкой, когда я еще под стол пешком ходила. Такой красивый старый господин был, такой обходительный.

Динни всегда чувствовала неловкость, когда при ней жалели знать, она-то ведь помнила, что эта старушка была одной из восьмерых детей батрака, зарабатывавшего одиннадцать шиллингов в неделю, и что теперь они с мужем, вырастив семерых детей, доживали свой век на пенсию по старости.

- Ну, Бетти, что же вам все-таки можно есть? Я скажу кухарке.

- Благодарю душевно, мисс Динни; кусочек постной свининки мне, пожалуй, не повредит. - Глаза ее снова потемнели и затуманились болью. - Так живот болит, что иной раз думаешь, - поскорей бы бог прибрал.

- Ну что вы, милая Бетти. Если вас немножко подержать на легкой пище, вы у нас поправитесь.

Лицо старушки сморщилось в улыбке, но глаза были грустные.

- Для моих лет я молодец, грех жаловаться. А когда же вы под венец, мисс Динни?

- До этого еще далеко, Бетти. Одна под венец не пойдешь.

- Да, теперь люди не торопятся с женитьбой и детей столько не рожают, как в мое время. Тетка моя родила восемнадцать и вырастила одиннадцать.

- Пожалуй, для них теперь не хватило бы ни места, ни работы.

- Да, большие кругом перемены.

- У нас тут, слава богу, перемен меньше, чем в других местах.

И Динни оглядела комнату, где эти старики провели пятьдесят лет своей жизни; от кирпичного пола до бревенчатого потолка комната вся сияла безупречной чистотой и уютом.

- Ну, Бетти, мне пора. Я живу сейчас в Лондоне у друзей и должна к вечеру вернуться. Попрошу кухарку прислать вам чего-нибудь из еды, - получше свинины. Не вставайте, не надо!

Но маленькая старушка была уже на ногах, и глаза ее светились глубокой лаской.