Молчание стало мёртвым.

Маргарита стояла неподвижно. Воланд шёл прямо на неё, улыбаясь.

Подойдя, он протянул ей руку и сказал негромко:

– Благодарю вас, – и стал рядом с нею.

Тотчас перед группой Воланда появился слуга с блюдом, и на этом блюде Маргарита увидела отрезанную голову человека в засохших и замытых потёках крови, с приоткрытым ртом, с выбитыми передними зубами.

Тишина продолжала стоять полнейшая, и её прервал только где-то далеко послышавшийся звонок, как бывает с парадного хода.

– Александр Александрович {224}, – негромко сказал Воланд, и тогда веки убитого приподнялись и на мёртвом лице Маргарита, содрогнувшись, увидела живые, полные мысли и страдания глаза.

– Вот всё и сбылось, – продолжал Воланд, глядя в глаза голове, – и голова отрезана женщиной, не состоялось заседание, и живу я в вашей квартире. Самая упрямая в мире вещь есть факт. Но теперь и вас и нас интересует дальнейшее, а не этот уже совершившийся факт. Вы были горячим проповедником той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он уходит в тёмное небытие, в золу. Мне приятно сообщить вам в присутствии моих гостей, хотя они и служат доказательством совсем другой теории, о том, что ваша теория и солидна, и остроумна. Во всяком случае, одна теория, как говорится, стоит другой. Есть и такая, согласно которой каждому дано будет по его вере. Да сбудется! Вы уходите в небытие, и мне радостно сообщить вам, что из чаши, в которую вы превращаетесь, я выпью за бытие! Итак, чашу!

И тут же потухли глаза и закрылись веками, покровы головы потемнели и съёжились, отвалились кусками, исчезли глаза, и перед Маргаритой на блюде оказался череп – желтоватый, с изумрудными глазами, с зубами из жемчуга, на золотой ноге. Крыша черепа откинулась.

– Где же он? – спросил Воланд, повернувшись к Коровьеву – церемониймейстеру.

– Сию секунду, мессир, он предстанет перед вами. Я слышу в этой гробовой тишине, как скрипят его лакированные туфли, как звенит бокал, который он поставил на стол, в последний раз в этой жизни выпив шампанского. Да вот и он!

Между шеренгами гостей в зал, направляясь к Воланду, вступал новый гость. Внешне он ничем не отличался от многочисленных остальных гостей – мужчин. И также безукоризненно был одет. Но величайшее волнение выдавали, даже издали видные, пятна на его щеках и неустанно бегающие его глаза. Гость был ошарашен, это было очевидно. И, конечно, не только нагими дамами, но и многим другим, например тем, что он, ухитрившись как-то опоздать, и теперь входит нелепым образом один-одинёшенек, встречаемый любопытными взорами гостей, которых, собственно, даже и сосчитать трудно! Встречен был поздний гость отменно.

– А, милейший барон Майгель! – приветливо вскричал Воланд гостю, который решительно не знал, на что ему глядеть – на череп ли, лежащий на блюде в руках у голого негра, на голую ли Маргариту? Голова его стала кружиться. Но кое-как справившись с собою, благодаря своей долголетней практике входить в гости и не теряться, Майгель пробормотал что-то о том, что он восхищён, и приложился к руке Маргариты.

– Вас, как я вижу, поражают размеры помещений? – улыбаясь и выручая гостя, продолжал Воланд, – мы здесь произвели кое-какую перестройку, как видите. Как вы находите её?

Майгель проглотил слюну и, вертя левой рукой брелок, свешивающийся из кармана белого жилета, сообщил, что перестройку он находит грандиозной и что она его приводит в восхищение.

– Я очень счастлив, что она вам нравится! – галантно отозвался Воланд и звучно обратился к толпам замерших неподвижно гостей:

– Я счастлив, месье, медам, рекомендовать вам почтеннейшего барона Майгеля, служащего комиссии по ознакомлению иностранцев с достопримечательностями столицы.

Тут Маргарита замерла, потому что узнала вдруг этого Майгеля. Он несколько раз попадался ей в театрах Москвы и ресторанах. «Позвольте… – подумала Маргарита, – стала быть, он умер? Ничего не понимаю!»

Но дело разъяснилось тут же.

– Милый барон, – говорил Воланд, расплываясь в улыбке радости, – был так очарователен, что, узнав о моём приезде, тотчас позвонил ко мне, предлагая мне свои услуги по ознакомлению меня с достопримечательностями столицы. Я счастлив был пригласить его. Кстати, барон, – вдруг интимно понизив голос, проговорил Воланд, – разнеслись слухи о чрезвычайной вашей любознательности. Говорят, что она превосходит всё до сих пор виденное в этом направлении и равняется вашей разговорчивости. Параллельно с этим дошёл до меня страшный слух о том, что именно ваша разговорчивость стала производить неприятное впечатление и не позже чем через месяц станет причиной вашей смерти.

Желая избавить вас от томительного ожидания скучной развязки, мы решили прийти вам на помощь…

Тут Воланд перестал улыбаться, а Абадонна вырос перед Майгелем и, подняв очки на лоб, глянул барону в лицо.

Барон сделался смертельно бледен, вздохнул и стал валиться набок. Показалось ещё Маргарите, что что-то сверкнуло огнём в руках Азазелло, оказавшегося рядом с Абадонной, что-то стукнуло или как будто в ладоши хлопнуло, и алая кровь хлынула из груди барона, заливая белый жилет.

Как обвал в горах, ударил аплодисмент гостей, барона подхватили, и чаша до краёв наполнилась его кровью.

– За жизнь! – крикнул Воланд, поднимая чашу, и прикоснулся к ней губами.

И тогда произошла метаморфоза. Фрак Воланда исчез. Воланд оказался не то в чёрном плаще, не то в сутане. Перед глазами Маргариты всё закружилось, когда рука в перчатке с раструбом приблизила к ней чашу и загорелся перед ней один глаз.

Маргариту шатнуло, но её поддержали, и чей-то голос, кажется Коровьева, зашептал:

– Не бойтесь, не бойтесь… Кровь давно ушла в землю… Пейте! В чаше вино!

Маргарита, закрыв глаза, дрожа, сделала глоток. Сладкий ток пробежал по её жилам, в ушах начался звон. Ей показалось, что кричат петухи, что оглушительный оркестр играет марш. Тут толпа гостей стала видоизменяться. Фраки мужчин рассыпались в прах и почернели, и сгнили тела женщин, показались кости, стали сыпаться на пол. Тление охватило зал, потёк печальный запах склепа. А потом и колонны распались, и угасли огни, и всё съёжилось, и не стало никаких фонтанов и бальных зал и цветов… А просто была скромная гостиная ювелирши, и в камине пылал огонь, а из приоткрытой двери виднелся свет свечей. И в эту приоткрытую дверь и вошла Маргарита.

Извлечение Мастера

Всё в комнате оказалось таким, каким и было до бала. Воланд в сорочке сидел на кровати, но Гелла не растирала ему ногу, а ставила на стол рядом с глобусом поднос с закуской и графином. Коровьев, сняв надоевший фрак, сидел на стуле, плотоядно потирая руки. Кот помещался на соседнем стуле. Галстук его, превратившийся в серую тряпку, съехал за ухо, но Бегемот с ним расстаться не желал.

Абадонны не было, но был Азазелло. Сидящие встретили Маргариту приветливо, заулыбались ей, а Воланд указал ей место рядом с собою на кровати. … – сказал Воланд, погля… {225} погашая свой прожигающий глаз, – вас замучили эти затейники?

– Нет, нет, бал был превосходный, – ответила живо Маргарита.

– Ноблесс оближ, – сказал кот и налил Маргарите прозрачной жидкости в лафитный стакан.

– Это водка? – спросила Маргарита.

– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!

Маргарита захохотала и оттолкнула стакан от себя.

– Пейте смело! – сказал Воланд.

Маргарита взяла стакан.

– Нет, погодите, – заметил Воланд и сквозь свой стакан поглядел на Маргариту, причём той показалось, что красный далёкий огонёк сем… ещё раз благод… {226} в восхищении.

– Потрясающе! Очарованы, влюблены, раздавлены! – орал Коровьев.