Тихие стоны, которые она слышала сквозь каменно-деревянную дверь Джунн, всплыли в её сознании подобно золотым искрам в темноте. Прерывистое дыхание, скачущие и затихающие голоса, осознание того, что два тела движутся вместе, губы и кожа и…

Серебристый свет играл на тёмных волосах Эйлы; ресницы отбрасывали крошечные колючие тени на щёки. Крайер прислушалась к своему дыханию – такому же медленному и ровному, размеренному. Она не знала, долго ли они так лежат.

Затем Эйла пошевелилась, уткнувшись носом в подушку, и что-то золотое выпало из воротника её рубашки. Ожерелье. Недолго думая, Крайер протянула руку, чтобы заправить цепочку обратно под рубашку Эйлы, и её сердце бешено заколотилось, когда кончики пальцев мягко коснулись ключиц Эйлы, но вместо этого цепочка выпала из её пальцев – застёжка сломалась.

Был короткий, ужасный момент, когда Крайер подумала, что это она её сломала, а затем она присмотрелась повнимательнее и поняла, что ожерелье намного старше, чем она думала. Цепочка была тусклой и грязной, а застёжка просто износилась.

Оно по-прежнему хранило тепло кожи Эйлы.

И теперь оно лежало в ладони Крайер – изящная золотая цепочка и золотой кулон размером с монету, странно тяжёлый. В центре был вставлен единственный кроваво-красный драгоценный камень. Он почти светился даже в темноте, как гранёное стекло, как бокал с вином, который держат перед фонарём. Глубокий, насыщенный цвет. Она провела пальцем по краю кулона, любуясь гладким золотом. Может быть, ей удастся починить застёжку до того, как Эйла проснётся, придать металлу нужную форму. Она поднесла его поближе к глазам, сжимая застёжку между указательным и большим пальцами, пока чем-то не поцарапалась. Она нахмурилась, подставив руку на лунный свет. Край сломанной застёжки, должно быть, был острым; что-то зацепилось за кончик её пальца. На поверхность выступила кровь. Одна капля.

Машинально она снова провела пальцем по подвеске, привлечённая неестественным теплом драгоценного камня, более тёплого, чем золото вокруг него, как будто внутри был крошечный источник тепла…

Затем мир покачнулся.

Знакомые стены спальни растаяли.

Крайер моргнула, и мир вокруг загорелся.

* * *

Она ахает и тут же жалеет об этом. Лёгкие наполняются дымом и обжигающим пеплом, горло сжимается от боли.

Она стоит посреди незнакомой улицы. Здания по обе стороны слишком высокие, построенные из дерева и голого камня вместо побелённых известью зданий приморских деревень вокруг дворца. Крыши крутые и заострённые, пронзающие небо, а внешние стены выложены террасами из искорёженного чёрного металла, – и всё это горит.

Небо над головой представляет собой кровавое месиво из красного, жёлтого и гнилостно-чёрного дыма. Пепел, как снег, падает с горящих крыш, здания прогибаются под тяжестью бушующего пожара – горят обе стороны улицы, огонь воет, окна врываются, и стекло дождём сыпется на булыжники мостовой…

“БЕГИ – БЕГИ, БЕГИ". Кто-то пробегает мимо Крайер, шлёпая босыми ногами по булыжникам, и она замечает, что вокруг люди. Они повсюду и потоком высыпают на улицу с лицами, испачканными пеплом и слёзами.

Крайер хватает какую-то женщину за рукав, вернее, пытается схватить, но руки проходят сквозь женщину.

– Где я? Что здесь происходит? – кричит Крайер, но женщина не смотрит на неё. Кажется, она даже не слышит её голоса.

Должно быть, у неё кошмар. Крайер слышала о таком, хотя думала, что они свойственны только человеческим умам, как хроническая болезнь.

Город кошмаров горит, и где-то в хаосе Крайер слышит детский плач. Она резко оборачивается. Там, на другой стороне улицы, стоит мужчина – человек со светлыми волосами, как большинство в Варне. Его глаза бледно-серые, как утро. Даже сквозь дым она видит их цвет.

В одной руке он держит плачущего ребёнка за крошечную ручку.

– Тише, Клара, – шепчет он. – Всё будет хорошо. Мама сейчас придёт.

Он неподвижно стоит всего мгновение, не сводя глаз с бушующего неба, рушащихся крыш. Его грудь тяжело вздымается, костяшки пальцев на руке ребёнка белеют. Он шевелит губами, но не произносит ни звука. Сначала кажется, что он просто кричит, а потом Крайер понимает, что он что-то говорит, одно-единственное слово, снова и снова, его губы произносят одно и то же имя.

Сиена?

В дыму появляется силуэт. Как призрак: сначала тень, потом фигура. Это девушка появляется из дыма, похожего на стену тёмного океана, массивную, неудержимую волну. Она вся в бледном пепле а голова опущена. Крайер видит только копну растрёпанных волос.

Затем фигура выпрямляется, и Крайер замирает, потому что узнаёт эту девушку. Это Эйла. Покрытая коркой пепла, с окровавленным лицом, но это Эйла.

Или не она?

Нет, понимает Крайер, когда девушка подходит ближе. Нет, это не совсем Эйла. У неё длиннее волосы, она выше, почти такого же роста, как Крайер. В форме её лица что-то не совсем правильное. Это не Эйла, но, звёзды и небеса, это может быть сестра Эйлы, или мать, или...

Ребёнок плачет, и Крайер отводит взгляд от девушки, похожей на Эйлу.

– Сиена!

Мужчина подходит к девушке. Они стоят всего в трёх метрах друг от друга, не сводя глаз, и девушка хватает его за руки.

– Лео, возьми это. Мне нужно вернуться за эскизами. Но возьми это.

Девушка (Сиена) протягивает ему большой голубой самоцвет, больше кулака, мерцающий, как гигантский кристалл камня-сердечника, только такого же насыщенного морского цвета, насколько сердечник был красным.

– Нет, Си, – говорит он, держа в руках сияющий лазурный камень. – Останься с нами, останься...

Но девушка снова уходит, возвращается в пламя горящей деревни. Маленькая Клара кричит: “Мама!", – а затем вдалеке раздаётся взрыв, и...

Что-то происходит в груди Крайер. Открывается пропасть.

Казалось, все её внутренние системы разом останавливаются.

Она сгибается пополам, задыхаясь. Внутри неё что-то появляется. Она чувствует, как оно царапает грудную клетку, поднимаясь, как жёлчь, в горле. Монстр, запертый в плоти. Крайер всхлипывает и понимает, что зрение затуманилось. Щёки намокают.

Крайер хватается за грудь, рвёт пальцами рубашку, царапает кожу под ней, будто пытаясь разорвать себя и вытащить эту штуку из систем. Но не получается. Будто яд, маслянистая чёрная субстанция заполняет ей лёгкие. Она тонет изнутри, задыхается, становится невозможно дышать.

Спокойствие, ей надо успокоиться. Внезапно она что-то вспоминает, но воспоминание словно превращается в далёкий сон – как ожерелье соскользнуло с шеи Эйлы, пока она спала, как легко было поднять его, рассмотреть при лунном свете, как она пыталась починить сломанную застёжку… капля крови…

Зажмурившись, Крайер пытается сосредоточиться на весе кулона в руке – мягкого золота, по-прежнему хранившего тепло Эйлы; она пытается сосредоточиться на том, чтобы не выпустить его из рук… выпустить… она выпускает…

* * *

Хаос.

Потребовалась секунда, чтобы осознать, что она снова в своих покоях, потому что всё по-прежнему было в хаосе, но другого рода: вместо огня, дыма, жары и криков Крайер вернулась в тёмный и холодный мир. Она лежала на кровати, кто-то вскрикнул, и... масса тёмных фигур корчилась в центре комнаты, и потребовалось несколько мгновений лихорадочного моргания, чтобы понять, что это гвардейцы – в её комнате находятся гвардейцы, и...

Эйла.

Они схватили Эйлу. Её прижимали к полу, трое гвардейцев удерживали её, один прижимал её лицом к каменным плитам. Крайер вскочила с кровати и пошатнулась, нетвёрдо держась на ногах. Когда она поняла, что, должно быть, произошло, кровь застыла у Крайер в жилах. Неужели она настолько разволновалась, что включился встроенный сигнал? В любом случае: сигнал сработал, и прибыла стража.

"И они увидели Эйлу, – ошеломленно подумала Крайер. – В моей постели, посреди ночи, когда она должна была быть в комнатах для прислуги".

Это я во всём виновата.

– Остановитесь! – сказала она. – Остановитесь, отпустите её! Она не сделала ничего плохого…

Но гвардейцы даже не взглянули на неё. Они оторвали Эйлу от земли и потащили вон из комнаты. Она не сопротивлялась, отметила Крайер. Её глаза были огромными и дикими, зубы стиснуты, но она не сопротивлялась. Она молча посмотрела на Крайер, и их взгляды встретились. Крайер не знала, что происходило с выражением её лица, но подумала, что оно, вероятно, не так уж сильно отличалось от выражения лица Эйлы. Потрясённая, испуганная, беспомощная, сбитая с толку.

Затем гвардейцы выволокли Эйлу из комнаты.

По-прежнему ничего не понимая, Крайер бросилась за ними. Она задержалась только затем, чтобы спрятать подвеску в ящик стола, куда прятала ключ от музыкального салона, а затем выбежала за дверь и понеслась по коридору. Гвардейцы вообще не успели далеко уйти, особенно с Эйлой, которая их задерживала.

– Стойте! – крикнула Крайер так резко, как только могла, и, к её облегчению, они подчинились.

Один из гвардейцев повернулся к ней лицом, его глаза сверкнули золотом в свете настенных бра. Это он прижимал Эйлу лицом к каменным плитам.

– Миледи, – монотонно произнёс он. – У нас приказ правителя. Пожалуйста, возвращайтесь в свои покои. Врач сейчас прибудет.

– Я не ранена, – отрезала Крайер. – Я совершенно не пострадала, и Эй… человек не сделал ничего плохого.

– У нас приказ правителя, – повторил гвардеец. – Если леди Крайер окажется в какой-либо опасности, всех без исключения людей, находящихся поблизости, нужно доставить скиру Киноку на допрос.

Лёд в венах Крайер дрогнул. Она пошатнулась, стараясь не показать страха и отвращения на лице:

– Киноку? Почему не к отцу?

– У нас приказ правителя.

Она уставилась на него. Он ответил непроницаемым взглядом.