— Каэлиан...

Мое имя в ее устах звучит как удар ножа по нитке, лишающий меня всякого контроля над собой. Я оборачиваюсь и вижу, что она смотрит на меня с таким отчаянием, что кровь стынет в жилах. Пересекая мат, я снова обхватываю ее руками и отрываю от земли. Рэйвен вскрикивает, в ее глазах читается беспокойство. Мне все равно. Мне, блядь, похер.

Я резко разворачиваюсь, прижимая ее спиной к мату. Потом падаю на нее сверху, не оставляя между нами ни клочка воздуха. Я наклоняю голову, пока когда наши губы едва не соприкасаются, и рычу в ее задыхающийся рот:

— Когда я говорю, что мы закончили, мы закончили. Не испытывай меня отталкиванием, не играй со мной. Ты прижимаешься своими губами к моим, а потом меня. Я не играю в игры, Крошка Ворон. Не делай так больше, иначе тебе не понравятся последствия.

Ее глаза вспыхивают, нижняя губа выпячивается, чтобы коснуться моих губ.

— Прости, я... я просто... я почувствовала, что... — В ее глазах отражаются миллионы эмоций. Я вижу их и, наклонившись, прижимаюсь губами к ее губам, клянусь, я чувствую их вкус.

Ее потребность. Ее желание.

Ее сожаление. чтобы

Ее нерешительность.

Все в ней просачивается сквозь кожу, и я чувствую это на своих пальцах, впиваюсь в ее бока.

Рэйвен выдыхает через нос, ее многочисленные эмоции смешиваются и сталкиваются, разбиваясь на мелкие осколки вокруг нас.

Она так сильно этого хочет, но в то же время не желает иметь с этим ничего общего.

Поднимаю руку и запускаю пальцы в ее спутанные волосы, оттягивая их назад и просовывая язык в ее рот. Рэйвен тихо хнычет, высовывая свой язык, коснуться моего. Мой член начинает пульсировать, и я чувствую себя таким охренительно возбужденным, что думаю, кончу, черт возьми, в свои штаны.

Но это не вариант.

На этот раз я отрываю свой рот от ее губ. Я вскакиваю на ноги, и ее взгляд тут же устремляется на мои серые джоггеры, на явную выпуклость, давящую на шов. Я засовываю руку за пояс и сжимаю свой член прямо перед ней.

Ее щеки становятся красными, и она отворачивается от меня.

— Думаю, тебе лучше уйти, Рэйвен, — предупреждаю я. Потому что, если быть честным, если она не уйдет, не думаю, что смогу сдержаться в следующий раз.

Рэйвен кивает, поднимаясь на ноги в оцепенении. Спотыкаясь, она добирается до своей обуви и носков, снова наматывает шарф на шею.

— Рэйвен.

Она поднимает на меня удивленный и настороженный взгляд.

— Твои тетя и дядя, они сильно обижали тебя?

Рэйвен замирает, все ее тело застывает на месте. Она лишь слегка кивает.

Тошнотворное чувство, что моя кровь горит, снова накатывает.

— Ты хочешь их убить?

Еще один кивок.

— Я научу тебя. И если ты решишь, что не сможешь, что ж, надеюсь, ты знаешь, что я, блядь, сделаю это, так или иначе.

С этими словами я резко присвистываю и выхожу из зала вместе с Роско.

Рэйвен — девять лет

В жизни бывают моменты, которые меняют траекторию развития событий. Моменты, меняющие жизнь. Моменты, когда вы даже не подозреваете, что то, что сейчас произойдет, проложит путь в ваше будущее. Я всегда знала, что моя жизнь отличается от большинства других. Знала, что стандарты, в которых меня воспитывали, были, вероятно, не самыми безопасными или здоровыми, но я была жива. Мои родители были ебанутыми, но они все равно заботились обо мне. Они любили меня и хотели для меня лучшего.

Поэтому я знаю, что несколько месяцев назад, когда они убили Даррена за то, что он дотронулся до меня, это был их способ показать мне, что им не все равно. Они бы никогда не позволили какому-то подонку прикоснуться ко мне. С того момента все изменилось. Мои родители больше не обращаются со мной как с ребенком, а наоборот, стали относиться ко мне как к взрослой.

Родители рассказали мне о сексе, и, зная, что они так открыты в сексе друг с другом и со своими любовниками, им хотелось, чтобы я знала, что секс — это нормальная вещь, но секс в моем возрасте со взрослым мужчиной — нет. Сказали мне, как сильно любят друг друга, но Бог хотел, чтобы они делились своей любовью и с другими людьми, и что когда я найду кого-то, кто полюбит меня достаточно сильно, он сделает для меня все. Это может быть один человек, а может быть много людей, но выбор за мной, и мне не нужно было обращать внимание на то, что в мире правильно, а что нет.

Они сказали мне, что наша кровь драгоценна и уникальна, и мы никогда не будем жить как обычные люди.

Родители сказали мне, что создали меня, а значит, я такая же, как они, и это нормально.

Они сообщили мне, что им известно, что я знаю, что те лишают жизни других людей, и делают это потому, что так велел им Бог. Родители сказали мне, что забирают жизни, потому что это их призвание — помогать исцелять мир и приносить в жертву тех, кто этого заслуживает, а Бог говорит им, кто эти люди.

Они научили меня стольким вещам, но только когда они показали мне, как убивают кого-то, как их тело находится всего в нескольких дюймах от моего, когда они испускают последний вздох, все по-настоящему изменилось.

— Рэйвен, не могла бы ты встретиться со мной и твоим отцом в сарае, пожалуйста, — зовет снаружи мама.

Я откладываю цветной карандаш и бумагу и выхожу из своей комнаты. Родители заставляют меня оставаться в своей комнате, когда к ним приходят друзья. Не понимаю, почему они все еще приглашают людей, если не доверяют им, когда я рядом. Для меня это не имеет значения, но постоянный контакт с марихуаной и наблюдение за тем, как люди трогают друг друга у меня на глазах, становятся все более неприятными, чем старше я становлюсь.

Выхожу на улицу, босые ноги почти ничего не чувствуют, пока я иду по посыпанной гравием подъездной дорожке к сараю, который стоит у нас во дворе. Он находится немного в стороне от нашего дома, и, честно говоря, его состояние оставляет желать лучшего. Его стены наполовину обвалились, а крыша немного просела. Краска выцвела и местами облупилась, но у моих родителей не так много денег, поэтому ремонт не входит в число первоочередных задач.

В дверях стоит мой отец, его белая футболка стала грязно-серой. Как будто он весь день усердно работал, хотя я знаю, что это не так. Моя мать стоит рядом с ним, ее развевающаяся юбка касается верхней части ног, а коричневый топ на бретельках прикрывает только грудь. Ее плоский живот загорелый и подтянутый, а волнистые волосы, развевающиеся на ветру, падают ей на плечи.

Мои родители такие красивые, что я удивляюсь, почему они всегда заставляют нас прятаться здесь, в глуши.

— Мы хотим тебе кое-что показать, Крошка Ворон, — говорит мой отец с порога.

Я киваю ему, и от внезапного волнения у меня внутри все переворачивается. Он сейчас такой серьезный. Я понятия не имею, что им может понадобиться. У меня проблемы? Я сделала что-то не так?

Я вспоминаю все, что произошло за последнее время, но, хоть убей, не могу понять, что такого сделала, что могло заставить их притащить меня в сарай.

Если только они не хотят меня убить.

Мне хочется рассмеяться. Они бы никогда так не поступили, но даже когда я думаю об этом, у меня все равно возникает неприятное ощущение в животе.

Мама хватает меня за руку, ее теплые пальцы переплетаются с моими, и она легонько сжимает ее.

— Ничего не бойся, Рэйв. Все будет хорошо.

Они втаскивают меня в темный сарай, лишь через щели между обшивочными досками просачиваются тонкие струйки солнечного света. В центре стоит что-то вроде скамьи или стола. В комнате сухо и жарко, и я едва могу вдохнуть что-то, кроме запаха гнилого дерева и затхлого воздуха.

А в центре лежит обнаженная женщина, одна из подружек моего отца. Ее груди подпрыгивают от волнения, рот заклеен толстым куском серой ленты. Небольшое количество косметики стекает по вискам. Ее кожа красная и поцарапана. Похоже, она побывала в драке. Ее лодыжки и запястья крепко стянуты толстой, потертой веревкой, кожа красная и ободранная.

Смотрю на своих родителей широко раскрытыми глазами, удивляясь, почему они хотят, чтобы я увидела то, что обычно скрывают от меня. Почему я должна смотреть на эту женщину, у которой влажно на внутренней стороне бедер, а ее обнаженное тело трясется всего в нескольких дюймах от меня.

Отец поднимает руку, в которой сжимает острое лезвие. Он протягивает нож мне, но я не беру его, мои руки крепко прижаты к бокам.

— Что ты делаешь?

— Возьми нож, Крошка Ворон.

Дрожащей рукой я подчиняюсь его приказу, хватаю ржавое лезвие и снова опускаю руку.

— Ты же понимаешь, что мы не хотим делать эти вещи, но мы должны, верно? Ты понимаешь, что это наше призвание в жизни?

Я киваю. Знаю, но не верю. И не понимаю, как убийство кого-либо может быть правильным, но мои родители говорят, что нужно верить в Бога — что они часть Божьего плана.

— Бог пришел к нам прошлой ночью и попросил сделать тебя частью нашего ритуала. Мы хотим создать клеймо. Чтобы весь мир знал, что мы работаем с Богом, очищаем землю и избавляемся от плохого.

Мне хочется заплакать и убежать, но в то же время я просто хочу порадовать родителей и поступить правильно по отношению к Богу. Хочу, чтобы мои родители гордились мной.

— Что бы вы хотели, чтобы я сделала? — спрашиваю я шепотом, страх и отчаяние от того, что мои родители примут и полюбят меня, глушат мой голос.

— Порежь ее, Рэйвен. Режь ее там, где захочешь. Дай ей свою метку, чтобы весь остальной мир знал, что их грехи только приведут их на путь смерти.

Меня тошнит, но все равно делаю шаг вперед, зная, что моим родителям не понравится, если я откажусь это сделать.

— Сделай что-нибудь значимое, Рэйвен. Что-то, что имеет значение для этой семьи, — призывает мама, и в ее голосе слышится счастье.

Я не очень понимаю все это. Это кажется неправильным, но в то же время моя кровь теплеет, словно меня охватывает волнение. Я не понимаю своих чувств, поэтому отгоняю их, сосредоточившись на задаче.

Я думаю о цветном карандаше и бумаге в своей комнате. О том, что рисовала снова и снова все эти годы. Пытаясь довести до совершенства края и изгибы. Контур должен быть четким, иначе он не будет выглядеть хорошо.