— Мы всегда должны делать это.

— Заниматься сексом?

— Просто быть вместе.

Трудно спорить с чем-то, что казалось таким правильным, даже если это было неправильно, и Миша позволила ему снять с себя трусики. Они исчезли в мгновении ока, а затем он оказался между ее ног, обвив их вокруг своей талии.

Его язык был горячим, а прикосновение обжигающим, она прикусила губу и ушла вместе с ним. Когда он прижал ее руки к матрасу по обе стороны от ее головы, она отдалась ему. Позволила его бедрам скользить по ней и направлять. Его пальцы переплелись с ее, соединив их вместе. Сжались так сильно, что стало больно.

Это похоже на любовь.

Они кончили одновременно, слившись бедрами в экстазе. Таль прижался лбом к ее лбу, и хотя ее глаза были закрыты, она знала, что он смотрит на нее. Знала, что он заглядывает ей в душу.

— Скажи это сейчас, — выдохнул он над ней.

— Что? — она все еще отходила от оргазма.

— Его больше нет между нами. Сейчас можешь это сказать.

— О чем ты?

Но она знала, о чем он говорил, знала, что происходит. Она держала глаза закрытыми, пытаясь удержать слезы.

— Скажи это один раз. Впервые в жизни скажи это по-настоящему, — прошептал он.

Миша глубоко вздохнула.

— Я люблю тебя.

Глава 20

~Миша~

Я хотела, чтобы он спас меня.

Я хотела получить крещение его кожей, очищение его любовью. Я была грешницей, если не хуже.

Я хотела, чтобы он сделал меня полноценной.

Я хотела, чтобы он забрал боль, вину, страдания и грехи.

Он ослепил меня.

А я хотела, чтобы он меня спас.

Глава 21

~Вне времени~

Миша хотела поговорить с ним. Хотела последний шанс, закрытия, до того, как Майкл улетит.

Таль предупредил ее, что это плохая идея. Что встреча не пройдет хорошо. Что Майк еще не готов к закрытию — сначала ему нужно побыть на расстоянии.

Но она настояла, и Таль отвез ее в аэропорт. Хотя в машине ждать отказался. Он не стал бы вмешиваться, не обнаружил бы своего присутствия, но не собирался позволять мужчине снова схватить Мишу, и ему было плевать, насколько «расстроен» мистер Рапапорт; Таль надерет ему зад.

Все прошло плохо, как он и предсказывал. Майк устроил небольшую сцену, крича Мише, чтобы она от него отвалила. Когда он назвал ее шлюхой, Таль приготовился. Но Миша отошла, и Майк затопал прочь через таможню, даже не оглянувшись.

К ее чести, она не разрыдалась. Она плакала, но ее большие солнцезащитные очки скрывали большую часть слез. Таль подождал, пока они выйдут из аэропорта и обнял ее за плечи. Ожидал, что она отстранится, как происходило все время с момента приезда Майка, но, напротив, — она прильнула к нему, уткнулась лицом в его плечо и так шла всю дорогу к машине.

Теперь мы можем так делать, всегда, когда захотим.

Миша чувствовала себя чертовски подавленной, поэтому, когда они добрались до отеля, сразу же заснула. Он помог ей раздеться и заставил лечь на живот. Она держалась настороженно, очевидно, полагая, что он воспользуется ее полуобнаженным телом. Он очень, очень хотел, но сопротивлялся — вместо этого сделав ей массаж. Растирал ее ноющие мышцы и воспаленную кожу, пока она не уснула.

Вскоре после этого зазвонил ее телефон, и когда он увидел, что звонит ее отец, Таль взял трубку. Это было странно, но, как и с Мишей, он почувствовал мгновенную связь с мистером Дуггардом. Казалось бы, их разговор должен был быть неловким — Таль сыграл значимую роль в распаде брака дочери мистера Дуггарда. Он был «плохим парнем» по всем статьям.

Но неловкости не возникло. Таль рассказал отцу Миши, как у нее обстоят дела, и что, по его мнению, с ней все будет в порядке. Мистер Дуггард рассказал ему все, что говорил Майк, и все это было правдой, технически, но в очень ярких красках и с оскорблениями.

Мистеру Дуггарду даже меньше Таля понравилось слушать, как обзывают Мишу.

Они поболтали о бейсболе и футболе, обсудили «Форд» и «Шевроле». Оба служили в вооруженных силах своих стран и поделились своими историями. И оба очень заботились о девушке с карими глазами, которая была очень потеряна.

Разговор прошел очень легко.

— Не делай больно моей девочке, — предупредил ее отец.

— Буду стараться изо всех сил.

— Этого недостаточно. Мне нужно твое слово.

— Как вы можете верить мне на слово, если мы даже никогда не встречались?

— Ты не приводишь хороший аргумент в свою пользу.

— Я просто хочу быть честным с вами, сэр.

— Если ты ее обидишь, я прилечу к тебе и проломлю твою голову свинцовой трубой.

— Звучит совершенно справедливо, сэр.

Конечно, Таль хотел сказать, что никогда не сделает Мише ничего плохого. Что ему не вынести и мысли о том, что ей больно и тем более больно из-за него. Что он сделает все, чтобы предотвратить это.

Но Таль не любил давать обещаний, которые, как он знал, не сможет сдержать.

Завершив разговор, Таль пододвинул стул к кровати и сел. И смотрел. Блуждал взглядом по телу Миши. По ее коже, губам и волосам. Взглянув на часы, он увидел, что время ужина. Затем еще немного посмотрел на нее.

— Я люблю тебя, — прошептала она, дрожа под ним.

— Это не делает тебя плохим человеком, — прошептал он в ответ.

— Думаю, делает.

Таль мог бы попытаться снять ее боль поцелуями, попытаться забрать ее, но пройдет много времени, прежде чем Миша снова почувствует себя комфортно. Много времени, прежде чем она станет достаточно сильной, чтобы выдержать еще один удар.

А времени у Таля как раз и не было. Он даст ей все, что она пожелает. Все, о чем бы она ни попросила, он найдет и положит к ее ногам. Лишь обещание дать ей время было для него невыполнимо, не в данный момент. Они должны оставаться в своих моментах, в ее существовании вне времени, обретая друг друга между секундами. Ему просто нужно еще несколько таких моментов, и, возможно, ей никогда не придется узнать его секреты. Она убежала от своей жизни, и он нашел ее.

Возможно, он сможет убежать от своих секретов, и она найдет его.

Думаю, я тоже люблю тебя, танцовщица. Просто верь в меня.

Глава 22

~Стрельба~

— Невероятно, насколько здесь красиво!

— Я же тебе говорил.

Стамбул был великолепен. Не говоря уже о том, чтобы находиться в окружении истории! Мише понравилось. Она действительно не ожидала такого, или, скорее, не знала, чего ожидать. Язык, на котором она не умела разговаривать, и культура, о которой она буквально ничего не знала; она полагала, что большую часть времени будет чувствовать себя потерянной.

Я совершенно не чувствую себя потерянной.

Дома дела не улучшились. У мамы Миша по-прежнему вызывала отвращение. Ее друзья по-прежнему не разговаривали с ней. Майк распекал ее во всех социальных сетях без исключения.

Но Миша была не дома. Она была вдали от всего этого, и то чувство вне времени медленно возвращалось к ней. Старый добрый трюк «с глаз долой из сердца вон». Теперь она лучше понимала, что падение будет суровым, но, по крайней мере, на этот раз была готова. И, по крайней мере, Таль будет с ней рядом, держать ее за руку.

Какая сюрреалистическая мысль. Она уехала в Италию, планируя изменить мужу. Никогда не рассчитывала найти кого-то вроде Таля. Любовь не являлась частью уравнения, она была чуждым чувством. Миша не хотела ее и не искала. Но, по всей видимости, любовь сама ее нашла. Она знала, что должна действовать осторожно, но чувство было слишком сильным. Оно было повсюду, вокруг нее, окутывало ее. Миша испытывала вину, думая об этом, но могла честно сказать, что никогда раньше не чувствовала себя так ни с кем. Только с ним.

Таль приехал с ней, точнее, прилетел на самолете. В конце концов, в Стамбуле у него был дом, поэтому он сказал ей, что останется с ней в городе настолько, насколько сможет. Казалась, он мог работать фотографом, или кем там еще, где угодно. Миша задавалась вопросом: был ли он внештатным сотрудником, то есть, практически безработным, и пришла к выводу, что ему неловко говорить, что он по существу безработный.

Единственным недостатком Стамбула было то, что ей пришлось с головой окунуться в работу. В Риме улизнуть и притвориться больной не составляло труда, но не здесь. Ее босс уезжал из офиса чаще, чем находился там, поэтому бремя выполнения дел легло на нее.

— Странно, — сказала Миша как-то за ужином Талю.

— Что странно? — спросил он с набитым ртом.

— Я почти не вижу Питера. Его постоянно нет в офисе, а если он там, то просто ходит туда-сюда. Не понимаю, чем он занят. Сколько деловых встреч за обедом может быть у человека в день? — спросила она, стянув кусок пиццы с подноса в центре стола.

— Не знаю. Много. Мне нравятся обеды. Не беспокойся об этом. Может, тебе тоже стоит почаще прогуливать, — предложил он.

— И все же. Может, мне поговорить с ним, спросить, что… — начала она, когда Таль встал.

— Оставь это, детка. Чем больше он отвлекается, тем больше времени мы проводим вместе, — прервал он ее, прежде чем наклониться и поцеловать ее в лоб. Затем он ушел, слизывая с пальцев жир от пиццы.

Она нахмурилась, когда он скрылся в ванной, затем отмахнулась от этих мыслей и принялась за ужин.

Они жили в ее гостиничном номере. Ее снова поселили в стандартном номере, никаких больше люксов, хотя в ее нынешнем номере стояли две двуспальные кровати. Однажды, пока она была на работе, Таль сдвинул их вместе, устроив для них большую кровать.

Чувство вины, конечно, осталось. Иногда Миша задавалась вопросом: всегда ли она там будет, хотя бы самая малость. Их отношения с Талем строились на все еще бьющемся сердце ее последних отношений. Не очень-то приятно. Но чувство вины уменьшалось, и она была благодарна за это; поначалу снова заняться сексом было трудно, а Таль был очень сексуальным мужчиной. Он действовал медленно, не подталкивал и ни о чем не просил, но Миша знала, что ему нелегко, и была благодарна ему за терпение.

— Я снова написала Майку по электронной почте, — крикнула она.

Это была еще одна вещь, за которую она была благодарна — теперь они могли говорить об ужасном «нем» без чувства обреченности. Больше никаких приглушенных шепотков или избегания его имени, чтобы не дай бог не вызвать его мысленный образ посреди их грязной лжи.