44 КАМИЛА

Неизбежно.

Это слово использовала Бри. Тогда это казалось преувеличенным. Теперь это похоже на предчувствие. Или, может быть, самоисполняющееся пророчество.

В любом случае, он знает.

Он знает.

Глаза Исаака темные и грозовые. Он ужасен, потому что он прекрасен.

Однако, как только шок проходит, я осознаю, что меня охватывает разочарование. Потому что в глубине души я желала большего, чем гнев. Наивно и глупо, но я желала… чего? Счастье? Возбуждение?

Я должна была знать, что такой человек, как Исаак Воробьев, не способен на такие вещи.

— Как ты узнал? — шепчу я.

Я слишком устала, чтобы отрицать это. Слишком измотана, от кожи до души, чтобы пройти всю эту песню и танец.

— Это имеет значение?

— Нет, — говорю я со вздохом. — Я полагаю, что нет.

— Как ее зовут?

Его тон тверд как лед, и это заставляет меня задаться вопросом, что в этом откровении на самом деле разозлило его. Потому что почему-то я не уверена, что его главный источник гнева связан с тем, что я скрывала от него существование Джо. Это часть этого, безусловно. Но мне кажется, что я упускаю какой-то аспект.

— Джо.

К моему удивлению, он мгновенно кивает, узнавая меня. Ироничная улыбка на губах.

— После Жозефины Марч, я полагаю.

Я почти улыбаюсь в ответ. Никто за всю мою жизнь так и не догадался. Предполагается, что Исаак будет первым. — Точно.

— Она соответствует своей тезке?

— Она проложит свой собственный путь, — говорю я. — Это все, что я хочу для нее.

Она ухмыляется, но его глаза остаются холодными. — То, что ты хочешь для нее, не имеет значения.

Я напрягаюсь. — Что имеется в виду?

— Она Братва, да? — Исаак говорит. — Для детей Братвы есть только один путь вперед.

— Она не что иное, как моя дочь. Она не будет использоваться в качестве опоры или пешки в играх Братвы.

— Ты не собираешься иметь право голоса в этом.

— Ты не имеешь права…

— Но Максим имеет, — перебивает он.

Я останавливаюсь. — Я… прости?

— Максим имеет право.

На хрена бы…?

И тут меня осенило. Все прекрасно складывается, и я точно вижу, что привело Исаака в холодную ярость.

Ни радости, ни восторга…

Потому что он не верит, что Джо принадлежит ему.

— Максим, — тихо говорю я.

— Я удивлен, что он не помыкал надо мной, — продолжает Исаак, не замечая изменения в моем выражении. — Он трахнул в тебя ребенка. Это абсолютный перевес.

Я вздрагиваю от его резких слов. Не только потому, что он сводит мою беременность к силовой игре, но и потому, что откровение, кажется, полностью высосало из него человечность.

Всякая мысль об исправлении своего ложного предположения полностью исчезает.

Он не заслуживает этого спасения.

Так что вместо этого я стою там, пытаясь придумать способы причинить ему боль, как он сделал мне больно.

— Может быть, он хотел уберечь от этого своего ребенка, — говорю я. — Может быть, он вообще не хотел, чтобы она играла роль властителя. Может быть, у него действительно есть чертова душа.

Исаак фыркает. — Ты действительно бредишь, когда дело доходит до мужчины, не так ли? Как тебе вообще удалось убедить его оставить ребенка с твоей сестрой?

Я пожимаю плечами. — Что это для тебя?

— Меня интересует план.

— Ты бы поверил мне, если бы я сказала, что плана нет? — Я спрашиваю. — Нет, конечно нет. Потому что ты видишь только то, что хочешь видеть. Ты веришь только в то, во что хочешь верить.

— Однако я впечатлен, — говорит он, глядя на меня оценивающим взглядом. — Тебе удавалось скрывать это от меня месяцами.

— Моя дочь значит для меня целый мир, — решительно говорю я. Ничто в этом утверждении не является ложью. — Она - весь мой мир. Все, что я могу сделать, чтобы защитить ее, я сделаю.

Его глаза искрятся. Больше злости, конечно, но есть и скупое уважение.

— Неудивительно, что Максим так сильно хочет, чтобы ты вернулась.

Я с отвращением качаю головой. — Верно. Ты не веришь, что мужчина может хотеть меня, потому что, о, я не знаю, он искренне заботится обо мне.

Выражение его лица не меняется.

— Не все мужчины так холодны и бесчувственны, как ты, Исаак.

Даже не вздрогнул.

И это щелкает выключателем. Я не хочу больше сдерживаться. Я не хочу пытаться соответствовать его контролируемому состоянию спокойствия. Я расстроена и зла, грустная и эмоциональная.

И в этом нет ничего постыдного. По крайней мере, я могу владеть своими эмоциями. По крайней мере, я могу противостоять своим демонам лицом к лицу. По крайней мере, я не сломанная оболочка человеческого существа.

— Знаешь, в чем ирония этой дурацкой трагедии? — Я щелкаю. — У меня действительно были чувства к тебе. Я действительно заботилась о тебе. Но сейчас как никогда очевидно, что ты не заботишься обо мне. Ты никогда не делал, никогда не будешь, никогда не сможешь. Максим, возможно, сначала использовал меня, но, по крайней мере, в конце концов он нашел место в своем мире для любви. Но ты? Для тебя я всего лишь инструмент, который можно использовать и выбросить. Я была дурочкой, когда думала, что у нас вообще есть связь.

Он не утруждает себя оспариванием всего этого.

И это больнее всего.

Больно видеть пустой, незаинтересованный взгляд в его глазах.

— Ты никогда не собирался отпускать меня, не так ли? — спрашиваю я, и всхлип застревает у меня в горле. — Ты просто пытался меня подловить.

Исаак медленно кивает. — Ты слишком ценная, чтобы сдаваться сейчас.

Опять же, он знает, что это причинит мне боль. Поэтому он швыряет в меня эти слова, словно обнажая безжалостно острое лезвие. Я ненавижу его в этот момент. Я ненавижу его жестокость и бескомпромиссность.

Больше всего я ненавижу человека, лишившего его детства и способности любить открыто и безоговорочно.

— Ты думаешь, что победил, Исаак. Но все, что у тебя есть, это сила. Это ничто по сравнению с любовью партнера, любовью ребенка. У тебя нет ни того, ни другого.

— И я не хочу их, — усмехается он. — Это всего лишь обязательства, которые повышают ставки.

— Тебе не нужна семья? — трепетно спрашиваю я.

— У меня есть семья. Братва — моя семья.

— Братва не согреет твою постель ночью.

— Мои победы — да, — огрызается он. — А если я захочу еще, я выберу женщину, и она без раздумий упадет в мою постель. Так же, как и ты.

Яд в его голосе предназначен для ран. Но хоть я и съеживаюсь, я понимаю, что он пытается сделать. И я понимаю, что он не стал бы пытаться это сделать, если бы его это не заботило.

Только немного.

Я продвигаюсь вперед, воодушевленная этим новым убеждением. — Я знаю, что в прошлом я боролась с тобой из-за этого, притворяясь, будто ты манипулировал мной в своей постели. Но я не собираюсь делать это сейчас. Ты меня не заставлял. Я добровольно отдалась тебе. Ты был прав раньше, Исаак: я хотела тебя с того момента, как увидела тебя. Я никогда раньше не встречала такого человека, как ты. Ты был сильным, могучим и таким уверенным. Я никогда не думала, что ты посмотришь в мою сторону. Но ты это сделал, и это изменило мой мир. Буквально.

Я делаю глубокий судорожный вдох.

— Так что да, я действительно хотела тебя. Но я была дурочкой, что отдалась фантазиям о тебе. Потому что под всей этой красотой и бравадой ты просто страдающий манией величия без совести. По крайней мере, это то, чем ты пытаешься быть.

Мои слова приходят все быстрее и быстрее. Теперь, когда я начала, мне трудно остановиться. Тот факт, что он просто стоит там и смотрит на меня, помогает мне продолжать рассказывать обо всем, что я месяцами пыталась осветить.

— Потому что какая-то часть тебя чувствует, что тебе есть что доказывать отцу. Лучше быть роботом и монстром, чем признать, что ты человек с настоящими чувствами.

Его рот расплывается в медленной, угрожающей ухмылке. — Думаешь, ты меня всего поняла, да?

Я пожимаю плечами, отказываясь бояться. — Может быть, да.

— Я никогда никого не впускал. Ты ничем не отличаешься.

— Я думаю, это как раз то, во что ты хочешь, чтобы я поверила.

Он бессердечно смеется. — Ты льстишь себе здесь.

— Тогда ответь мне на это, — бросаю я вызов. — Почему тебя так чертовски злит тот факт, что у меня с Максимом есть ребенок?

Его глаза вспыхивают предупреждением, но я не собираюсь отступать сейчас. Я прижимаюсь к его груди. Мне приходится вытягивать шею назад, чтобы посмотреть на него, но я даже не моргаю, когда встречаюсь с ним взглядом.

— Ты пытался создать иллюзию, что у меня есть все чувства, а ты дергаешь за ниточки. Но ты был внутри меня, Исаак. Я видела выражение твоих глаз, когда ты пришел. Я знаю, что ты чувствуешь больше, чем хочешь, чтобы я поверила.

Я поднимаю руку, готовая коснуться его щеки, но он хватает меня за запястье и выворачивает его назад.

— Ты делаешь мне больно, — спокойно говорю я.

— Вот что бывает, когда играешь в опасную игру, kiska.

— Я думала, ты любишь игры, — возражаю я. — Особенно опасные.

— Ты любитель, Камила.

— Я тоже быстро учусь.

— Недостаточно быстро.

Я сужаю глаза, осознавая, что его эрекция пронзает меня в бедро. — Скажи мне кое-что, Исаак: ты спал с кем-нибудь еще с тех пор, как я стала твоей женой?

Его глаза напряжены. Впервые с тех пор, как он спустился сюда, он колеблется.

И впервые с тех пор, как мы встретились, я уверена.

— У тебя не было никого, не так ли? Ты был мне верен.

Я смеюсь от удивления. Я чувствую себя такой живой и всемогущей, как будто все кристально ясно, и все истины в моих руках, и все, что мне нужно сделать, это оглянуться вокруг, чтобы увидеть полную и полную картину всего, что Исаак потратил месяцы и годы, пытаясь скрыть и маскировка.

— Верен своей фальшивой жене, которую заставил жениться, чтобы отомстить двоюродному брату. Я думаю, ты что-то забыл: ты женился на мне, Исаак. Ты выдал себя одним движением. Мужчина, который не хочет ни жены, ни семьи. Ты ведь хотел меня, не так ли? Ты хотел меня сильнее, чем когда-либо хотел чего-либо за всю свою жалкую жизнь.

Внезапно он хватает меня и разворачивает, затем швыряет меня о стену с такой силой, что дыхание вырывается из моего тела потоком.