Когда мы подъезжаем к внушительным металлическим воротам, Матис останавливается и высовывается из окна, чтобы ввести код. Только когда мы проезжаем через ворота, и металл с лязгом захлопывается за нами, я замечаю, чего так явно не хватает.

— Почему у ворот нет охранника? — когда я приезжала и уезжала с территории в прошлый раз, у входа стоял вооруженный охранник. Сейчас же не видно ни души.

Что-то не так! — кричит мне интуитивный голос. Моя рука, обхватившая кожаный поводок, прикрепленный к собаке, напряженно сидящей на сиденье рядом со мной, напрягается.

Глаза Матиса встречаются с моими в зеркале заднего вида.

— Босс вызвал сегодня кучу людей с их постоянных постов, чтобы помочь с тем, что происходит в отеле и ночном клубе.

Это бессмысленно. Учитывая, что Тирнан и Богдан все еще сидят в подвале, Эмерик не стал бы рисковать и выводить охрану за пределы участка. Не сейчас, когда Ниалл и Козлов, без сомнения, уже три дня ищут своих детей по всему штату. Богдан тоже хитер. Шанс, что он попытается сбежать самостоятельно, слишком высок, чтобы Эмерик не выставил охрану во всех возможных точках. Какой бы тяжелой ни была ситуация в городе, Эмерик слишком умен, чтобы оставить это поместье без охраны.

Колокола тревоги, которые во время поездки издавали лишь неясные предупреждающие звуки, теперь взвыли, как сирены торнадо.

Не желая уклоняться от пристального взгляда Матиса, я смотрю на него в зеркало и киваю.

— О, хорошо. В этом есть смысл, — продолжай прикидываться дурочкой, Рио, и пусть они тебя недооценивают.

Дорога, превратившаяся в темно-серый гравий, который хрустит под шинами, — единственный звук, наполняющий салон машины, пока мы медленно продвигаемся к хижине на заднем краю земли.

И только когда в поле зрения появляется острый контур крыши черной А-образной "хижины", Матис снова заговорил.

— Эмерик сделает все, чтобы защитить свою семью.

Мои брови сходятся вместе.

— Я знаю, что сделает. Именно этим он сейчас и занимается. Защищает свою семью, — орган в моей груди замирает от осознания того, что теперь я - семья Эмерика.

На пару секунд Матис переключает свое внимание с зеркала на дорогу перед собой.

— У меня есть сын. Вы знали об этом?

— Нет, не знала, — кроме той ограниченной информации, которую я узнала об Аннели, я не знаю ничего личного ни об одном из сотрудников Эмерика, но думаю, что это было сделано специально.

— Большинство не знает, поскольку я всегда старался держать его подальше от мира, в котором я решил работать, — объясняет он. — Его зовут Сорен, и ему почти шесть лет. Его мать умерла при родах, и пока я не привез Аннели домой, я был единственной семьей, которая у него была.

Я беспокойно ерзаю на своем месте, когда новая волна ужаса обрушивается на мои плечи. Эта тяжесть почти невыносима.

— Мне жаль слышать о его матери, — говорю я ему, прочистив горло. — И я рада, что Аннели смогла стать частью его жизни, но ты не производишь впечатление человека, который хочет сблизиться из-за семейной травмы. Я не понимаю, почему ты рассказываешь мне об этом сейчас, Матис.

Он останавливается перед молчаливым и неподвижным домом. Как только он ставит машину на парковку, я расстегиваю ремень безопасности. Оба они следуют моему примеру на переднем сиденье.

С усталым вздохом он проводит рукой по напряженному лицу.

— Я говорю вам это, миссис Бейнс, потому что я тоже мужчина, который сделает все возможное, чтобы сохранить свою семью.

Едва он успевает произнести эти слова, как салон внедорожника заполняет звук выстрела. Он исходит не из руки Матиса, а от Аннели. В ее идеально ухоженной руке - маленький револьвер, направленный прямо мне в грудь.

Из груди добермана вырывается гортанное и леденящее душу предупреждающее рычание, когда он тоже видит оружие. Все мое тело вздрагивает, когда Аннели направляет оружие на Цербера.

— Нет! — кричу я, изо всех сил стараясь загородить животное своим телом.

Матис поворачивается на переднем сиденье.

— Его не должно было быть здесь! Я давал тебе столько шансов удержать его подальше, но ты не слушала. Твоя чертова собака могла бы быть далеко на контейнерной площадке, но ты закатила истерику, как проклятый ребенок, когда я попытался отправить его туда, и ты не послушалась, когда я сказал тебе оставить его сегодня дома. Если ты не сможешь его обуздать, я убью его. У меня не будет выбора. Слишком многое поставлено на карту.

Он хочет видеть Цербера здесь не потому, что против убийства животного. Он не хочет видеть его здесь, потому что знает, что высококвалифицированный пес представляет угрозу для него и для его конечной цели.

— Цербер, стой, — на всякий случай я держусь чуть впереди него. Мое внимание по-прежнему приковано к женщине с пистолетом — женщине, которая, как я думала, однажды может стать моим другом, — пока я спрашиваю мужчину рядом с ней: — Что ты делаешь?

— Я защищаю свою семью.

— Они забрали Сорена шесть дней назад, — голос Аннели срывается с акцентом. — Он невиновен во всем этом. Всего лишь ребенок. Мы не могли допустить, чтобы с ним что-то случилось.

На ее лице — выражение, которое может быть только у матери.

Кроме Новы, Эмерик не упоминает о своих сотрудниках в случайных разговорах. Эмерик — жесткий хозяин, и я, признаться, буду впечатлена, если им удастся все это время держать в секрете от него эти явно очень близкие отношения.

— Кто его забрал?

Тяжелый смех, исходящий от Матиса, полон боли.

— Как ты думаешь, кто? — спрашивает он, закончив смеяться. — Если бы я не помог им, они собирались убить моего сына. Я не мог этого допустить, поэтому сделал все, как они просили, — то, что случилось с Камденом, внезапно перестало быть такой уж загадкой. Мы предполагали, что в организации может работать двойной агент, но не думаю, что кто-то из нас видел, что это один из высокопоставленных парней Эмерика. — Ты убил Камдена, не так ли?

Чувство вины вспыхивает на его угрюмом лице, как удар молнии.

— Мне нравился этот парень. Он был умным и обладал большим потенциалом, но у Кама не было ни единого шанса против меня. Он никогда не видел, как это происходит.

— Это потому, что он доверял тебе! — кричу я.

— У меня не было выбора! — Матис подхватывает мою враждебную октаву. — У них мой гребаный ребенок, и я сделаю все, чтобы вернуть его в целости и сохранности. Даже если это будет означать доставку жены моего босса на серебряном блюде.

— Что… — все, что я еще собиралась сказать, застыло у меня на языке, когда две угрожающие фигуры вышли из передней двери хижины, как будто это место принадлежит им. — Что вы сделали?

— Все, что от меня требовалось, — торжественно отвечает Матис, но его ответ звучит отстраненно и туманно.

На крыльце стоят Богдан и мой брат, выглядящие немного усталыми и грубоватыми. На них все еще та же одежда, что была на сборе средств несколько дней назад. Когда они видят, что я смотрю на них через лобовое стекло, на их губах появляются одинаковые улыбки. Не отрывая от меня взгляда, Богдан протягивает руку, не держащую в данный момент кривой нож, через входную дверь. Он вытаскивает испуганного мальчика с темными светлыми волосами и красным от слез лицом.

За мальчиком на деревянное крыльцо выходит еще один мужчина, которого я не узнаю. Я догадываюсь, что это один из людей Козлова, и именно он доставил бедного ребенка Богдану и Тирнану.

На переднем сиденье Аннели задыхается от ярости так, что трещат кости.

— Сорен…

— Ты выпустил их из подвала? — спрашиваю я.

Суровые глаза Матиса смотрят на меня.

— Все, что они от меня требовали, — повторил он. — Пожалуйста, выйдите из машины, миссис Бейнс.

Я остаюсь сидеть на месте, позвоночник мучительно выпрямляется, когда в моей душе поселяется черная толща осознания.

— Что происходит в городе, это просто отвлекающий маневр, чтобы доставить меня сюда?

— Я не знаю их планов, — жесткие плечи Матиса поднимаются. — Я просто делал то, что мне говорили, но если мне придется угадать, они знали, что единственный способ заполучить тебя — это отозвать босса, и, честно говоря, они просто очень хотят убить Бейнса. Думаю, это была скорее ситуация "два зайца — один камень".

— Ты был ему предан? Нам? — не могу не спросить я.

Еще одна вспышка вины промелькнула на его лице.

— Был, но преданность сыну всегда будет на первом месте.

— Ты должна понять, — голос Аннели звучит хрипло.

Я смотрю между двумя испуганными родителями и наклоняю голову.

— Да, но я предупреждаю тебя. Куда бы ты ни собирался отправиться и где бы ни прятался после этого, тебе лучше побыстрее туда добраться, потому что как только Эмерик узнает о том, что ты сделал, он начнет охотиться на тебя, словно ты не более чем истекающая кровью раненая добыча.

У них хотя бы хватает ума выглядеть испуганными при мысли о том, что их выследил Эмерик. Хорошо.

Аннели могла бы с тем же успехом нажать на курок, если бы следующая фраза Матиса пронзила мою грудь.

— Только если он жив, — он не ждет ответа. Повернувшись на своем сиденье, он выходит из внедорожника, и через несколько секунд, открыв мне дверь, меня обдувает прохладный наружный воздух. — Выходите, давайте покончим с этим, — Матис напрягается, когда Цербер выходит вслед за мной и приземляется у его ног. — Тебе лучше держать этого пса в узде. Если ты натравишь его на кого-нибудь из нас до того, как я верну своего ребенка, я пущу ему пулю между глаз.

Я поднимаю подбородок и сужаю глаза.

— Я солгала раньше. Если это случится, Эмерик будет не единственным, кто будет охотиться за тобой. Я буду рядом с ним.

Мышцы на его челюсти подпрыгивают, когда он хватает меня за руку и тащит вокруг машины, чтобы поприветствовать близнецов-демонов. Я бросаю поводок, но Цербер отказывается дать мне хоть какое-то пространство. С каждым моим шагом он все плотнее прижимается своим мускулистым телом к моей ноге.