ГЛАВА 38

РИОНА

Оказывается, ждать, пока твой муж убьет твоего отца, а потом вернется к тебе домой, не так весело, как кажется. Я знаю, кто мог предвидеть такое? Для меня это тоже стало разочаровывающим открытием, потому что я действительно думала, что это будет моя версия Диснейленда. Вставьте предупреждение за сарказм.

Это полная противоположность веселью. Это пытка, потому что пока я торчу здесь наверху, исполняя очередной номер про принцессу, запертую в башне, он там занимается бог знает чем. Его нет уже больше часа, и до сих пор нет никаких новостей. Ни от кого. Раздраженное выражение лица Матиса, когда я в очередной раз спросила, нет ли вестей от Новы или Эмерика, доказывает, насколько я настойчива.

Но мне все равно. Не думаю, что смогу снова нормально дышать, пока мой муж не будет стоять прямо передо мной.

Первые полчаса, пока его не было, я старалась использовать время с пользой. Я приняла душ и переоделась в одежду, которую носил почти двадцать четыре часа.

Мой мозг - это осиное гнездо различных мыслей и эмоций.

Именно потому, что одна из этих мыслей говорила о том, что нужно хорошо выглядеть для Эмерика, когда он вернется домой, я переоделась в темное платье с цветочным принтом и свой любимый черный пиджак. Разве это действительно та ситуация, в которой нужно выглядеть на все сто? Нет. Потратила ли я лишние пять минут на макияж, чтобы добиться идеальной подводки для глаз? Да.

Наряжаться не было никакого смысла, но я знаю, что гораздо лучше, когда я активно что-то делала, чем сейчас, когда я только и делаю, что мечусь перед окнами нашей спальни. Сама мысль о том, что мне придется участвовать в светской беседе на поверхностном уровне, если я пойду посидеть на кухне с Аннели и Матисом, удерживает меня наверху. Я не могу пойти поговорить о том, как погода меняется с зимы на весну, когда на самом деле я хочу поговорить о том, как, по их мнению, Эмерик решит убить моего отца. И это, друзья мои, то, что мы называем внутренними мыслями. Вы должны быть очень избирательны в том, с кем делитесь ими, потому что люди могут быть осуждающими маленькими засранцами.

Поэтому я иду вперед, а Цербер усердно наблюдает за происходящим со своего места у двери в спальню. Думаю, он знает, что что-то происходит, потому что, кажется, он в большей готовности, чем обычно. Когда я ненадолго спустилась вниз, чтобы узнать последние новости, его заостренные уши прижались к голове, а губы выгнулись, чтобы продемонстрировать острые белые зубы, когда он посмотрел на Матиса и Аннели. Пара отступила на шаг, обменявшись тревожными взглядами. Когда я сказала им, что собака, вероятно, просто реагирует на мою энергию, это их не успокоило.

Поскольку из этих окон видна вся ширина Центрального парка, я периодически поглядываю в сторону восточной стороны, где, как я знаю, находится "Дарья", всего в нескольких кварталах. Само здание отсюда не видно, но это не мешает мне смотреть в его сторону, как будто я каким-то чудом смогу понять, что там происходит.

Я уже сбилась со счета, сколько кругов сделала по этой стороне комнаты, но, наверное, приближаюсь к двум сотням, когда поднимаю взгляд от деревянного пола и снова смотрю в окно.

Ноги, обутые в ботинки, превращаются в свинцовые глыбы, и я чуть не падаю на лицо, споткнувшись о следующий шаг. Едва придя в себя и все еще неустойчиво держась на ногах, я устремляюсь к окну, пока мои руки и лоб не прижимаются к прохладному стеклу.

Над тем местом, на которое я с тоской смотрела вдалеке, теперь поднимаются черные клубы дыма. Моя оптимистичная сторона пытается сказать мне, что гореть может что угодно, и это не "Дарья" с Эмериком внутри, но логичная и немного циничная половина знает, что шансы на то, что этот дым принадлежит чему-то еще, ничтожно малы. Слишком странное время для случайного возгорания здания поблизости, когда моего отца видели обнюхивающим отель.

Сердце застыло каменным комком в желудке, а горло внезапно сжалось, и я заставила себя отвернуться от окна. Мне нужно пойти к Матису. Он должен знать, что происходит.

Я добираюсь до второго этажа пентхауса как раз в тот момент, когда по лестнице с главного этажа спрыгивает солдат.

— Это отель? — я прашиваю с придыханием, прежде чем он успевает открыть рот. — “Дарья” горит?

Его кивок - роботизированный.

— В подвале здания произошел взрыв. На полицейских сканерах говорят, что обрушилось почти все здание.

Я не могу оплакивать воспоминания, которые Эмерик делил с матерью в том отеле. Пока не могу. Пока не узнаю, был ли мой муж в том здании, когда оно обрушилось.

— Вы что-нибудь слышали? Кто-нибудь пострадал? — они все мертвы? Был ли Эмерик — был ли мой муж — в здании, когда оно взорвалось?

От того, как бледнеет стоическое лицо солдата, у меня внутри все болезненно переворачивается.

— Я ничего не слышал, но нам нужно уходить. Сейчас же, — он опускается на ступеньку лестницы и жестом приглашает меня следовать за ним.

— Куда?

— Как он тебе и сказал, ты должна отправиться в хижину за городом. Это был приказ Эмерика на случай, если что-то подобное случится. Моя задача — доставить тебя туда в целости и сохранности. Если с ним все в порядке, твой муж встретит нас там, как только сможет.

Если с ним все в порядке... Я с усилием сглатываю поднимающуюся желчь.

Он сообщает мне ту же информацию, что и Эмерик перед отъездом, но все же чутье подсказывает, что нам стоит подождать здесь. По крайней мере, еще некоторое время, пока мы не услышим что-нибудь. Что-нибудь. Если Эмерик ранен, я не хочу находиться в часе езды от больницы, в которую он попадет. Что, если я не смогу вернуться к нему вовремя?

Голова начинает трястись, когда все эти мысли проносятся в моем пропитанном страхом мозгу.

— Нет, еще нет. Мы должны подождать, пока кто-нибудь не позвонит нам.

Клянусь, он злится на меня за отказ.

— Миссис Бейнс. Босс хотел, чтобы вы поступили не так, и вы это знаете. А теперь, пожалуйста, нам пора. Аннели уже ждет внизу.

— Аннели тоже идет? — бормочу я в основном про себя. Это новый вид страха. Это не страх я беспокоюсь за свое здоровье и безопасность. Это обдуманный, проникающий в душу страх, который заставляет меня застыть на месте.

Он не ранен. Он не может быть. Он скоро вернется домой, и тогда мы сможем прожить остаток нашей нескладной жизни вместе.

— Конечно, да, — глаза Матиса стали пристальными. — Миссис Бейнс, пожалуйста, не заставляйте меня выносить вас из этого здания. Я не хочу этого делать, но я сделаю это, если вы заставите меня. У меня нет на это времени — у нас нет на это времени. Мы понятия не имеем, что там происходит, и мы не можем оставаться здесь дольше. Нам нужно двигаться.

Это противоречит всему, о чем кричит моя душа, но я неохотно киваю.

— Хорошо, — заставив себя двигаться, я отворачиваюсь от лестницы и двигаюсь по коридору в сторону прачечной.

— Мэм, куда вы идете?

Я снимаю кожаный поводок с крючка прямо в дверном проеме и издаю короткий, но резкий свист.

— Цербер, иер! — вот. Крупный пес бежит по коридору и терпеливо сидит у моих ног, пока я пристегиваю клипсу к его ошейнику. С того самого дня, как я взяла его с собой на экскурсию к Офелии, я втайне учила немецкие команды. Я решила, что когда-нибудь это может пригодиться, а еще мне захотелось произвести впечатление на Эмерика. Что, полагаю, немного глупо, учитывая то, с чем мы сталкивались все эти недели.

На лице Матиса снова появилось то же беспокойное выражение, что и раньше, когда доберман оскалил на него зубы, и на этот раз оно стало более серьезным. Он нервно кашляет.

— Не знаю, стоит ли брать с собой собаку. Эмерик ничего не говорил о том, чтобы он сопровождал нас.

— Цербер идет туда же, куда и я. Если вы хотите, чтобы я добровольно покинула это здание, собака придет. Если нет, я с удовольствием останусь здесь, пока вы сами отправитесь в хижину, но предупреждаю: если мой муж появится и обнаружит, что меня нет с вами… — я с вызовом поднимаю бровь и жду, пока он сам сделает вывод о том, как это для него обернется.

— Ладно, — выдавливает он из себя. — Пойдемте. Мы уже опаздываем.

Я начинаю спускаться за ним по лестнице.

— Опаздываем? Я не знала, что это будет соревнование на время.

Он не отвечает мне.

Интуиция - забавная штука.

В наши дни, я думаю, многие люди принимают ее за простое беспокойство и не обращают на нее внимания, но на самом деле это врожденный навык, который помогал человечеству выжить на протяжении тысяч лет. Она сигнализирует вашему телу, что что-то не так, прежде чем мозг успевает это понять.

Я не могу сказать, что именно заставляет меня чувствовать себя так, но я до мозга костей знаю, что что-то не так. Ну, да, что-то не так. Есть шанс, что Эмерик застрял под обломками рухнувшего здания, а мой отец и его сумасшедший русский приятель могут прийти за мной, чтобы я связала наши семьи менее чем святым союзом с Богданом.

Дико подумать, что столько лет я мечтала лишь о том, чтобы быть желанной для своей семьи. Кому-то. А теперь четверо мужчин борются за то, чтобы отбить меня у того, кто меня украл. Нет, не украл. Спас. Эмерик спас меня.

Часовая поездка за город проходит в мучительно медленном и молчаливом темпе. На передних сиденьях Матис и Аннели обменялись парой взглядов, которые я так и не смогла до конца расшифровать. Единственное, что мне удалось подтвердить, — это то, что в отношениях Матиса и Аннели определенно есть нечто большее, чем просто коллеги по работе. Эти двое знают друг друга на интимном уровне. Невозможно вести полноценные беседы, состоящие только из общих взглядов, не зная друг друга досконально.

Мы сворачиваем на знакомую грунтовую дорогу, усаженную высокими деревьями, закрывающими солнце. В прошлый раз, когда я приезжала сюда, на меня надели наручники и завязали глаза, но когда на следующий день я уезжала с Эмериком, я вникала во все детали, которые мне пришлось пропустить. Теперь, учитывая причину моего приезда, я с трудом нахожу в этой земле ту же безмятежную красоту, что и раньше. Без Эмерика здесь темно и зловеще.