* * *

Ответом было очередное вбрасывание в кинотеатр. Судя по тому, что показывали явно что-то новенькое, я правильно ответила на предыдущий вопрос контрольной.

От той картины, которая стала проявляться перед глазами, если бы и было дыхание, его бы перехватило. Вокруг меня было одно из самых красивых лесных озер, которое можно только себе представить. Много лет, когда я была еще маленькой, мы ездили отдыхать на него с родителями. Сладко потеплело на душе при виде этого прекрасного места. А вот и я, нескладная девочка-подросток, прогуливаюсь по причалу, к которому привязаны лодки. Ласково пригревает солнышко, шлепает о причал волна, в которой плавно раскачиваются водоросли. Причал старый, доски подгнили и местами пообламывались, кое-где торчат только толстые опорные бревна. Мне надо пройти по одному из них на берег.

И вдруг меня охватывает страх. Абсолютно иррациональный ужас. Я проходила по этим бревнам до того десятки раз, да и если сорвусь и упаду — ничего страшного, глубина небольшая, а плавала я уже тогда хорошо. Но, совершенно не понятно почему, меня просто сковывает страх, парализует волю и мышление. Я очень хорошо помню это тошнотворное ощущение ужаса, заполонившего все мое существо.

Мой до этого светленький и яркий энергетический кокон тускнеет, темнеет, начинает оползать вдоль тела вниз, как дешевый пуховик после стирки. Свисает с разных сторон какими-то омерзительными мешками, в которых переливается и булькает нечто темное. гадкое, зловещее. Эти мешки, как гири, тянут меня книзу, и, чтобы не свалиться, я становлюсь на четвереньки и переползаю на берег в самой позорной позе, которую только можно вообразить. Медленно так ползу, осторожно. Сейчас, пока я все это смотрю, вспоминается, что тогда, выбравшись на берег, я долго не могла понять, чего же я так испугалась на этом причале.

«Шпок!», и я снова «дома», наслаждаюсь туманом. Информация получена, пора за уроки.

Страх… На самом деле это — чрезвычайно емкое понятие. Страх какого-то события, страх за кого-то, любимого человека, например. Страх неопределенности — да мало ли его разновидностей можно вспомнить. Только суть одна. Страх парализует волю, сковывает мышцы чуть ли не до судороги, провоцирует агрессию. Страх тянет к низу, вытягивая туда же, вниз, всю энергию и жизненные силы. Достаточно вспомнить, какую неприятную встречу предоставил мне приступ страха на зеленом гребне.

В общем, в любом своем обличье — явление очень нехорошее, даже можно сказать совсем плохое. Легкая задачка. Можно поднимать руку, чтобы вызвали к доске, есть шанс получить пятерку.

* * *

К доске вызвали незамедлительно. Я снова где-то, и снова воспоминания в виде фильма, и снова я решаю задачи выбора. Правильно-неправильно, хорошо-плохо, да-нет. Прямо какая-то двоичная система. В голове все перемешалось. Мой недавний, уже когда работала, скандал с Барбоссом. Детские обиды на учительницу во втором классе. Опьяняющее счастье, на несколько порядков превышающее тот щеняче-поросячий восторг от сданного спецкурса, которое имело место быть во время первой победы на всесоюзных соревнованиях. Первая мечтательная влюбленность. Драка в пионерлагере. Жгучая обида и непонимание, когда выяснилось, что мой парень не питает ко мне нежных чувств, а просто хочет поиметь. Дикое желание разорвать в клочки случайного мужика, обхамившего меня в троллейбусе. Детское ощущение непоправимого горя, когда сломалась моя удочка.

Разные эпизоды — памятные и совсем незначительные, приятные и отвратительные — сменялись, как картинки в калейдоскопе. Я делала выводы, уже почти не задумываясь. Агрессия — плохо. Обида — очень плохо. Раскаяние — просто чудесно, прямо физически видно, как слезы очищают кокон. Счастье — великолепно, влюбленность — здорово.

Я потеряла счет просмотренным «фильмам», к тому же некоторые выводы я делала ошибочно, и для тупых, «шестиламповых», как говорит Валерка, повторяли по два-три раза. В конце концов в этой веренице образов я перестала сознавать хоть что-либо, давая ответы практически бессознательно. Да-нет, хорошо-плохо. И, странное дело, чем больше включалось подсознание, тем меньше было ошибок. Передо мной прошли практически все жизненные события. Говорят, перед смертью человек вспоминает в одно мгновенье всю свою жизнь. Врут. И после смерти тоже. И не в одно мгновенье.

* * *

Я поймала себя на мысли, что философствую. Никак переменка образовалась в череде бесконечных уроков? Ну да, я в тумане, как ежик, куда-то топаю по инерции и рассуждаю. Дырки не появляются, кино не показывают, уроки не спрашивают, но тем не менее туман не рассеивается. Что бы это значило?

«Шпок!» Оказывается, ничего. Наверное, киномеханик покурить ходил. Устраиваюсь поудобнее. Раньше как думалось: кино — это праздник. Парень, желая понравиться девушке, приглашает ее в кино. А самое интересное кино — то, где показывают тебя.

Помню, наша Солома, которую вообще-то Маринкой зовут, Солома — это прозвище. Так вот, еще в школе она мелькнула 2-3 секунды в кадре фильма вместе со своим танцевальным ансамблем. Стала кинозвездой общешкольного масштаба. Счастья, гордости и воспоминаний к месту и не к месту ей хватило на целый год, а фильм этот она смотрела, пока его не сняли с проката.

Тут, казалось бы, все про меня и мою жизнь, смотри и любуйся на себя в детстве и ранней юности, только надоело уже до розовых соплей. Хочется вздохнуть, а не могу. И соплей нет, ни розовых, ни самых что ни на есть обыкновенных, такие вот дела.

Ну, что же на этот раз покажут? Как я била морду одной бабе в Крыму на пляже (хотя она в тот раз явно заслужила хороший втык, вообще-то, драться нехорошо, это я уже поняла) или выплывет еще какой-нибудь темный эпизод моей жизни из глубин подсознания? Изображение постепенно приобретает резкость, и даже если бы я и могла дышать, то дух захватило бы прочно и надолго.

Действительно, воспоминание из самых глубин души. То, о чем я просто не позволяла себе думать, попав сюда. То, от чего на душе становилось тепло и грустно. Самое лучшее в моей жизни. Я и Сережа. Наше первое официально назначенное свидание.

То есть до этого мы встречались, но все больше вроде бы как случайно, причем эти случайности оба тщательно подготавливали. Также «случайно» попали на дискотеку, после которой Сережа, в очередной раз провожая меня домой, сказал, что любит меня. Просто так сказал, без рисовки и смущения. И поцеловал. Тоже как-то просто и совершенно естественно, как будто иначе и не могло быть. А потом, на следующий день, позвонил мне домой, и я назначила ему свидание.

В общем, все не как у людей. У всех нормальных, как правило, начинается со свидания, когда ни парень, ни девчонка толком не понимают еще, интересны ли они друг другу и на кой фиг им нужна эта встреча. И в 90% случаев до такого этапа развития отношений, как взаимные объяснения, просто не доходит. А тут поди ж ты.

Итак, «стрелка» была наброшена на углу Проспекта и Комсомольской. Я, как обычно, опоздала. Стояла как дура и озиралась по сторонам. Любой бдительный мент мог заподозрить меня в намерении совершить какой-нибудь теракт и арестовать. На мое счастье, все они были слишком заняты отловом пешеходов, сигающих через перекресток на красный свет и по диагонали.

По моему серебристому кокону снизу вверх пробегали беспорядочные фиолетовые волны сомнений и беспокойства.

Плохо, наверное, головой вертела. Я заметила Сережу, когда он уже почти вплотную подошел ко мне.

— Привет!

— Привет! Я опоздала, но ты еще больше опаздываешь, — оправдывалась я, улыбаясь.

— Да нет, я давно уже пришел. Тебя нету и нету, вот я и зашел в книжный, — ответило мое Солнышко. Привычным жестом забрал мою как обычно неподъемную сумку и закинул ее себе на плечо, словно перышко. Второй рукой привлек меня к себе и тихонечко, нежно поцеловал, — Ну, здравствуй, любимая!

— Здравствуй, — ответила я почти беззвучно. Казалось, все время только бы и смотрела в эти удивительные глаза, огромные, голубые, а вокруг самых зрачков — золотистые звездочки. Как солнышко в небе. Меня подхватила и окунула с головой волна совершенно немыслимого, фантастического счастья. Я ничего не видела вокруг, кроме Сережи, ничего не слышала, кроме его бархатного голоса.