– Этого не должно было случиться ни с кем из нас.

Его жена успокаивает его, ее руки скользят по его волосам, когда она шепчет.

– Ему есть за что бороться, Коннор. Не иди по этому пути, пока мы не узнаем.

Все взгляды обращены ко мне. Деклан встает, подходит, целует Сид в щеку, а затем поворачивает голову ко мне.

– Прогуляешься со мной? Думаю, нам обоим не помешает передохнуть.

Я устала, но не могу продолжать сидеть здесь. И я не могу смириться с мыслью, что я – единственная причина, по которой он хочет жить, и не могу смотреть, как рушится его семья. Поэтому я поднимаюсь на ноги и киваю.

– Конечно.

Мы с Декланом не так уж много времени проводили за разговорами. На барбекю он всегда немного сдержан и больше наблюдает за происходящим. Он присоединяется к шуткам и всегда мил, но он не такой, как Джейкоб или Коннор, которые разговорчивы. Шон милый, но, как правило, немного застенчивый. Тот факт, что Деклан просит меня прогуляться с ним, определенно сбивает меня с толку. Свет его фонаря и луна наполняют воздух вокруг нас, пока мы идем прочь от дома, и никто из нас ничего не говорит, но я не знаю, что бы я сказала. Слова словно бы вырвались из моего рта и разлетелись по всему миру, оставив лишь кусочки и ничего целого.

Когда проходит еще несколько минут, Деклан наконец-то говорит.

– Как бы я ни ненавидел эту ферму, я всегда ее любил. Здесь я стал кем-то, как и мои братья. Не все из этого было хорошим, но мы вчетвером всегда делали друг друга лучше.

Я представляю их вчетвером, повсюду грязь, когда они гоняются за животными, все они улыбаются с ярко-зелеными глазами и дружбой, которую никто не может разрушить.

– Я думаю, вы все до сих пор такие.

– Так и есть. Даже когда мы не были близки друг к другу, я не сомневался, что, если мы будем нужны друг другу, мы будем рядом.

Падает слеза.

– Я бы хотела... Я бы хотела, чтобы мы могли быть там сейчас – ради него. Ему нужна помощь, и никто из нас не может ничего сделать, кроме как сидеть здесь и ждать.

– И это меня убивает, – признается Деклан.

Мы подходим к участку с красивым деревянным забором и большими деревьями, которые обдувает ветер. На меня наваливается странное чувство спокойствия. Я не могу его объяснить.

– Где мы? – спрашиваю я.

– Здесь похоронена моя мама. Мы вчетвером часто сюда приезжаем, поэтому здесь много цветов.

– Джейкоб много рассказывал мне о ней.

Деклан берет другой фонарь, стоящий рядом со скамейкой, и зажигает его, прежде чем сесть. Я придвигаюсь к нему, чувствуя пустоту и холод.

– Джейкоб всегда был самым трудным из нас, – начинает он. – Помню, когда ему было лет шесть, он упал с лошади. Моя мать была вне себя от беспокойства, переживая, что он что-то сломал, но он вскочил с улыбкой и попросил поехать еще раз. Она даже не стала рассматривать эту идею.

Я смеюсь один раз, и это больше похоже на вздох.

– Ты думаешь, что с ним все будет в порядке?

Деклан качает головой.

– Я бы хотел в это верить, но я также напуган.

– Я тоже.

– Джейкоб когда-нибудь рассказывал тебе про истину стрелы?

– Нет. По крайней мере, я не помню.

Он хихикает.

– Когда мы были маленькими, наша мама решила, что это будет особой пыткой – заставить всех нас выучить эту поговорку про стрелу. Если представить себе четырех мальчишек, которым было совершенно неинтересно повторять эту дурацкую фразу каждый раз, когда мы въезжали на подъездную дорожку, то я клянусь, что это еще хуже. Мы жаловались и стонали, но мама с этим не соглашалась. Она сидела в конце подъездной дорожки, ругала нас и все равно заставляла повторять эту фразу.

– А какая у тебя?

– Верный второй выстрел разделит первую стрелу и создаст прочную траекторию.

Я на минуту задумываюсь над этим, размышляя о том, что она могла ему сказать.

Деклан наклоняет голову в мою сторону.

– Думаю, она знала, что я все испорчу и придется пробовать снова.

– Думаю, это свойственно большинству мужчин.

Он пожимает плечами.

– У Коннора такая: ты не можешь выстрелить, пока не сломаешь свой лук. Потому что в детстве Коннор мучился из-за каждой чертовой мелочи. Поэтому ему нужно было сделать выстрел, а значит, нужно было постараться. Шону это тоже подходит, потому что он перфекционист. Но Джейкоб всегда был для меня загадкой – до тех пор, пока не появилась ты.

– Я? – спрашиваю я.

– Истина Джейкоба говорит: если убрать половину пера, получится изгиб.

У меня в груди тяжелеет, когда я слушаю его дальше.

– Долгое время мы думали, что это потому, что он шел по одному пути. Он думал, что, составив план своей жизни, он получит ответы на все вопросы. Он не знал, что в свои семь лет он ничего не понимал в жизни и в том, как строятся планы. Честно говоря, моя мама была гениальна, потому что никогда не объясняла нам ничего толком. Она как бы говорила и рассказывала нам всякую чушь о том, как это можно применить к той или иной ситуации, но только в последние два года я понял, что все это – наши фатальные недостатки.

Я смотрю на надгробие женщины, которая знала своих детей так хорошо, что передала им мудрость, которая поможет им во взрослой жизни. Каким особенным человеком она должна была быть.

– Если он не такой, каким вы его представляли, тогда какой?

Деклан вздыхает.

– Он сомневается в том, что достоин любви, и это не позволяет ему рисковать. Избавившись от сомнений в том, что он может жить так, как хочет, даже если не сможет защитить всех вокруг, он смог дать себе шанс с тобой.

О, Джейкоб. Слезы падают снова, и я отворачиваюсь, зная, что сломаюсь, если попытаюсь заговорить. Он достоин любви. Он достоин всего хорошего в этом мире, и, если он вернется ко мне, я докажу это. Я отдам ему все, и я исправлю этот беспорядок, который я устроила. Последние несколько часов напомнили мне, каково это – потерять кого-то по-настоящему. Боль, которая не проходит. Страх перед завтрашним днем в мире, в котором нет того человека, который делает тебя целостным.

Спустя несколько мгновений Деклан снова заговорил.

– Он вернется, Бренна.

– Ты этого не знаешь.

– Я должен в это верить. Джейкоб – боец, и он будет бороться, чтобы вернуться к тебе. Ты – путь. Сидни права, ты – та женщина, которую мой брат увидит снова.

Я качаю головой.

– Мы поссорились, прежде чем он ушел.

Его рука ложится мне на плечо.

– Я знаю, каково это – думать, что потеряешь любимого человека. Я подвел Сидни прямо перед тем, как чуть не потерял ее, и был вне себя, но люди уверяли меня, что она знает, что я чувствую. А я люблю ее больше всего на свете.

– Как бы ты пережил потерю, если бы она умерла?

Глаза Деклана опускаются, и он отводит взгляд.

– Я не знаю, но я искренне верю, что с Джейкобом все будет хорошо. Нас связывают узы, нас четверых, и мы бы знали. Я должен верить, что кто-то из нас был бы уверен, что он мертв, а никто из нас не уверен. Он жив.

Мне хочется верить, что это правда, но я лучше других знаю, что надежда может завести тебя так далеко. Я начинаю плакать сильнее, переполненная болью от того, что его нет рядом, когда он мне нужен. Деклан притягивает меня к себе, и я пропитываю его рубашку влагой. Я не уверена, как долго еще смогу это терпеть. Я разваливаюсь на части.

Я начинаю молиться.

Пожалуйста, не забирай его. Пожалуйста, не дай этому кладбищу забрать еще одного Эрроувуда, который должен быть на этой земле. Я умоляю тебя, Боже, Люк, миссис Эрроувуд, пожалуйста, пусть Джейкоб вернется к нам. Я люблю его. Он нужен мне. Я не переживу его потерю.

Деклан гладит меня по спине, а потом напрягается.

– Эй?

Я приподнимаюсь и вижу в темноте фонарь, который движется к нам.

– Деклан! Бренна! – кричит Шон. – Они нашли самолет!