Она пристально смотрит на меня. Крепко сжав мою золотую цепочку, тетя Глория держит ее над пламенем, пока она не становится огненно-оранжевой.

— Пусть Бог будет с тобой ради твоего же блага. Если ты откажешь ему, это повлечет за собой серьезные последствия. Даже я и твой дядя не сможем тебя спасти.

Быстрыми движениями она отводит крест от пламени и прижимает его к моей шее. Я издаю жалобный вопль и могу почти поклясться, что слышу, как она хихикает от моей боли. Это ужасно: боль не сосредоточена на моей шее, а распространяется по всему телу. Такое чувство, что я охвачена пламенем, полностью поглощена огнем.

Я падаю на колени, и по мне прокатывается чистая агония. Тетя Глория обходит меня, и я с трудом могу сосредоточиться на том, как она застегивает медленно остывающее ожерелье на моей шее.

— Только Бог может спасти тебя, дитя. Иди, делай свои школьные задания. Тебе лучше не получать плохих оценок, живя в моем доме.

Тетя Глория отходит от меня, и проходит несколько минут, пока мое лицо заливают слезы, а боль медленно утихает.

Как только боль немного спадает, я поднимаюсь на ноги, вытираю лицо и бегу в свою комнату, хватаю шарф и выбегаю через парадную дверь, прежде чем она снова сможет меня остановить.

Я едва успеваю перевести дыхание, когда запрыгиваю в свою машину и выезжаю со стоянки задним ходом так быстро, что за мной поднимается пыль. Только когда отъезжаю от своего дома и тетя Глория полностью скрывается из виду, я сворачиваю на обочину. Утыкаюсь лбом в руль, рыдания вырываются из моей груди. Тянусь руками к шее, к крошечной застежке моего ожерелья. Я снимаю его и бросаю на пассажирское сиденье.

Я стараюсь оставаться верной Богу. Не то чтобы я его ненавидела, но мне кажется, что он подводит меня снова и снова, когда я больше всего в нем нуждаюсь.

Из моей груди вырывается душераздирающий крик, и я откидываюсь назад, опускаю козырек и смотрю на крестообразный ожог на шее. От этого зрелища у меня снова начинаются тяжелые рыдания. Схватив шарф, лежащий на полу рядом со мной, я поднимаю его и надежно оборачиваю вокруг шеи.

Глубоко вздохнув, проглатываю остатки рыданий. Я включаю двигатель и направляюсь в город.

К Каэлиану.

Он научит меня всему, что мне нужно. И тогда я избавлюсь от тети и дяди раз и навсегда.

Я выныриваю из своих мыслей, когда въезжаю на свою подъездную дорожку. Кажется, что это было так давно, но прошло всего несколько часов.

Чувствую себя совсем другим человеком. Только что я покинула Каэлиана, и он изменил меня. Всего за мгновение, прижавшись своими губами к моим, прижав свое большое тело к моему маленькому.

И это после того, как Каэлиан узнал, кто я. Именно тогда он понял, что я испорчена. Отвратительная для всего мира, но Каэлиан все равно преследовал меня, как будто хотел меня.

Он. Хотел. Меня.

Никто никогда не хотел меня.

Никто, кроме того злого человека, когда я была ребенком. Кроме того, все относились ко мне как к прокаженной. Как к кому-то, на кого следует смотреть свысока. Никто никогда не прикасался ко мне интимно, не обнимал меня сексуально, не смотрел на меня чувственно. С ним я чувствую себя женщиной, а не чудовищем.

Я не знаю, что принесет завтрашний день или послезавтрашний. Но чувствую, что уже зависима. И хочу больше его.

Я хочу его всего.

Схватив на пассажирском сиденье свое ожерелье, застегиваю его на шее и еще раз потираю губы, потому что они все еще кажутся припухшими.

Вздохнув, выхожу из машины и иду сквозь темноту к своему дому.

Я отпираю входную дверь и облегченно вздыхаю, увидев, что гостиная пуста. К счастью, мои тетя и дядя уже легли спать. Я пробираюсь в темноте наверх. Бросив сумку на кровать, иду в соседнюю комнату и вижу, что дверь Арии приоткрыта.

Она знает, что Каэлиан тренирует меня, и я не знаю, стоит ли рассказывать ей о том, что произошло сегодня, но чувствую, что не могу не рассказать ей. Ария моя лучшая подруга, и, честно говоря, я должна кому-то рассказать.

— Ария? — шепчу я.

Она поднимает взгляд от своей книги, уже лежа в постели. Сняв очки, Ария кладет их и книгу на тумбочку, садится и улыбается мне.

— Иди сюда. Закрой дверь, — похлопывает она по месту на кровати рядом с собой.

Я улыбаюсь, тихо закрываю дверь и пробираюсь на свободную половину кровати. Откинув мягкое розовое одеяло, проскальзываю под простыни вместе с ней, и улыбка мгновенно появляется на моих губах.

— Почему ты так улыбаешься? — шепчет Ария, наклоняясь на бок и подпирая щеку ладонью.

Я быстро бросаю взгляд на дверь, прежде чем прижаться к ней.

— Он поцеловал меня.

У Арии расширяются глаза, и она удивленно отшатывается.

— Что?! — шепотом кричит Ария.

Я прикусываю губу и закрываю ей рот рукой.

— Ну, вообще-то, я вроде как поцеловала его. Но потом он поцеловал меня.

Ее рот складывается в удивленную букву «О», и я не могу сдержать румянец, который заливает мои щеки.

— Я знаю. Я знаю.

Не знаю, что сказать, но чувствую себя маленькой девочкой, у которой было первое свидание, хотя это было совсем не так. Я просто встретила мужчину — взрослого мужчину, — который убивает людей. И который учит меня убивать.

— Он тебе нравится? Когда ты собираешься снова с ним встретиться?

Я качаю головой, чувствуя себя не в своей тарелке. Но в то же время чувствуя себя живой. Впервые, черт возьми, мне кажется, что мое сердце бьется для жизни, а не для смерти.

— Я должна увидеться с ним в пятницу, а в субботу у меня бой. Но я не знаю. Не знаю, нравится ли он мне. Я просто чувствую себя... другой.

— Ты выглядишь по-другому, — прищуривается Ария, разглядывая меня с ног до головы. Ее взгляд задерживается на моей шее, а затем снова поднимается вверх, и ее глаза расширяются. — Что... — Ария протягивает руку и дергает меня за шарф, прежде чем я успеваю понять, что она делает.

— Ария, нет, — качаю головой, отрывая ее руку от края шарфа, но уже слишком поздно. Она уже видела это и теперь будет чертовски настойчива.

— Нет, Рэйвен, дай мне посмотреть, что у тебя на шее.

Ария встает на колени и тянет ткань, пока та не сползает с моей шеи. Она задыхается, ее глаза становятся широкими, как блюдца, и подносит руку к разинутому рту.

— Что, ради всего святого, с тобой случилось? — Ария поднимает на меня глаза, и на них наворачиваются слезы. — Это моя мама так с тобой поступила?

Я отвожу от нее взгляд, меня охватывает грусть и стыд. Она чертовски сильно любит своих родителей, и мне не хочется, чтобы та узнала правду. Но в то же время, когда же Ария узнает о жестокости и истинном зле своих родителей, если никогда не увидит этого своими глазами?

— Это не имеет значения, Ария. Просто оставь это в покое.

— Я не оставлю это в покое! Почему у тебя на шее выжженный крест, Рэйвен? Это не случайность. Кто-то сделал это с тобой! Это были мои родители?

Слезы катятся по ее щекам. Я хочу вытереть их, но застываю на месте, пока она смиряется с реальностью.

Ее родители — ебанутые психи.

— Боже мой, они действительно это сделали, да? Они причинили тебе такую боль? За что? Что ты сделала не так?

Мне ничего не остается, как пожать плечами, пока моя бедная кузина разражается рыданиями.

Ария складывает руки перед собой и смотрит в потолок, молясь Богу, который никогда не делал мне одолжений.

— Господи, пожалуйста…

Дверь распахивается, и мы с Арией подпрыгиваем на метр в воздух, оглядываясь назад.

Блядь.

Там стоят тетя Глория и дядя Джерри, у каждого из них одинаково раздраженные лица.

— Что здесь происходит? — кричит тетя Глория, и ее безжалостные глаза тут же устремляются на меня.

Ария соскакивает с кровати и встает на ноги. Обойдя вокруг кровати, она встает посреди комнаты, уперев руки в бока.

— Мама, пожалуйста, скажи мне, что ты не делала этого с Рэйвен!

Тетя Глория прищуривает глаза, как будто хочет отрубить мне голову.

— О чем ты говоришь, Ария? — Дядя Джерри входит в комнату и смотрит на мою шею. Его глаза вспыхивают от удивления, но после того, как он понимает, что произошло, у него появляется довольный взгляд. — О.

Ария выглядит взбешенной, переводя взгляд с одного родителя на другого.

— Почему вы причиняете ей боль? Почему?

Тетя Глория подходит к ней, протягивая руки, словно собираясь обнять. Ария отшатывается назад, и лицо тети Глории становится яростно красным.

— Ария, тебе не понять. Некоторых людей Бог не может спасти, милая. Это трудно объяснить.

— Она — дурное семя, Ария, — говорит дядя Джерри, его взгляд полон ненависти.

Ария смотрит на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Мне так жаль, Рэйв. Это так ужасно, — говорит она сквозь мучительные рыдания.

Я качаю головой, не желая говорить ничего такого, что могло бы навлечь на меня или на нее неприятности.

— Не стоит жалеть это дьявольское отродье, Ария. Она рождена от дурной крови.

Ария переводит взгляд на свою мать.

— Если у нее дурная кровь, то и у меня тоже! Мы же кровные родственники, неужели ты не понимаешь? Вы не можете сидеть здесь и говорить мне, что она дьявольское отродье! Что вы за чудовища? Причиняете ей боль? Я вас ненавижу! Я так ненавижу вас обоих!

Ее крики болезненно рвутся из груди, и я чувствую, как в комнате нарастает напряжение, доходящее до удушья, а дыхание становится похожим на втягивание горячего воздуха.

Тетя Глория и дядя Джерри быстро переглядываются, я замираю, когда дядя Джерри направляется к Арии. И уже собираюсь броситься в бой и отшвырнуть его задницу, когда он прижимает ее к стене. Ария вырывается, но он грубо удерживает ее. Я вскакиваю с кровати, ярость пылает в кончиках моих пальцев, и все, что я вижу, — это красный цвет, когда смотрю, как она пребывает в ужасе, чертовски напуганная.

Резкая боль.

Тетя Глория рвет мои волосы, вырывая пряди и хватаясь за новые. Она вытаскивает меня из спальни, и я вскрикиваю, пока она тащит меня по коридору. Хватаюсь за дверной косяк, но она сейчас неестественно сильна, и я ничего не могу поделать, кроме как кричать и бороться с ней.