Крендель, как обычно, выдал руководящие указания и тут же исчез, поручив Борисычу соблюсти технологический процесс добавки спирта.

Налив 96-й очищенный из огромной бутыли в маленький кувшинчик, тот приступил к опросу общественного мнения:

— Ну что, дамы и господа, в какой пропорции закреплять будем?

И тут мнения коллектива резко разделились. Мы с Наташкой с пеной у рта доказывали, что не стоит портить благородное вино, а мужская половина во главе с Колей упорно доказывала, что наоборот, стоит, да еще и покрепче. В конце концов Борисычу эти прения надоели, он грохнул кувшин со спиртом на стол и заявил, что дескать пусть каждый сам закрепляет себе по вкусу.

Буквально в эту же минуту в лабораторию снова влетел Крендель. Не заметить кувшин на столе было просто невозможно. Не сбрасывая скорости, он со словами «А, уже приготовили!» хватанул его и прямо на ходу отхлебнул добрую половину. Все происходило так быстро, что никто из нас даже мяукнуть не успел.

С перекошенной физиономией, с остановившимся взглядом невидящих глаз и разинутым ртом, краса и гордость молодой поросли отечественной физики, «великий ученый» был просто неотразим. Причем ни в одной луже. Секунд десять он растерянно помахал руками в воздухе, а потом наконец сообразил, что к чему, и опрометью бросился к водопроводному крану. При этом глаза его бежали метра на два впереди него самого. Хорошо хоть, что вода подведена непосредственно в лабораторию. Минут пять ничего не было слышно кроме шума льющейся струи, когда Коля философски заметил:

— Кажется, верхним этажам грозят перебои с водоснабжением.

Еще через пару минут Крендель, поставивший на место глаза и невероятно посуровевший, вернулся обратно и укоризненно взглянул на Борисыча:

— Предупреждать же надо!

— Где ж тебя предупредишь, когда ты на ходу все хватаешь! — огрызнулся тот.

Дальнейший праздник прошел безо всяких эксцессов. Вино действительно было превосходным, Коля с Наташкой постоянно шутили и рассказывали анекдоты, но мне все равно было не по себе. Чего-то не хватало.

Я рассеянно взглянула на тот самый знаменитый блок питания, в котором я так удачно обнаружила некондиционный транзистор, и… покрылась холодным потом. До меня, наконец, дошло! Я перестала чувствовать энергию! Попробовала проверить другие свои способности, которыми меня наделило путешествие в желтую и розовую страну — и тоже ничего! Стало совсем тоскливо. А главное, непонятно.

Вечером Сережа, как только мы поздоровались, тут же выпалил:

— Алена, я не знаю, что со мной произошло! Я совершенно потерял те ощущения, которым научился!

— Не волнуйся, со мной — то же самое.

— Интересно, почему?

— Если бы я знала! Такое впечатление, что будто слегка оглохла и ослепла.

Думали мы, гадали, но ничего путного не шло на ум. Настроение было препоганейшее. Надо же, даже не думала, что так привыкну к энергетическому восприятию и прочим штучкам. Теперь уже не полетаешь. Даже на короткие дистанции.

А спустя несколько дней началась и вовсе полная ерунда. Взбунтовался желудок. Никак не хотел тихонько сидеть на положенном ему месте, а все норовил вывернуться наизнанку. Я грешным делом подумала, что что-то не то съела в нашем буфете, известном изысками кулинарии. Но это явление не проходило. Даже совсем наоборот. Появились всякие другие признаки, которые заставили меня сломя голову мчаться к врачу. К тому самому, к которому обращаются только женщины. И что же, анализы железно подтвердили все мои опасения.

Я тряслась в полупустом хромоногом троллейбусе, поглядывала на небо, мрачнеющее прямо на глазах, и пыталась обдумать ситуацию. Двенадцать с лишним лет невозможен контакт с желтой и розовой страной… Во время второй в этом году грозы я уже недоступна для связи со сверкающим народом… Кармические учения о том же двенадцатилетнем сроке тесного взаимодействия матери и ребенка… Кажется, все становится на свои места. Только как же все это мне сказать Сереже? Как он воспримет? Думала я, думала, да так ничего и не придумала.

А погодка была под стать моему настроению. На небе сбежались на тусовку огромные черные тучи, солнышко померкло, вот-вот гроза грянет.

Сережа, как обычно, уже ждал меня.

— Привет! Дождь начинается, того и гляди, гроза разразится, а ты как обычно без зонтика!

— А зачем нам два зонтика? У тебя же всегда есть!

— Что бы ты без меня делала!

— Не знаю, — улыбнулась я.

— То-то же. Ну, как дела, рассказывай!

— Видишь ли, я из поликлиники еду, — начала я издалека.

— А что случилось? Ты заболела? — он не на шутку встревожился.

— Да не то, чтобы… Тут другое. Видишь ли, я, кажется, поняла, почему наши сверкающие друзья все время твердили о том, что мы, в частности я, будем недоступны для контакта на двенадцать с лишним лет. И почему мы вдруг потеряли свои странные способности. Помнишь, ты сам мне говорил, что по кармическим учениям ребенок первые двенадцать лет неразрывно связан с энергетикой матери…

— Ну, помню… Так ты?..

— Ага… И теперь не знаю, что со всем этим делать. Ведь мы еще не поженились..

— Что делать, что делать! Главное — глупостей делать не надо, — он крепко прижал меня к себе. — Хорошая моя, что ты переживаешь! Родится — вырастим, воспитаем.

И мне стало так тепло и уютно рядом с ним, таким сильным и надежным!

Мы шли, обнявшись под его зонтиком, и не обращали внимания на хлеставший дождь, на лужи под ногами. Мы так вдвоем будем ходить всегда, а вскоре — и втроем! А ведь это — на самом деле чудо! То самое обыкновенное чудо, которое происходило и будет происходить миллионы миллионов раз на нашей планете, на удивительной Земле!

Вдруг прямо рядом сверкнула молния. Разряд грохнул в раскидистое дерево, и тут же кто-то закричал:

— Смотрите, шаровая молния!

Мы обернулись, как по команде.

— Где? Где?

— Да вот же, возле дерева, — ответил тот же голос.

— Ой, какая красивая! Золотистая! — громко восхищалась какая-то женщина.

Все прохожие заворожено рассматривали это удивительное явление, и только мы ее не видели. Не могли видеть. Двенадцать лет…

Ну и что из того? Мы просто шлепали под проливным дождем дальше, тесно прижавшись друг к другу под единственной пока нашей собственной «крышей над головой» — стареньким Сережкиным зонтиком.