Таль лег плашмя, так что они смотрели друг другу в глаза. Он коснулся ее лица широкой, теплой ладонью с длинными ловкими пальцами. Они прижимались к ее голове, слегка массируя кожу. Он смотрел прямо на нее, притягивая к себе своими черными глазами. Раньше никто и никогда так не смотрел на нее; это был один из самых напряженных моментов, которые она когда-либо испытывала.

— Скажи мне прямо сейчас, что это не кажется тебе реальным. Скажи мне сейчас, что ты не чувствуешь того же, что и я, и я выйду за эту дверь, — прошептал он.

Миша вскрикнула и, оттолкнув его, села. Вскочив с кровати, начала ходить взад-вперед.

— Я ничего не могу сделать правильно, — простонала она, запустив руки в волосы.

— О чем ты? — он выглядел сбитым с толку и тоже встал.

— У меня был план. Проклятый план! Я просто хотела почувствовать себя особенной, почувствовать, что кто-то хочет меня. Я не пыталась завести роман, я не искала тебя! — крикнула она.

— Хочешь сказать, это моя вина? — спросил он стальным голосом.

Она покачала головой.

— Нет. Боже, нет. Ты был самым удивительным… во всем. Ты — всё. Я хочу сказать, что недостаточно хороша для тебя, — подчеркнула она.

Она все ходила взад-вперед возле двери номера. Таль подбежал к ней и, схватив за руки, прижал к стене. Он посмотрел на нее сверху вниз, выглядя разозленным.

— Как насчет того, чтобы позволить мне решать, что для меня хорошо, а что нет? Хватит оправдываться. Если ты не хочешь этого, скажи, — рявкнул он.

Она глубоко вздохнула.

— Я не хочу этого.

Его взгляд стал более суровым.

— Лгунья.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала!? Я не верю, что ты дождешься меня! Я не верю себе, что доведу дело до конца! А Майк! Боже, я в долгу перед Майклом, по крайней мере, я должна быть рядом с ним, когда вырву ему сердце. Я не могу этого сделать, если ты будешь маячить на заднем фоне!

— Значит, это все!? Ты просто использовала меня время от времени для хорошего траха? Я для тебя просто фон!?

— Нет, но Майку нужно…

Таль трижды врезал кулаком по стене рядом с ее головой. Она вскрикнула и немного пригнулась.

— Нах*й его! Я не хочу слышать его гребаное имя! — проревел он.

Миша была потрясена.

— Но он мой...

— У него было с тобой восемь лет. Восемь лет! Восемь лет, чтобы все исправить! Восемь лет ты была его! У меня был только этот раз, и все, что мне досталось, это половина тебя — другая половина всегда оставалась с ним. Всегда. Так что, знаешь что!? Я ни хрена не хочу о нем слышать, — кричал он на нее.

— Я замужем! — она действительно завизжала, хлопая его по груди. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь, Таль! Я, мать твою, замужем! Хотела бы я быть свободной! Хотела бы я, чтобы с самого начала это был ты! Хотела бы я, чтобы все сложилось чертовски иначе, но это не так! Я, черт возьми, замужем! Конечно, он всегда оставался рядом — он мой гребаный муж! Я замужем, Таль. Я замужем, я замужем за ним, я замужем, — всхлипывала она снова и снова. Продолжая повторять это, надеясь, что до него дойдет. И до нее тоже.

Таль застонал и обвил руками ее талию, наклонив голову, чтобы прижаться к ее груди. Она всхлипнула сильнее и обняла его, держась как можно крепче. Он опустился на пол, потащив ее за собой.

— Я не хотел, чтобы так случилось, — сказал он, обвивая ее своим телом.

— Я знаю. Я тоже, — ей было трудно дышать.

— Я бы тоже хотел быть первым, — прошептал он. Она заплакала сильнее.

— Боже, я тоже. Так сильно. Мне так жаль. Пожалуйста, не ненавидь меня.

— Я не ненавижу тебя.

— Пожалуйста, прости меня.

— Мне нечего прощать.

— Хотела бы я остаться с тобой. Правда. Хотела бы я, чтобы мы могли просто исчезнуть, но однажды я уже поступила с ним скверно, — выдохнула она, двигаясь так, чтобы прижаться лбом к его ключице.

— Нет. Теперь ты просто исчезнешь от меня, — ответил Таль.

Она со вздохом кивнула.

— Да.

— Прежде чем ты уедешь, — начал он полным эмоций голосом, таким глубоким, что ее сердце затрепетало. — Я хочу, чтобы ты кое-что знала.

— Пожалуйста, ничего не говори.

— Я должен.

— Будет только хуже.

— Все уже настолько плохо, насколько это возможно.

— Пожалуйста.

— Ты — лучшее, что со мной случалось в жизни, Миша. Я рад, что нашел тебя.

Она глубоко вздохнула.

— Я тоже.

Глава 14

~Миша~

Больно. Боже, как же было больно. Нестерпимо. Мучительно. Больнее всего остального.

Больно мне, ему, нам.

Выход из зависимости — это ее худшая часть.

Глава 15

~Отпустить..?~

Таль ехал по пыльной дороге. Лето выдалось до смешного жарким даже для конца мая, даже по меркам Южной Европы. Пейзаж будто был охвачен пламенем. Кругом простирались пылающие краски золотого, оранжевого и красного. Почти пустыня: все высохло и превратилось в песок.

Если это не аналогия, то не знаю, что еще…

Облокотившись на дверцу, он потер лоб кончиками пальцев. Голова чертовски раскалывалась. Душа болела. Какого хрена происходило!?

Он вспомнил, как впервые заметил Мишу. Она сидела за высоким столом, одетая в топ с длинными рукавами и глубоким вырезом, а также невероятно короткие шорты. А эти ноги. Черт, эти ноги. Скрестив их, она лениво покачивала одной ногой взад-вперед. Ее волосы были собраны в пучок высоко на затылке, и она читала книгу. Сидела она очень прямо, склонив голову вниз. Ему не нужно было знать ее прошлое, чтобы понять, что она танцовщица, язык ее тела кричал об этом, и его следующая мысль была: интересно, каковы будут ощущения, когда она станцует у него на коленях.

Это все, чем она была для него. Просто горячей цыпочкой, сидящей в ресторане.

В ту первую ночь в своем гостиничном номере он мог это признать — она была для него вызовом. Такая неуверенная в себе. Все время пыталась убежать. Ему захотелось ее остановить. И эта миссия была выполнена. Она оказалась чертовски невероятной. Столько сдерживаемой сексуальной энергии, что она стремглав накинулась на него.

Когда она исчезла, Таль ее отпустил. Это был просто секс. Ничего больше. Она ушла и, наверное, к лучшему. Нет, однозначно, к лучшему. Ему не нужны были такие осложнения в жизни, не со всем, что происходило.

Но он не мог перестать думать о ней. Единственная причина, по которой он трахнул свою горничную, заключалась в том, что ему надоело думать о Мише. Это говорило о нем, как о похотливом засранце, но он был парнем, а большинство парней были похотливыми засранцами.

И он пока не знал ее. Не совсем.

Скорость и мощь, с которой он влюбился в нее, поразили его. Таль был мужчиной — любил трахаться, драться, Бога и свою страну. Сердечные дела лучше оставить нюням и женщинам. Миша должна была стать просто приятным времяпрепровождением. Сложной задачей, вызовом, грязным секретом.

Но она оказалась чем-то большим. Она была и веселой, и умной, и понимающей, и… и много какой еще. Он видел, что рядом с ним она чувствовала себя лучше. Знал это, потому что чувствовал то же самое; она делала его лучше.

Что за нахрен.

Он выехал на пустое поле и остановил машину. Солнце садилось, поджигая горизонт. Он чувствовал себя дерьмово. Ему хотелось быть с ней, хотелось забрать ее боль. Но он не мог, потому что не только являлся причиной этой боли, но и его ждала работа. Работа, которая позвала его, пока она плакала на полу.

Как человек может выбрать между тем, что он знает, и тем, что любит?

Со встречного направления подъезжала еще одна машина. Таль заглушил двигатель и глубоко вздохнул. Что ж, видимо, он сделал свой выбор. Две недели, потерянные в итальянской мечте, не отменили работу всей его жизни. Не изменили миссию. Он должен помнить об этом.

Но как же ему хотелось забыть.

Когда он выбрался из машины, ему навстречу мчалась старая модель «Хамви» (прим.: армейский пикап). «Хамви» уже давно списали из итальянской или греческой армии. Все артиллерийские установки с корпуса были сняты, и на первый взгляд он выглядел как старый джип. Автомобиль с визгом остановился рядом с ним, и из него вышел Руиз.

— Привет, что нового? — спросил Таль, прислоняясь к передней части своего «Рейндж Ровера».

— Цель покидает страну. Разведка донесла, что у нас есть примерно неделя, а потом мы вернемся к делу, — пролепетал Руиз.

Таль кивнул.

— Хорошо. Что мы должны делать в это время?

— Нас отзывают.

— Серьезно?

— Серьезно. Мы должны доставить все отчеты и фотографии в штаб для разбора полетов, они хотят использовать этот перерыв как возможность наверстать упущенное, чтобы все было готово, когда дело отправится в суд, — объяснил Руиз.

Безусловно, Таль должен был узнать эту информацию первым, но избегал новостей по электронной почте. Придумывал оправдания, чтобы как можно дольше пробыть с Мишей. В этой миссии он был главным и старшим по званию, вел операцию намного дольше Руиза. Обычно он упивался тем, что узнавал все первым, — преимущество быть главным. Теперь же ему просто хотелось переложить ответственность на кого-нибудь другого.

Времени недостаточно. Абсолютно недостаточно. Мне нужно больше времени с ней. Она почти уехала, зачем мне быть здесь?

— Хорошо, — вздохнул Таль.

Руиз посмотрел на него.

— Уверен?

— Я, бл*ть, заикаюсь?

— Ладно, чувак, просто будь у вертолета к шести, — рявкнул его напарник.

— Я буду.

— Лучше тебе быть.

Руиз кинул на него прощальный взгляд, а затем потопал обратно к своей машине. И рванул с поля.

Таль понимал. Долгое время они были только вдвоем. Холодные зимы в Москве, быстрые перестрелки в Рио, опасные убежища в Кувейте. Руиз ревновал; его напарник нашел нового напарника.

К счастью для него, это партнерство не могло продолжаться долго.

Таль не хотел идти в штаб. Он никуда не хотел идти. Ему как можно быстрее хотелось вернуться в Рим. Опуститься на колени у ног прекрасной танцовщицы и просить прощения. Просить пощады. Поделиться всеми своими секретами и ложью и посмотреть, действительно ли она говорила серьезно о том, что чувствует к нему то же, что и он к ней. Конечно, ему было легко так думать — он знал о ней все.