— Весь остаток дня ты будешь думать о том, как я тебя трахну, — приказал он ей. Она кивнула.

— Да. Да, буду, — согласилась она, тяжело дыша, когда его пальцы набрали скорость.

— Если ты трахнешь себя до возвращения в отель, — начал он, и его пальцы проложили путь от ее липкого влажного центра к пояснице. — Пришли мне фото.

Прежде чем она успела что-то сказать, он отстранился от нее. Проигнорировав перевернутое мусорное ведро и легко подтянулся к окну. Она пускала слюни при виде напрягшихся мышц плеч под его футболкой. Затем он пролез через окно и исчез. Даже не оглянувшись.

— Миша! Ты там!? — крикнул ее босс, после чего в дверь кабинета постучали.

Она знала, что, должно быть, выглядела странно. Она расчесала волосы пальцами, как могла, но Таль устроил на ее голове бардак. Да и платье было растянуто, V-образный вырез теперь спускался вниз, открывая верх бюстгальтера. Она была раскрасневшаяся, запыхавшаяся и нервная.

Ее боссу, похоже, было плевать, он просто хотел знать, отправила ли она документы по факсу, и сообщить, что они принесли ей обед. Она улыбнулась в знак признательности и последовала за ним в главный офис. Она прекрасно осознавала отсутствие нижнего белья и то, что между бедер все еще очень мокро.

Гребаный Таль.

Она продержалась всего около двадцати минут, прежде чем извиниться и пойти в туалет. К счастью, он представлял собой отдельную комната, без кабинок. Там она могла уединиться и запереть за собой дверь. Приведя себя в порядок, Миша уже была почти готова уйти, когда ее телефон издал сигнал. Взяв его, она увидела сообщение от Таля.

Развлекаешься?

Она посмотрела на экран и нажала «ответить».

Едва ли. Придурок.

Да, но я твой придурок.

Все равно ничего хорошего.

Ты уже сделала это?

Миша озадаченно посмотрела на экран.

Что — это?

Трахнула себя.

Она находилась в ванной одна и все равно покраснела. Ей никогда не привыкнуть к тому, как он с ней разговаривает.

Конечно, нет! Я на работе. Ты омерзителен.

Не омерзителен. Просто невероятно возбужден чопорной женщиной. Сделай это сейчас.

Нет.

Сделай. Пришли мне фото, на котором ты ласкаешь себя.

Нет!

Я пришлю тебе свою.

Это заставило ее замереть. Все это было глупо — она видела предупреждения и не была каким-то подростком. Обмен обнаженными селфи был плохой идеей в галактическом масштабе. Но с другой стороны, получить его фото — вовсе не такая уж плохая идея…

Миша огляделась, с беспокойством прикусив нижнюю губу. К концу этого романа у нее вовсе не останется губ. Она села на крышку унитаза и поерзала. Потерла бедра друг о друга в поисках контакта.

Сначала ты.

Умоляю, я не лох.

Миша глубоко вздохнула. Она не собиралась выставлять свою вагину напоказ, это было просто непривлекательно при любом освещении. Но ее грудь была другой историей. Ей вроде как нравились ее сиськи, она думала, что они хороши. Таль уделял им много времени, так что они, должно быть, ему тоже нравились.

Она провела рукой по груди и нырнула в лифчик. Соски все еще были чувствительны из-за его безумно внимательного рта, и когда она коснулась кончика, обнаружила, что он уже затвердел. Ущипнув себя, она зашипела, наслаждаясь ощущением.

Может, идея не так уж плоха.

С участившимся дыханием она опустила верх платья. Обхватила правую грудь левой рукой, зажав сосок между двумя пальцами, а затем сделала снимок. Даже не посмотрела на него, не хотела переживать и просто отправила Талю.

На ответ ему потребовалась всего минута.

Бл*ть, ты такая красивая. Ты мокрая?

Да.

Покажи мне.

Ты должен мне фотографию.

Мгновение спустя она ее получила. Его промежность. Штаны все еще на месте, но полностью расстегнуты, а его рука виднелась только от запястья. Она охнула, глядя на фото, а потом заметила подпись: «Я покажу тебе свой, если ты покажешь мне свою».

Миша никогда не занималась сексом по телефону. Никогда не слала секссмс. Никогда не делала ничего подобного — обычно такие вещи вызывали у нее дискомфорт. Но не с Талем. Это чувствовалось почти нуждой. Тем, что она должна была сделать.

Она встала напротив зеркала. Подобрала подол платья и прижала ткань локтями по бокам. Затем обхватила промежность, тут же скользнув кончиком среднего пальца внутрь. Даже она должна была признать, что фотография смотрелась довольно сексуально. Эротично — она явно трогала себя. Не вульгарно — ничего откровенного на самом деле видно не было. Она сфотографировала свое отражение и отправила ему.

Черт возьми, ты потрясающая.

Взамен она получила фотографию. Таль не был таким застенчивым, как она; на экране красовался его эрегированный пенис крупным планом. Но на нем было что-то еще, и ей потребовалась секунда, чтобы понять это.

Он обмотал мои трусики вокруг основания члена.

Было нелегко молчать, печатать одной рукой грязные слова и делать еще более грязные фото, но ей удалось кончить за считанные минуты. Она шептала его имя стенам, желая, чтобы он услышал, что с ней творил, даже когда его не было в комнате.

Было невероятно.

Ты — невероятная.

Это все твоя заслуга.

Не уезжай в Позитано.

Когда пришло последнее сообщение, Миша мыла руки, и она уставилась на телефон, как на какое-то ядовитое насекомое.

О чем ты?

Не уезжай. Останься здесь. Останься со мной.

Я не могу.

Почему?

Потому что. У меня работа.

К черту твою работу. Останься со мной.

Я не могу.

Почему!?

Я замужем.

Останься со мной.

Почему он так поступал с ней!? И из всех способов сказать такое дерьмо он выбрал сообщения!?

Она не ответила. Вернувшись, закончила обедать со всеми. Потом с головой ушла в работу, даже ни разу не взглянув на свой телефон. На часах пробило шесть, прежде чем она это осознала, и в офисе осталась последней. Заперев замки, она отправилась обратно в отель, еле волоча ноги.

Таль ждала ее в номере.

— Я уже начал задаваться вопросом, не будешь ли ты избегать меня всю ночь, — сказал он, как только она вошла в дверь. Она взглянула на него, затем осмотрела остальную часть комнаты. Он заказал для нее ужин — ньокки в чесночно-пряном соусе и бутылочку пино гриджо. Ее любимые.

Ей казалось, что ее вот-вот стошнит.

— Нет, я пришла, как только закончила, — заверила она его.

— Ты в порядке?

— Конечно.

— Миша.

— Таль.

— Прекрати это дерьмо.

Что ей в нем нравилось, так это то, что он всегда «прекращал дерьмо». С Талем нельзя было ходить вокруг да около и уклоняться от темы. Если она бывала в плохом настроении, он интересовался причиной. Если она вела себя как стерва, он велел ей заткнуться. И что бы она ни говорила в ответ, даже если это было «иди на х*й», он просто смирялся.

Одна из черт, которые ты любишь в нем. Одна из черт, которые он любит в тебе. Сколько еще «черт» требуется, прежде чем превратиться в единое целое?

— Мне нужно ехать, Таль, — сказала она, сбрасывая туфли и забираясь на кровать.

— Скажи мне, почему, — потребовал он.

Она повернулась к нему, затем легла и свернулась клубочком.

— Потому что это моя работа, и я должна ехать туда, куда мне говорят. Потому что я замужем, нравится нам это или нет, и я обязана этому браку, этому мужчине, чтобы рассказать, что происходит.

— Хорошо, все это хорошо. Но потом возвращайся. Давай покончим с этим, — призвал он.

Она покачала головой.

— Я не могу. После этого мы едем в Турцию открывать новый офис, помнишь? Я должна ехать.

— Зачем? Тебе даже не нравится твоя гребаная работа, — напомнил он.

— Но я взяла на себя обязательства и…

— Заткнись. Просто заткнись, — вдруг рявкнул Таль, ошарашив ее.

— Прошу прощения!?

— Ты в гребаном браке, который ненавидишь настолько, что устроилась на работу на другом конце света, чтобы сбежать от него. Ты настолько ненавидишь свою гребаную работу, что прогуливаешь ее при каждом удобном случае. Твоя проблема не в том, что ты принимаешь плохие решения, Миша. Твоя проблема в том, что ты слишком слабая, чтобы их исправлять.

Все им сказанное было верным. Миша знала это, знала всё. Она боялась уйти с работы, потому что не знала, что ее ждет. Боялась покончить с браком, потому что не знала, что это сделает с Майком. Что это сделает с ней.

— Ты прав, — прошептала она, затем откашлялась. — Ты абсолютно прав. Не знаю, как я стала такой. Такой… слабой. Я не всегда была слабой и не знаю, что случилось. Тебе не следует быть со мной, Таль. Найди себе такую же сильную женщину, подстать себе.

Он со стоном опустился на колени на край матраса. Схватил ее за бедро и колено и притянул к себе, так что она оказалась рядом с ним. Устроившись поблизости, он подпер кулаком голову.

— Ты сильная, Миша. Ты просто забыла, как всегда быть такой. Ладно, езжай в Позитано, делай, что должна. Езжай в Турцию, делай там то, что ты должна. Но потом найди меня, — призвал он.

Она всхлипнула и покачала головой.

— А что потом? Что, если я все еще останусь слабой? И даже если бы я стала сильной, что бы мы делали? Я бы жила в отеле, а ты целыми днями пропадал бы на работе, о которой так до конца и не расскажешь? И как ни трудно поверить, Таль, у меня есть жизнь. У меня есть дом. У меня есть друзья и семья. Ты переедешь со мной в Мичиган?

Он фыркнул.

— Ни хрена.

Она даже рассмеялась.

— Вот именно. Ты такой… свободный. А я — нет. Какое-то время было приятно притворяться, и я никогда не смогу в достаточной мере отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал.

Теперь она плакала не на шутку, даже не пытаясь этого скрыть.

— Если не хочешь быть со мной, Миша, так и скажи. Я большой мальчик, я справлюсь. Я не хочу, как Майкл, жить в твоей тьме. Я хочу услышать, как ты это скажешь, — настаивал Таль.

Она заплакала сильнее.

— Дело не в этом. Я хочу тебя, очень. Просто не могу удерживать тебя. Я уже восемь лет удерживала другого, и посмотри, чем все закончилось. Я больше никогда так не поступлю.

— С нами такого не случится, — упорствовал Таль.

— Да неужели? Почему? Откуда ты знаешь? Как ты можешь знать, что через год не возненавидишь меня, когда я все еще останусь прежней плачущий, неуверенной в себе развалиной? Откуда мы знаем, что это реально? Что, если через восемь лет окажется, что наши чувства были выдумкой?