- Уссамукуссор туссур филибуссор! - сказал капитан и угрожающе нахмурил брови.

- Ух, он говорит на негритянском языке, - с восторгом сказал Томми. А что это значит, дядя Эфраим?

- Это значит: "Трепещите, мои враги! "

- Скажи, папа, а куррекурредуты не удивились, когда ты приплыл к ним на остров?

- Жутко удивились. Сначала они хотели съесть меня, но когда я вырвал из земли пальму голыми руками, то придумали кое-что получше: сделали меня королем. Тогда я стал править ими по утрам, а по вечерам строил корабль. Строить пришлось долго, ведь я все делал один. Правда, это был лишь небольшой парусник. Когда он был готов, я сказал куррекурредутам, что должен ненадолго покинуть их, но скоро вернусь и привезу с собой принцессу по имени Пиппилотта. Тогда они стали бить в барабаны и кричать: "Уссумплуссур, уссумплуссур!"

- А что это значит? - спросила Анника.

- Это значит: "Браво, браво!" Целых две недели я правил изо всех сил, чтобы правления хватило на время моего отсутствия. Потом я поднял парус и ушел в море, а куррекурредуты кричали: "Уссумкура куссомкара". А это значит: "Возвращайся поскорее, толстый белый вождь!" Тут я взял курс прямо на Сурабаю. И что, вы думаете, я увидел первым делом, спрыгнув на берег? Мою старую добрую шхуну "Попрыгунью". И моего старого доброго Фридольфа. Он стоял у поручней и махал мне изо всех сил. "Фридольф, сказал я, - теперь я буду снова командовать на борту". - "Есть, капитан!" - ответил он. Так что, Пиппи, вся старая команда на борту, а "Попрыгунья" стоит здесь, в гавани, и ты можешь повидать всех своих друзей.

И Пиппи так обрадовалась, что залезла на кухонный стол, сделала стойку на голове и задрыгала ногами. Но Томми и Анника все же немножко расстроились, оттого что у них отнимают Пиппи.

- А теперь мы устроим праздник! - закричала Пиппи, снова встав на ноги. - Такой праздник, что Вилла Вверхтормашками просто затрещит!

Она накрыла в кухне стол и устроила сытный ужин. Все сидели за столом и ели. Пиппи съела три яйца вкрутую вместе со скорлупой. Она то и дело кусала своего папу за ухо, чтобы показать, как она рада видеть его. Господин Нильссон, который лежал и спал, вдруг прискакал в кухню и, увидев капитана, стал от удивления тереть глаза.

- Нет, вы только посмотрите! - воскликнул капитан. - Значит, господин Нильссон все еще живет у тебя!

- Ясное дело, живет, у меня есть еще домашние животные, представь себе, - сказала Пиппи и привела лошадь, которой тоже дали пожевать яйцо вкрутую.

Капитан Длинныйчулок был очень доволен, что его дочка так славно устроилась на Вилле Вверхтормашками, и радовался, что у нее был чемодан с золотыми монетами и ей не пришлось бедствовать, пока его не было здесь.

Когда все наелись, капитан достал из своего чемодана барабан колдуна, в который куррекурредуты обыкновенно отбивают такт во время танцев или жертвоприношения. Капитан Длинныйчулок сел на пол и стал бить в барабан. Звук у барабана был глухой и странный, вовсе не похожий на барабанный бой, который доводилось слышать Томми и Аннике.

- Звучит по-негритянски, - пояснил Томми Аннике.

И Пиппи, сняв туфли, стала танцевать в одних чулках тоже очень странный танец. Под конец король Эфраим исполнил дикий военный танец, которому он научился на острове Куррекурредут. Он дико размахивал копьем и щитом, а его босые ноги стучали так сильно, что Пиппи закричала:

- Смотри, чтобы пол не провалился!

- Не беда! - отвечал капитан и продолжал кружиться. - Ведь теперь ты, моя любимая доченька, станешь куррекурредутской принцессой.

Тут Пиппи вскочила и стала танцевать со своим папой. Они выплясывали друг перед другом, громко хохотали, испускали дикие крики и делали такие прыжки, что у глядевших на них Томми и Анники голова шла кругом. Ясное дело, и у господина Нильссона тоже, потому что он все время сидел закрыв глаза.

Постепенно танец перешел в раунд борьбы между Пиппи и ее папой-капитаном. Капитан Длинныйчулок сделал такой бросок, что Пиппи залетела на полку для шляп, но там она сидела недолго. Она с ревом прыгнула через всю кухню на папу Эфраима. И секунду спустя она швырнула его так, что он, пролетев по кухне метеором головой вперед, приземлился прямо в дровяной ларь, задрав ноги кверху. Самому ему было оттуда не выбраться: во-первых, потому, что он был слишком толстый, а во-вторых, потому, что сильно хохотал. Пиппи схватила его за ноги, чтобы вытащить из ларя, но тут он захохотал так, что чуть не задохнулся. Дело в том, что он ужасно боялся щекотки.

- Не ще-ще-ще-щекоти меня! - взмолился капитан. - Брось меня в море или выкинь в окошко - делай что угодно, только не щекочи мне пятки!

Он хохотал с такой силой, что Томми с Анникой боялись, как бы ларь не треснул. Под конец он ухитрился выбраться из ларя и, как только встал на ноги, бросился на Пиппи и небрежно кинул ее так, что она, перелетев через всю кухню, нырнула прямо в печь лицом, а печка была полна золы и сажи.

- Ха-ха-ха! Вот вам и куррекурредутская принцесса, - с восторгом воскликнула Пиппи, обратив черное от сажи лицо к Томми и Аннике. Потом, снова издав победный клич, кинулась на папу. Она отволтузила его так, что лыко только трещало и разлеталось по всей кухне. Пиппи удалось положить папу на обе лопатки, она села на него верхом и спросила:

- Ну что, признаешь себя побежденным?

- Да, да, признаю, - согласился капитан.

Оба они засмеялись, Пиппи совсем тихонечко укусила папу за нос, а он сказал:

- Так весело мне не было с тех пор, как мы с тобой выставляли пьяных матросов из кабачка в Сингапуре!

Он залез под стол и достал свою корону.

- Вот бы куррекурредуты посмотрели, как их королевские регалии валяются в кухне под столом на Вилле Вверхтормашками.

Он надел корону на голову и стал расчесывать лохмы своей набедренной повязки, которая сильно поредела.

- Тебе придется отдать ее в художественную штопку, - предложила Пиппи.

- Не беда, зато мы славно повеселились.

Он сел на пол и вытер пот со лба.

- А скажи, Пиппи, дитя мое, часто ли ты врешь теперь?

- Ну да, вру, когда есть время, но не очень часто, - скромно ответила Пиппи, - ведь ты и сам-то мастер приврать.