Глава сорок первая

Джейкоб

Последние два года я играл супергероя. Я начинал как обычный парень, а потом нашел костюм, который сделал его героем. Именно это мне больше всего нравилось в роли Навигатора. Я был просто парнем, который мог делать необычные вещи. Я никогда в своей жизни не испытывал того, что делал он – до сих пор.

– Джейкоб! Джейкоб! Ты жив! Ты в порядке! – говорит Кларисса, бросаясь к нам с Бренной. – Ты в порядке?

– Да. Я в порядке.

Кларисса играет Сэнди. Несмотря на все дерьмо, которое она мне устроила в начале, она лучше всего подходит на эту роль. Хотя я хотел засунуть ее в хор за то, что она была занудой на прослушивании.

– Мы так волновались, – говорит один из детей сзади.

Другой голос звучит громче.

– Мы думали, что ты умер.

– К счастью, нет.

– А почему ты вообще уехал в Калифорнию? – спрашивает Кэнди.

Дети затронули ту часть разговора, которую я надеялся избежать. Я смотрю на Бренну, но на ее лице нет злости, только мягкая улыбка. Полагаю, выжить в авиакатастрофе действительно помогает забыть о первоначальной ссоре. Не то чтобы я планировал использовать это когда-нибудь снова.

– Мне нужно было сниматься, и я делал все возможное, чтобы вернуться. Простите, что бросил вас и не успел ничего сказать. Честное слово, сесть в самолет было нелегко.

– Мы были расстроены, – без паузы говорит Кэнди.

– Я уверен, и мне жаль, что я вас подвел. Поверьте, вы все мне очень дороги, и я очень боролся со своим директором за то, чтобы он меня отпустил. Если бы я мог как-то выкрутиться, я бы это сделал. Потом самолет упал, и... к сожалению, я все равно пропустил два ваших представления.

– Себастьян был в замешательстве, – говорит Кларисса, прежде чем добавить, – когда самолет упал.

– Я уверен, что так оно и было.

Ее глаза наполняются слезами.

– Мы все были. Мы... мы так боялись, что тебя больше нет и что мы не успели поблагодарить тебя.

– Это я должен поблагодарить вас, ребята. Спасибо, что позволили мне быть вашим режиссером.

Себастьян делает шаг вперед.

– Я был расстроен больше всех. Не позволяй им обмануть себя.

Пусть он внесет немного веселья в зал.

– Это потому, что он делает это с твоей мамой, – подросток хихикает, пригнувшись.

Как бы мне ни хотелось его отругать, он не врет. И это была бы та хрень, которую я сказал бы в пятнадцать лет.

Бренна не настолько сговорчива, чтобы пропустить это мимо ушей.

– Мистер Невилл, жду вас в своем кабинете утром, чтобы обсудить это замечание.

Он застонал.

– Да, миссис Аллен.

Она едва заметно пожимает плечами, и я улыбаюсь ей. Однажды я хочу, чтобы это имя больше не принадлежало ей. Я хочу, чтобы она стала моей. Чтобы она стала миссис Эрроувуд, и тогда мы сможем перевернуть весь мир. Я знаю, что поступил глупо, спросив ее об этом. Она правильно сделала, что отказала, как бы мне ни хотелось, чтобы она этого не делала. Правда в том, что в ее жизни было много полусерьезных вещей. Помолвка с Люком, которая состоялась только из-за ее беременности. Брак, в котором его не было половину времени. И даже после этого все было не так, как она хотела. Теперь все изменится. Она получит каждую частичку меня, хочет она этого или нет.

Кларисса делает шаг вперед.

– Мы все были в полном дерьме, Джейкоб.

– Я в порядке, и я просто рад, что смогу присутствовать на вашем последнем шоу.

– Надеюсь, мы заставим тебя гордиться, – говорит Себастьян.

Боже, эти дети даже понятия не имеют.

– В этом никогда не было никаких сомнений. Никогда. Я знал, что не нужен вам, чтобы устроить представление, которое этот город никогда не забудет. Вы все невероятно талантливы, умны и смешны. Для меня было большой честью работать с вами, – я поворачиваюсь к Невиллу. – Насчет тебя мы еще сомневаемся. Ты клоун.

Он смеется и кивает.

– Джейкоб Эрроувуд считает меня клоуном.

Кларисса закатывает глаза.

– И он считает, что это хорошо.

Невилл – отличный парень и слишком сильно напоминает мне себя самого, поэтому он мне так чертовски нравится.

– А еще я был клоуном в группе, – говорю я им.

Голос Бренны негромкий, но я ее слышу.

– До сих пор.

Я бросаю на нее взгляд, и она остается невозмутимой.

– Но, если серьезно, – говорю я, поворачиваясь к детям, – все готовы?

Дэвид, играющий Дэнни, качает головой.

– Я в порядке. У меня мурашки по коже.

– Они размножаются? – спрашивает Себастьян как нельзя вовремя.

Они все издают различные звуки веселья, а некоторые хлопают его по спине. Приятно видеть, как он сближается со своими товарищами. Ему было нелегко влиться в коллектив и найти своих людей. Вот почему я согласился на это. Чтобы помочь детям, которых часто считают изгоями и неспособными соответствовать окружающим.

– Итак, все расселись, – говорю я своим фальшивым авторитетным голосом. – Я хотел бы сказать несколько серьезных вещей перед нашим последним шоу.

Все затихают, закидывают руки друг другу на плечи и держатся так, словно хотят создать единое целое. Это то, что Ноа заставлял нас делать, и я решил, что не помешает передать это молодому поколению. Когда вы соединяетесь в одно целое, вы становитесь единым целым. Здесь, на сцене, они – одна команда. Каждый из них нуждается в другом, чтобы хорошо справляться со своей ролью. Их энергия питает единое целое, и это помогает им слушать как единое целое и формировать эту связь перед выступлением. По крайней мере, это та чушь, которой он нас кормил, и я передаю ее им.

– Этот спектакль был одним из лучших, в которых я принимал участие. Вы даже не представляете, как я горжусь каждым из вас. Вы не только работали усерднее всех, с кем я когда-либо работал, но и справлялись с... – я даже не знаю, как назвать эту катастрофу... я смотрю на Адама Невилла, приподняв бровь. – Кроме тебя, ты все еще говнюк, – они хихикают, а он улыбается. – Я хочу сказать, что независимо от того, что люди говорят о спектакле, вы все должны быть на высоте. В моей книге вы все – актеры и актрисы, удостоенные наград. Спасибо, что позволили мне узнать вас, поработать с вами, и я не могу дождаться, когда вы все покажете свой талант миру.

– Джейкоб! Джейкоб! Джейкоб!

Все начинают скандировать. Я бы соврал, если бы сказал, что меня не мутит. Эти дети проложили себе путь в мое сердце. Я боялся, что подведу их и они разочаруются, но они были так же уверены в моей работе, как и я в их.

– Хорошо. Я ценю это. Давайте оставим актерское мастерство для сцены. У вас есть десять минут до начала занавеса. Ни пуха ни пера.

Они расходятся в разные стороны, а руки Бренны нежно обхватывают мою талию.

– Ты в порядке?

– Я в порядке.

Она смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию.

– Не лги мне. Я видела, как ты вздрогнул.

Я повернулся слишком быстро, но мне показалось, что я быстро это скрыл.

– Это неудобно, но это не то, с чем я не могу справиться.

– Мы говорим о твоих травмах?

– О чем еще мы можем говорить?

Она вздыхает.

– О чем еще, по-твоему, я могу спрашивать?

– Ты снова отвечаешь вопросом на вопрос?

Бренна смеется.

– Когда-нибудь я перестану, но это будет не скоро. Я говорю о твоем сердце. О твоей душе. Я знаю, ты переживал, что дети расстроены. Знаешь... что-нибудь из этого.

– Я уже в порядке. Они много значат для меня, и разочаровывать их было нелегко.

– Я знаю, и как бы я ни отговаривала тебя приходить сегодня, я немного рада, что ты не послушал. Думаю, им нужно было увидеть тебя так же сильно, как тебе, и быть здесь для них.

Я целую ее в макушку.

– Кто-нибудь говорил тебе, какая ты замечательная?

– Несколько раз.

– Привыкай к этому, потому что я планирую говорить тебе об этом так часто, как только смогу.

– Хорошо. Я планирую оставить тебя себе, так что у тебя будет много возможностей, – Бренна приподнимается на носочки, нежно прижимаясь губами к моим. – Пойдем, отведем тебя на твое место, чтобы ты мог увидеть, как все старались.

Я добираюсь до места немного дольше, чем следовало бы, но, когда я это делаю, в первом ряду сидит вся моя семья. Мои братья, невестки, племянники и племянницы, все передают закуски, разговаривают и смеются. Я пробираюсь к своему месту, после того как все они встают, обнимают меня, целуют в щеку или пожимают мне руку, испытывая чувство гордости, какого я никогда не испытывал раньше.

Мы сделали это.

Во время спектакля мы почувствовали себя счастливыми, и было бы неважно, если бы дети вышли на сцену и просто стояли там, корча рожи. Я горжусь тем, что мы сделали.

Свет гаснет, и я смотрю лучшее исполнение «Бриолина» из когда-либо существовавших.