Это когда услыхал Одиссей, в испытаниях твердый,

Тотчас крышку приладив, сундук завязал поскорее

Хитрым узлом, как Цирцея его обучила когда-то.

Тут же ключница в ванну ему пойти предложила,

450 Чтобы помыться. И радость его охватила при виде

Ванны горячей. С тех пор как дом он Калипсо покинул,

Видеть заботу ему о себе приходилось не часто.

Там же забота о нем постоянна была, как о боге!

Вымывши в ванне, рабыни всего его маслом натерли,

455 В плащ прекрасный потом и хитон облекли его плечи.

Выйдя из ванны, пошел он к мужам, уж вино распивавшим.

Дочь Алкиноя, красу от богов получившая вечных,

Возле столба, потолок подпиравшего залы, стояла.

На Одиссея она с большим восхищеньем смотрела

460 И со словами к нему окрыленными так обратилась:

"Радуйся, странник, и помни меня, как вернешься в отчизну.

Мне ты ведь прежде всего спасением жизни обязан".

Ей отвечая, тотчас же сказал Одиссей многоумный:

"Высокодушного дочь Алкиноя царя, Навсикая! 465 Только бы Зевс-промыслитель, супруг громомечущий Геры,

Дал мне домой воротиться и день возвращенья увидеть,

Там не устану тебе возносить я молитвы, как богу,

В вечные веки: ведь жизнь-то мне, дева, ты сохранила!"

Молвил и рядом с царем Алкиноем уселся на кресло.

470 Было уж роздано мясо, в кратерах вино намешали.

Всем дорогого певца привел в это время глашатай,

Чтимого целым народом слепца Демодока. Его он

Между гостей усадил, спиною к высокой колонне.

К вестнику тут обратясь, сказал Одиссей многоумный,

475 Жирный кусок от хребта белозубого вепря отрезав.

Большую часть от него для себя он, однако, оставил:

"Вестник, возьми это мясо, снеси Демодоку, чтоб съел он.

Рад я вниманье ему оказать, хоть и очень печалюсь.

Честь певцам и почет воздавать все обязаны люди,

480 Что на земле обитают: ведь пенью певцов обучила

Муза сама, и племя певцов она любит сердечно".

Вестник тотчас же пошел. И герою-певцу Демодоку

Передал мясо. И принял певец его, радуясь духом.

Руки немедленно к пище готовой они протянули, 485 После того как желанье питья и еды утолили,

Так Демодоку сказал Одиссей, в испытаниях твердый:

"Выше всех людей, Демодок, я тебя бы поставил!

Иль Аполлоном самим, иль Музой обучен ты пенью.

Больно уж верно поешь ты про все, что постигло ахейцев, 490 Что они сделали, сколько трудились и сколько страдали,

Словно иль сам ты все это видел, иль от видевших слышал.

Ну-ка, к другому теперь перейди, расскажи, как Епеем

С помощью девы Афины построен был конь деревянный,

Как его хитростью ввел Одиссей богоравный в акрополь,

495 Внутрь поместивши мужей, Илион разоривших священный.

Если так же об этом ты все нам расскажешь, как было,

Тотчас всем людям скажу я тогда, что бог благосклонный

Даром тебя наградил и боги внушают те песни".

Так он сказал. И запел Демодок, преисполненный бога.

500 Начал с того он, как все в кораблях прочнопалубных в море

Вышли данайцев сыны, как огонь они бросили в стан свой,

А уж первейшие мужи сидели вокруг Одиссея

Средь прибежавших троянцев, сокрывшись в коне деревянном.

Сами троянцы коня напоследок в акрополь втащили.

505 Он там стоял, а они без конца и без толку кричали,

Сидя вокруг. Между трех они все колебались решений:

Либо полое зданье погибельной медью разрушить,

Либо, на край притащив, со скалы его сбросить высокой,

Либо оставить на месте, как вечным богам приношенье.

510 Это последнее было как раз и должно совершиться,

Ибо решила судьба, что падет Илион, если в стены

Примет большого коня деревянного, где аргивяне

Были запрятаны, смерть и убийство готовя троянцам.

Пел он о том, как ахейцы разрушили город высокий,

515 Чрево коня отворивши и выйдя из полой засады;

Как по различным местам высокой рассыпались Трои,

Как Одиссей, словно грозный Арес, к Деифобову дому

Вместе с царем Менелаем, подобным богам, устремился,

Как на ужаснейший бой он решился с врагами, разбивши

520 Всех их при помощи духом высокой Паллады Афины.

Это пел знаменитый певец. Непрерывные слезы

Из-под бровей Одиссея лицо у него увлажняли.

Так же, как женщина плачет, упавши на тело супруга,

Павшего в первых рядах за край свой родной и за граждан,

525 Чтоб отвратить от детей и от города злую погибель:

Видя, что муж дорогой ее в судорогах бьется предсмертных,

С воплем к нему припадает она, а враги, беспощадно

Древками копий ее по спине и плечам избивая,

В рабство уводят с собой на труды и великие беды.

530 Блекнут щеки ее в возбуждающей жалость печали, -

Так же жалостно слезы струились из глаз Одиссея.

Скрытыми слезы его для всех остальных оставались,

Только один Алкиной те слезы заметил и видел,

Сидя вблизи от него и вздохи тяжелые слыша.

535 К веслолюбивым феакам тотчас обратился он с речью:

"К вам мое слово, вожди и советчики славных феаков!

Пусть играть Демодок перестанет на звонкой форминге.

Радость пеньем своим он вовсе не всем доставляет.

С самых тех пор, как за ужином мы и певец нам поет здесь,

540 Не прекращает все время, как вижу я, горького плача

Гость наш; большое какое-то горе его угнетает.

Пусть же певец перестанет, чтоб все мы равно наслаждались,

Гость и хозяева. Так оно будет намного прекрасней:

Все ведь мы делаем здесь для почтенного нашего гостя -

545 Мы и готовим отъезд и подносим с любовью подарки.

Всякий просящий защиты и странник является братом

Мужу, который хотя бы чуть-чуть прикоснулся к рассудку.

Вот почему не скрывай ты от нас осторожною мыслью

То, что тебя я спрошу. Разумнее будет ответить.

550 Имя скажи нам, каким тебя мать и отец называли

Вместе со всеми, кто в городе жил и вкруг города также.

Нет никого совершенно, как только на свет он родится,

Средь благородных иль низких людей, кто бы был безымянным.

Каждому, только родивши, дают уж родители имя.

555 Так назови же мне землю свою, государство и город,

Чтобы, тебя отвозя, туда свою мысль направляли

Наши суда: у феаков на них не имеется кормчих,

Нет и руля, как у всех остальных кораблей мореходных.