45 ИСААК

Может ли все измениться за считанные секунды?

Доказательство прямо передо мной, смотрит мне в лицо, побуждая меня бросить ей вызов. Потому что то, что она сказала мне, кажется невозможным.

Но даже когда слова улягутся, я знаю, что они верны.

— Она никогда не принадлежала Максиму. Она твоя.

У меня есть ребенок.

Дочь.

Она ходит по этой земле пять с половиной гребаных лет, а я понятия не имею. Я даже не знаю, как она выглядит, как ведет себя, что любит или ненавидит, чего боится и чего хочет. Какого цвета ее глаза?

Камила отрывается от меня и шагает по затененному пространству. Она разделяет нас примерно на четыре фута, прежде чем повернуться ко мне.

— Вот оно, — говорит она. — Мой последний секрет.

Я ничего не могу сделать, кроме как смотреть на нее. Теперь это имеет смысл. На самом деле так много смысла, что я проклинаю себя за то, что не увидел его раньше.

Вот почему она так настаивала на поддержании контакта с сестрой.

Вот почему она так расчувствовалась, просто поднимая вопрос о своей семье.

Вот почему она решила уйти. Быть свободной.

Для ее маленькой девочки.

Для нашей маленькой девочки.

— Как давно она с твоей сестрой? — Я спрашиваю.

— Ей было семь месяцев, когда я оставила ее там, — рассказывает мне Камила. — Эрик организовал поездку обратно в Штаты, и я осталась с Бри на три недели. Когда я уехала, я вернулась в Англию одна. С тех пор Джо была с Бри.

— Почему? — Мне не нужно уточнять. Она чертовски хорошо знает, о чем я спрашиваю.

Еще одна вспышка гнева и нетерпения мелькает на ее лице. — С того момента, как я узнала, что у меня будет ребенок, я думала о том, что буду делать. Я попросила выйти из программы, но Эрик сказал мне, что это пока небезопасно. Видимо, люди, которые взяли меня в первый раз, все еще искали меня.

— Максим.

— Да, Максим, — говорит она. — Но тогда я этого не знала. Это был выбор между тем, чтобы оставить Джо со мной, и рисковать ее безопасностью. Или оставить ее с Бри и позволить ей иметь хоть какое-то подобие нормальности.

Она кусает нижнюю губу, и ее глаза затуманиваются, как будто она вновь переживает опыт здесь, в этом сыром подвале.

— Месяцами я колебалась между двумя вариантами. Сначала это даже не вопрос — Джо всегда собиралась остаться со мной. Потом, когда я была на шестом месяце беременности, Эрик пришел ко мне на квартиру и сказал, что у них есть новости, что в городе есть братва. Он не был уверен, связаны ли их перемещения со мной, но в ту же ночь я была вынуждена покинуть свою квартиру. Следующие два месяца я переезжала из одного убежища в другое. К концу я была измотана и напугана. Честно говоря, я думала, что могу потерять ребенка.

Она вздыхает и морщится. Боль так же реальна для нее сейчас, как и тогда.

— Но еще больше меня напугало осознание того, что через несколько коротких месяцев у меня будет живой, дышащий ребенок, который будет подвергаться той же неопределенности, той же нестабильности и ужасу. Я не сразу приняла решение. Я родила Джо, и первый месяц ее жизни все было мирно. Затем появился Эрик — снова — и сказал, что они меня переводят. Снова.

Меня злит все это слышать. Я мог бы предотвратить это. Я мог бы спасти ее от тех одиноких, сердитых ночей.

И она ещё не закончила.

— Думаю, именно в этот момент я поняла, что не могу так поступить с Джо. Она заслужила право на безопасный и стабильный дом. Она заслуживала вечеринок по случаю дня рождения и игр. Она заслуживала того, чтобы ложиться спать ночью и без сомнений знать, что может проснуться в той же постели на следующее утро. Это то, что я дала ей, когда решила оставить ее с моей сестрой.

Когда она заканчивает, ее щеки краснеют. Ее грудь вздымается и опускается. Ее зеленые глаза выглядят выцветшими от непролитых слез.

— Это было самое трудное решение, которое я когда-либо принимала в своей жизни. И в некоторые дни я все еще не уверена, был ли он правильным для меня. Но я уверена в том, что это было правильное решение для нее.

Я делаю шаг к Ками. Она тут же напрягается, сворачиваясь, как змея. Так что я замираю, застряв между где-то и нигде, одна рука тянется к ней, как будто она может стереть все эти страхи.

Когда я, наконец, нахожу свой голос, он превращается в глухое карканье. Но это не то, что я собирался сказать.

— Какая она?

Камила делает двойной дубль. Но как только она начинает говорить, все ее лицо расслабляется. Ее глаза смягчаются.

— Она… потрясающая, — начинает Камила с нежной улыбкой на лице.

— Она умная, вдумчивая и любопытная во всем. Сейчас она одержима головоломками. Это единственное, о чем она просит в свой день рождения, в Рождество. Ей нравится задача решать что-то. Берем кучу сломанных деталей и собираем их вместе. И книги тоже, конечно. Сейчас она немного читает. Я посылаю ей книги всякий раз, когда у меня есть возможность.

— Как она выглядит? — тихо спрашиваю я.

— Она… она немного похожа на тебя, — мягко говорит Камила. — Она родилась со светлыми волосами, но с каждым годом они темнеют. У нее были голубые глаза. Не совсем как у тебя. Немного легче. Немного мягче. Хотя нос у нее мой. И у нее родимое пятно на руке точно в том же месте, что и у меня.

Я киваю, впитывая мелкие детали и запоминая каждую. Я чувствую себя так, будто всю свою жизнь прожил на необитаемом острове, и каждая крошечная вещь, которую Ками говорит мне, — это еще один глоток воды.

Джо все еще не чувствует себя настоящей. Она ещё не чувствует себя моей.

Но это приближается. Я чувствую это.

— А Максим не знает?

— Нет, — с глубоким вздохом говорит Камила. — Я собиралась рассказать ему о ней после свадьбы, но теперь рада, что этого не произошло.

— Что бы ты сказала ему, насчёт отца?

— Какой-то случайный парень на одну ночь, — говорит она. — Но… он бы понял это. И он бы использовал это против меня. И против тебя.

Она отводит взгляд от меня, как будто это напоминание слишком тяжело для нее.

— Почему ты не сказала ему раньше? — с любопытством спрашиваю я.

Она качает головой, как будто сама не совсем понимает. — Я… я боялась. Я так долго держала ее в секрете, что мне казалось неправильным рассказывать о ней кому-либо, пока у меня не будет какой-то уверенности, что я могу доверять человеку, которому рассказываю. Я думала, что брак будет достаточной гарантией. Думаю нет.

— Нет. Этого было бы недостаточно.

Я делаю еще один шаг вперед, но мое тело жесткое и непреклонное. Ему тоже нужно время, чтобы обработать все эти резкие и внезапные изменения.

— Почему ты мне не сказала?

Она встречается со мной глазами на секунду, прежде чем снова отводит взгляд. Ее плечи выгнулись назад, но уверенность в ее позе, кажется, немного дала трещину.

Она делает глубокий, судорожный вдох, и на мгновение я задаюсь вопросом, собирается ли она плакать или сломаться.

Но когда она снова поднимает глаза, она выглядит такой же огненной, как и прежде.

— Ты появился спустя шесть лет в день, когда должна была состояться моя свадьба с другим мужчиной. Ты женился на мне против моей воли и держал меня в своем доме, несмотря на мои протесты. Какая часть всего этого должна была заставить меня доверять тебе?

— Я согласен, что это были твои рассуждения в самом начале, — говорю я. — А как же потом? Когда ты делила со мной постель и рассказывала мне о своей жизни. Ты не упомянула самую важную часть своей жизни.

Ее глаза вспыхивают. — Я должна была защитить свою дочь.

— От собственного отца?

Она отдаляется от меня, увеличивая дистанцию между нами. — Ты не ее отец, Исаак. Ты донор спермы. Больше ничего.

Я хватаю ее за руку и притягиваю к себе. — Ты должна была, черт возьми, сказать мне.

Она вырывается у меня из рук. — Ты не заслужил право на эту тайну.

— Я могу защитить ее! — Я рычу. Мой голос эхом отдается в тесной комнате.

Ками вся яд. — Я не хочу, чтобы ты был рядом с ней, — кричит она в ответ. — Нет, если я смогу помочь.

— У тебя больше нет права звонить.

Ее глаза сузились. — Что ты имеешь в виду?

— Я ее отец, Камила. Ты не можешь удержать меня от нее.

— Нет, — твердо говорит она. — Абсолютно, черт возьми, нет. Я не позволю тебе вовлекать моего ребенка в этот мир. Я не хочу для нее Братву. Она заслуживает большего. Она заслуживает лучшего.

— Что ты не понимаешь? Это не выбор, Камила. В тот момент, когда она родилась, она была Братвой. Она заслуживает моей защиты. Она заслуживает всех прав, связанных с тем, что она моя дочь.

— Остановись! — она плачет. Теперь ее голос достигает уровня паники. — Остановись. Ты не ее отец. Еще пять минут назад ты даже не знал, что она существует.

— И чья это вина?

— Я сделалн то, что сделала, чтобы защитить ее.

— От меня?

— ДА! Да от тебя! Потому что ты не заботишься о ней. Единственное, что тебя волнует, это проклятая Братва. Джо заслуживает большего, чем отец, который будет использовать ее в качестве силы, чтобы одержать верх в семейной склоке.

Я в смятении качаю головой. Она этого не понимает. После всего этого гребаного времени она ни черта не знает обо мне.

— Ты действительно веришь, что я бы сделал это?

— Ты сделал это со мной.

Я холодно смотрю на нее, гнев вытесняет все остальные эмоции, которые я испытываю. — Ты не Братва, — говорю я ей. — Ты не семья.

Она отворачивается назад, когда боль омывает ее черты. Она отворачивается, чтобы скрыть выражение своего лица, чтобы скрыть его от меня, чтобы она не увидела, как глубоко я ее ранил.

Но уже слишком поздно.

Я все это видел.

И я знаю, что мне делать дальше.

— Исаак!

Шаги Богдана устремляются вниз по лестнице вслед за его голосом. Он ступает на цементный пол, полностью игнорируя напряженную атмосферу, царящую между мной и Камилой.

— Я сдерживал их, пока мог, Исаак, — говорит мне Богдан. — У них есть ордер. У нас есть максимум пять минут, прежде чем они приедут. Нам нужно убрать Камиллу с глаз долой.

— Нет, — твердо говорю я. — В этом не будет необходимости.

— Что? — спрашивает Богдан, явно растерянный.

Я обращаю свой взгляд на нее. — Камила, ты свободна.