— Ох, горошинка, во что ты вляпалась?

В какой-то момент я должна перестать плакать, иначе больше никогда не смогу открыть глаза.

— Прости меня, папа. Пожалуйста, скажи, что не ненавидишь меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — плакала она.

Позади нее Таль вздрогнул и проснулся.

— В чем дело!? Ты в порядке!? — спросил он, борясь с одеялом. Она отмахнулась от него.

— Я никогда не смог бы тебя ненавидеть, детка, ты мое солнышко. Моя причина жить. Я знал, что что-то не ладно, просто не мог понять. Теперь все обрело смысл. Должен сказать, я не одобряю твой поступок, — начал ее отец. — Хотел бы я, чтобы ты этого не делала. Но я понимаю, детка. Правда, понимаю.

— Прости меня, папа. Мне очень-очень жаль. Я не хотела тебя разочаровывать, — всхлипнула она, плача так сильно, что было трудно говорить.

— Ну, это невозможно, дорогая. В какой-то момент я разочаровывал всех, кого знаю. Черт, я даже разочаровал тебя пару раз — помнишь, как я забыл забрать тебя с футбольной тренировки младшей лиги, и ты спала в блиндаже на поле? Я до сих пор это помню.

Миша рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, будто впервые за целую вечность.

— Ого, я совсем забыла, — усмехнулась она сквозь слезы.

— Видишь? И ты все равно меня любишь. Это не конец света. Ты не плохой человек, детка, просто сделала очень плохой выбор.

— Я знаю, папа. Знаю. Просто… я чувствовала себя в ловушке и сделала глупость, — ответила она, пытаясь отдышаться.

— В самую точку. На самом деле я позвонил не для разговора с тобой.

— Майка здесь нет.

— С ним я тоже не хочу разговаривать.

— Тогда с кем… — голос Миши оборвался, и пришло понимание. Она повернулась и уставилась на Таля.

— Ага. Передай ему трубку, — приказал ей отец.

— Почему ты думаешь, что он здесь? — попыталась Миша.

— Потому что я знаю тебя, и знаю, что ты не стала бы связываться с каким-то случайным парнем. Если ты зашла так далеко, то считаешь его хорошим парнем. А раз он хороший парень, то ему, черт возьми, лучше позаботиться о моей малышке, когда ей больно, даже если он является частью причины этой боли. А теперь передай ему трубку, — снова потребовал ее отец.

— Я не могу, папа. Не могу. Он…

Таль решил проблему, вырвав у нее телефон.

— Мистер Дуггард, сэр, — сказал он серьезным голосом.

Миша попыталась отобрать телефон, но Таль встал с кровати и остановился у изножья. Она схватила подушку и прижала ее к груди, терзая зубами нижнюю губу.

— Да, сэр… да, я в курсе… нет, не обязательно… извините, сэр, но ваша дочь очень привлекательная женщина… нет, не только, я также вижу в ней потрясающую силу духа и острый ум… было очень тяжело, я понимал, что это плохо. Знал, что будет хуже, чем думала она… да, сэр… Таль Канаан… армия… в Нью-Йорке, затем в Израиле… иногда… о, да… «Мэтс»!? Вы сумасшедший!? Только «Янки»!… нет, нет, нет, мы сходим на игру и посмотрим, кто прав… ладно, с этим я справлюсь, лишь бы не «Пэтс»… да, сэр… да, уже… вы можете доверять мне… ну, я вам докажу, что вы можете... один вопрос — он вам сказал, что схватил ее? Достаточно сильно, чтобы остались синяки… да, сэр, у меня были такие же мысли, сэр, — голос Таля стал жестче. Разговор, который подслушивала Миша, казался довольно сюрреалистичным; ей не хотелось слушать, как они ругают Майка, когда он не был виновен.

— Прекрати! Отдай мне телефон! — прошипела она, подползая на коленях к краю кровати и протягивая руку. Он отмахнулся от нее.

— Да, сэр, я тоже не мог в это поверить... толкал ее, обзывал... я бы с удовольствием, сэр... она мне не позволила, иначе, поверьте, сейчас я был бы уже там, толкал его… — но договорить он не успел, потому что Миша схватила его за запястье и дернула изо всех сил. Он не смотрел на нее и удивленно вскрикнул, выронив телефон. Она быстро схватила мобильный и приложила его к уху.

— Все не так плохо, как он говорит, — быстро сказала она.

— Майкл причинил тебе боль!? — почти кричал ее отец.

— Нет. В смысле, не специально, — ответила она.

— Оставлять на тебе синяки — это слишком, Миша, и мне все равно, что ты ему сделала!

— Они крошечные, на предплечьях, от его пальцев. Он просто сжал слишком сильно, он был расстроен. Прекратите, вы оба, — она придала голосу строгость, глядя на Таля. — Он через многое прошел из-за меня, и вдобавок ко всему, был ошеломлен. Ему позволено расстраиваться.

— Ладно. Но если он еще раз тебя тронет, я скажу Талю, чтобы он надрал ему задницу, — пригрозил ее отец.

— Прекрати. И «Таль»!? — воскликнула она. Ее отец и Таль обращаются друг к другу по имени. Нереально.

— Он кажется хорошим мальчиком, Миша. Хотя и не полностью хорошим, раз увивается за замужними женщинами и любит «Янки», — прокомментировал ее отец.

— Все любят «Янки», кроме тебя, — заметила она.

— У меня единственного есть здравый смысл.

— Тебя, правда, это устраивает? — спросила Миша, усаживаясь обратно на кровать.

— Конечно, нет. Но я люблю тебя и всегда подозревал, что у вас с Майком что-то не ладится. Как я уже сказал, хотел бы я, чтобы все произошло иначе. Я не горжусь твоим поступком. Но рад, что ты кажешься счастливой, — ответил он.

Миша закрыла глаза.

— Спасибо, папа, — прошептала она.

— Ты ведь счастлива? Он заботится о тебе? — уточнил он снова.

— Он отлично заботится обо мне. И до сегодняшнего утра я была очень счастлива, — усмехнулась она.

— Ну, не могу сказать, что ты этого не заслуживаешь. Но не кори себя слишком сильно… за тебя это сделают другие, — заверил ее отец.

— Я знаю. Мне уже досталось от мамы и Лейси. Я перестала отвечать на звонки.

— Кстати, о твоей маме. Я позвонил, когда она уснула. Она очень несчастна, милая. Какое-то время ты будешь ощущать это на себе, — предупредил ее отец.

— Да, я уже догадалась.

— Ты «догадалась». Если ты знала, что все будет так плохо, то зачем это сделала?

Миша вздохнула и потерла лоб, не зная, как ответить на этот вопрос. Не то чтобы она могла сказать отцу о «сексуальной неудовлетворенности», это было бы странно. Или то, что она планировала провести с мужчиной только одну ночь и никому ничего не рассказывать, что звучало еще хуже. И ей очень не хотелось обрисовывать все ее проблемы с Майком, которые довели ее до ручки.

Миша взглянула на Таля. Он все еще стоял у изножья кровати, скрестив руки на груди. В одних лишь боксерах, ноги широко расставлены. Он выглядел очень властным и устрашающим, особенно в сочетании с напряженным выражением глаз. Он выглядел обеспокоенным и готовым прыгнуть и спасти ее в любой момент.

— Потому что, — прошептала Миша, не сводя глаз с Таля. — После того, как Таль нашел меня, я не могла его отпустить. Я больше не хотела теряться.

— Тогда держись крепче за этого человека, потому что вам предстоит ухабистая дорога.

После этого они попрощались, и ее отец даже попрощался с Талем. Она с усмешкой бросила телефон обратно на столик.

— Твой папа — хороший человек, — заметил Таль.

Миша кивнула.

— Лучший. И ты ему нравишься, что немного шокирует, — рассмеялась она.

— Не меня. Я — охренительно великолепен.

Она фыркнула.

— Едва ли. Но, правда, я думаю, ты ему нравишься. Если бы я вообще об этом размышляла, то пришла бы к заключению, что ты ему нравишься. Он, своего рода, типичный парень, понимаешь? Всегда что-то строит, или возится с машиной, или… может сплюнуть на землю. Он не испытывал к Майку негатива, но они никогда не тусовались вместе или что-то в этом роде. Майку больше нравятся пробежки, поездки на озеро и концерты, — попыталась объяснить она.

— Твой папа меня полюбит, я могу плеваться от всей души, — заверил ее Таль, укладываясь рядом с ней.

— Как думаешь, ты когда-нибудь встретишься с моим папой? — тихо спросила Миша.

Несмотря на их связь, их химию, они с Талем знали друг друга не так долго, и у них был незаконный роман, а не нормальные отношения, так что она действительно не задумывалась об этом. Но если он не поладит с ее отцом, отношения почти теряли смысл.

— Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь познакомить нас. Может, когда все перестанут нас ненавидеть, — усмехнулся он, обнимая ее за плечи и притягивая к себе.

— Судя по тому, как прошел сегодняшний день, не думаю, что это когда-нибудь случится.

— Это сейчас так кажется. Но это не навсегда.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что так не может быть. Жизнь устроена иначе. Твои друзья и семья любят тебя. Сейчас им больно. Но они придут в себя, — заверил он ее.

Миша глубоко вздохнула и повернулась к нему.

— Из твоих уст это всегда звучит так просто. Жизнь — намного хуже, — прошептала она.

— Так только казалось, потому что ты оставалась один на один с трудностями. Отныне с тобой буду я.

— Правда?

— Обещаю.

Он наклонился и поцеловал ее, и это был их первый по-настоящему интимный момент с тех пор, как Майк приехал. Она чувствовала себя такой виноватой и, должно быть, это было видно, потому что Таль даже не пытался прикоснуться к ней или поцеловать. Только много обнимал.

Чувство вины все еще не ушло, мысли о том, что Майку больно и одиноко, тоже. Но Миша не могла отрицать, что Таль всегда оказывал на нее гипнотическое воздействие. Наркотический эффект. Она вздохнула в его губы и отдалась ему.

— Я скучала по этому, — прошептала она, когда его губы скользнули вниз по ее шее.

— Тебе больше никогда не придется скучать, — прошептал он в ответ, его губы задержались на ее ключице.

— Это неправильно, что мы здесь вместе. Несправедливо, — продолжила она.

— Жизнь — несправедлива. Просто радуйся, что сейчас она на нашей стороне.

— Боже, это звучит ужасно.

— Мы — ужасные люди, помнишь? Просто прими это.

— Не смешно.

Он прижал ее к матрасу, его ладони пробегали вверх и вниз по ее торсу. Его пальцы смахнули ее вину, и вскоре она уже не на шутку отвечала на поцелуй. Тянулась к Талю, держалась за него, боролась за него.

— Со вчерашнего дня умираю от желания сделать это, — простонал он, стягивая с нее лифчик.

— Мы, вообще, не должны этого делать, — ответила она, стягивая с него нижнее белье.