Положение её было ужасно. Она не знала теперь, кого она любит – живого или мёртвого, и чаще, и упорнее ей приходила в серых сумерках наяву мысль, что связана она с мёртвым. Это с мёртвым она летит в сонной лодке, с ним она плывёт!

Вывод не трудно было сделать. Нужно было или забыть его, или самой умереть. Влачить такую жизнь нельзя! Забыть его, забыть! Но он не забывается!

Нередко, оставшись одна зимою, а Маргарита пользовалась каждым случаем, чтобы остаться одной, она, сидя у огня возле печки, в память того огня, что горел, когда писался Понтий Пилат, отдавала себя на растерзание себе самой. Ах, как легко это было сделать! Стоило только сравнить ей себя с Левием Матвеем, хорошо ей известным и памятным, и мучения Маргариты становились жгучими. Запустив пальцы в волосы или сжав голову, она покачивалась у огня и бормотала:

– Да, да, да, такая же самая ошибка… Зачем, зачем я тогда ушла ночью от него? Зачем? Безумство! Я вернулась на другой день, но было поздно. Я вернулась, как несчастный Левий, слишком поздно.

В таких бесполезных размышлениях о Левии Матвее, в таких мучениях прожила Маргарита Николаевна полтора года».

При перепечатке этого текста в мае-июне 1938 года Булгаков внёс в него следующее дополнение: «Чтобы ещё больше растерзать себя, Маргарита до мельчайших подробностей вспоминала то утро, как она, оставив записку своему мужу, кинулась в переулок, в подвальные комнаты. Его уже не было. Он бесследно исчез. И перед глазами Маргариты вставал кабинет мужа, и она видела, как будто это происходило сейчас, что она рвёт бесполезную написанную ею записку».

Она просыпалась разбитой, осунувшейся и, как ей казалось, старой. – В следующей редакции: «…Маргарита проснулась около одиннадцати часов утра в своей спальне, выходящей фонарём в башню причудливой архитектуры особняка в одном из переулков Арбата.

Проснувшись, Маргарита не заплакала, что бывало очень часто. Она проснулась с предчувствием, что сегодня произойдёт что-то, наконец что-то произойдёт.

Лишь только Маргарита ощутила это предчувствие, она стала подогревать и растить его в своей душе, опасаясь, чтобы оно её не покинуло.

– Я верую! – шептала Маргарита торжественно, – я верую! Что-то произойдёт! Не может не произойти, потому что за что же, в самом деле, мне послана пожизненная мука? Да, я лгала и обманывала, но нельзя же наказывать так жестоко. Произойдёт что-то непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно. Кроме того, сон был вещий, за что я ручаюсь!

Так шептала Маргарита Николаевна, глядя на пунцовые шторы, наливающиеся солнцем, беспокойно одеваясь, расчёсывая перед большим зеркалом короткие завитые волосы.

Сон, который приснился Маргарите, был необычен. Отсутствовала в нём летающая лодка и мелководное море с золотым дном. Приснилось странное, тёмного дуба помещение, какая-то комната, почему-то очень душная. Вдруг дверь раскрылась и она увидела мастера. Он не был в белой одежде. Он был оборван, обросший бородою, босой. Но глаза были очень живые, решительные, к чему-то призывающие. И он, поманив пальцем Маргариту, тотчас скрылся. Маргарита побежала за ним и выбежала на крыльцо, увидела оголённую рощу и над нею беспокойную стаю грачей. Поняла, что это ранняя весна где-то далеко в деревне, в глуши. Вон и мостик через узенькую речушку. Тут дунуло волнующим ветром, мастера она потеряла и проснулась.

– Сон этот может значить только одно из двух, – рассуждала Маргарита Николаевна, – если он мёртв и поманил меня, то это значит, что он приходил за мной и я скоро умру. Это хорошо. Мучениям пришёл тогда конец. Или он жив и напоминает мне о себе. Значит, мы ещё увидимся. Увидимся скоро, непременно увидимся.

Итак, сегодня я не имею права мечтать о том, чтобы забыть его, а наоборот, весь сегодняшний день посвятить воспоминанию о нём, потому что сегодняшний день – день годовщины. Встретились мы как раз в этот день». (При перепечатке этого текста Булгаков изменил концовку, написав: «Как раз в этот день мы встретились с ним тогда, когда я несла в руке свой жёлтый знак тоски».)

…бросились бы в особняк на … и поселились, и сочли бы себя счастливейшими в мире… – Булгаков не указал в данном случае место расположения особняка, оставив свободное место. Но последующий текст он (если, конечно, это сделал сам Булгаков?!) уничтожил. В тетради вырезано восемнадцать (!) страниц текста. В результате читатели, очевидно, никогда не узнают историю любви Мастера и Маргариты и те сложности, которые пришлось им преодолеть. Характерно, что в последующих редакциях Булгаков не возвращается к этому вопросу и лишь незадолго перед смертью продиктовал Елене Сергеевне не очень большой кусок текста, начинающийся словами: «Прежде всего откроем тайну, которой мастер не пожелал открыть Иванушке…»

…Первыми из-за обнажённых деревьев показались мальчишки, идущие задом… – В следующей рукописной редакции:

«Первым показался шагом едущий мимо решётки сада конный милиционер, за ним шлемы двух пеших. За сим – грузовик, набитый стоящими музыкантами, частью одетыми в гимнастёрки, частью в штатское. Далее – крайне медленно двигающаяся похоронная открытая машина. На ней гроб в венках, а по углам площадки – четыре стоящих человека: трое мужчин, одна женщина. Даже на расстоянии Маргарита разглядела, что лица, обращённые к решётке, были растерянные. В особенности это было заметно в отношении гражданки, стоящей в левом заднем углу автодрог. Толстые серые щёки гражданки в модной кокетливой шляпке в виде петушьего гребешка распирало как будто изнутри какою-то пикантной тайной, в заплывших глазках бродили двусмысленные огоньки, а губы складывались против воли, по-видимому, в столь же двусмысленную улыбочку. Казалось, что вот ещё немного и она подмигнёт на покойника и скажет: «Видали вы что-нибудь подобное? Прямо мистика!»

В задней части дрог на подставке стояли в горшках цветы, и Маргарита тотчас разглядела четыре бледно-фиолетовых гиацинта. «Те самые…» – подумала она. Немедленно за сим она увидела и двух покупателей гиацинтов… Они оба шли в первом ряду непосредственно за машиной. Потекли за ними и другие граждане, тоже в чинных рядах, все без кепок и шляп. И все они старались иметь вид печальный, приличествующий случаю, вид многозначительный и солидный, и у всех на лицах и даже в походке чувствовалось недоумение, смущение и неуверенность».

Сцене похоронного шествия в рукописной редакции предшествовал следующий эпизод:

«В Охотном ряду Маргарита поднялась, чтобы выйти, но судьба на некоторое время связала её с парочкой граждан. Они тоже снялись в Охотном и направились туда же, куда и Маргарита, к цветочной лавке. Покупка Маргариты была скромная и дешёвая. В память мастера и встречи с ним она купила два букетика фиалок, завёрнутых в зелёные листья. «Один – мне, другой – ему…» – думала Маргарита. Но ей мешали сосредоточиться две спины, которые всё время толкались перед нею; одна – широкая, другая – щуплая, с выпирающими из-под ткани толстовки лопатками. Шептуны приценивались к горшкам с бледно-фиолетовыми гиацинтами. Наконец Маргарита покинула лавку, но, обернувшись, видела, как двое суетились у приступочки автобуса, хватаясь одной рукой за поручень, а другой прижимая к животу по два горшка с тощими гиацинтами».