Таль секунду смотрел на нее, затем встал с кровати. Она увидела, как он стянул рубашку со спинки стула — должно быть, он снял ее, пока она спала. Надев рубашку, начал ее застегивать, расхаживая по комнате.
— Что ты делаешь!? — спросила она, передвигаясь к краю кровати.
— Иду его убить, — спокойно заявил Таль, надевая обувь.
Миша встала с кровати и успела встать перед ним, преграждая путь к двери.
— Остановись! — закричала она, отталкивая его. — Остановись. Он разозлился и натворил гадостей, но и я тоже. Он поставил мне синяк. А я разбила его сердце.
— Мне плевать. Это не дает ему права так к тебе прикасаться, — почти рычал Таль.
— Это мое тело, и я говорю, что у него есть право, — огрызнулась она.
Таль резко наклонился и прижался лбом к ее лбу.
— Детка, мне неприятно тебе это говорить, но это уже не только твое тело. Он принадлежит мне с той первой ночи.
— Таль, — Миша глубоко вздохнула. — Он был расстроен. Я давно знаю Майка и никогда не видела его таким. Пожалуйста.
Прежде чем Таль успел возразить, их прервал рингтон телефона Миши. Они долго смотрели друг на друга, потом она вернулась в спальню. Ее мобильный лежал подключенным на ночном столике, и она склонилась над ним.
— Это он? — спросил Таль, подойдя к ней сзади. Она застонала и покачала головой.
— Нет. Моя мама.
Это еще хуже. Я бы лучше заново пережила сегодняшнее утро, чем стала бы разговаривать с мамой.
— Хочешь, я подожду в гостиной? — предложил Таль.
Она схватила его за руку.
— Боже, нет. Держи меня за руку. Просто… молчи, — приказала она и взяла телефон. Нажала «ответить», но ей даже не дали поздороваться.
— Что, черт побери, ты наделала, юная леди!? — визжала ее мать.
Миша села на середину кровати.
— Он тебе звонил? — спросила она. Таль переполз через матрас и вытянулся позади нее, обвив рукой за талию.
— Нет! Мне позвонила Белинда! Женщина билась в истерике! Она думает, что ее сын покончит с собой!
Ну, это уже перебор.
— Мама, не говори так.
— Хочешь сказать, он не расстроился!?
— О, он расстроился.
— Как и любой муж! Ты ему изменила! Как ты могла!? Как ты посмела!? Я думала, мы воспитали тебя лучше! — голос ее матери достиг эпического крика.
— Вы хорошо меня воспитали, мама. Я не знаю… я просто… не была счастлива, — голос Миши перешел на шепот.
— Тогда надо было разобраться с этим! Обратиться за помощью! Поговорить с кем-то! А не мчаться в другую страну и вести себя как проститутка!
— Мама!
— Прости, но так ты себя и вела! Я очень разочарована в тебе, Миша!
— Я тоже разочарована в себе. Чувствую себя ужасно.
— Тебе следует!
— Я знаю.
— Ты мне противна. Никогда не думала, что родная дочь вызовет у меня отвращение.
— Я знаю. Я тоже сама себе противна.
Все было как всегда. Ее мать не собиралась выслушивать ее версию событий, не спрашивала, что произошло между ней и Майком, или что происходило между ней и Талем, а точнее «мерзким разлучником», как его окрестила миссис Дуггард. К тому времени, когда ее мама закончила разговор, Миша оцепенела, просто кивала и соглашалась со всем.
— Было жестко, — сказал Таль, гладя ее по бедру.
— Ты и понятия не имеешь. Тебя когда-нибудь ругали на мандаринском? Это хреново, — проворчала она. Только она положила трубку, как телефон снова зазвонил.
— Ты не обязана отвечать, — заметил он.
Миша покачала головой.
— Нет. Я это заслужила. Я должна это пережить, — ответила она.
— Это не самобичевание, Миша. Дай себе передышку.
— Я ее не заслуживаю.
На экране высветилось имя Лейси, и когда Миша поздоровалась, она надеялась, что все пройдет немного лучше, чем с ее мамой.
— Это правда!? Скажи мне, что это неправда, — ее подруга на самом деле плакала.
Боже, Майк устроил телефонную конференцию!?
— Да-да, это правда, Лейс, — ответила Миша сдавленным голосом, в котором звучали слезы.
— Почему? Зачем ты так с ним? Что он тебе сделал? — Лейси всхлипнула.
— Ничего. Он ничего мне не сделал. Я просто… плохой человек, Лейс, допустивший несколько серьезных ошибок, — ответила Миша.
Рука Таля сжала ее бедро.
— Мы не ошибка, — прошептал он. — Ты не плохой человек.
Нет, ты прав. Я самый худший человек.
— Ошибок!? Ты изменила мужу! С каким-то… незнакомцем! Фу! Ты всегда говорила, что ненавидишь изменщиков! — напомнила ей Лейси.
— Да. Я знаю, что говорила. В жизни всякое случается, многое меняется. Я и не знала, что буду чувствовать себя так, и не смогу рассказать тебе об этом, потому что сама себя ненавижу, и, боже, Лейси, мне очень жаль, — всхлипнула Миша, снова вытирая слезы.
Последовала долгая пауза, а затем ее подруга вздохнула.
— Боб не хочет, чтобы я больше с тобой общалась, — почти шепотом произнесла Лейси.
— А чего хочешь ты? — спросила Миша, немного шокированная.
— Он мой муж, Миша. Я не такая, как ты, я не могу делать все, что мне вздумается, — ответила Лейси.
Ой.
— Он не может указывать тебе, с кем ты можешь и не можешь дружить, Лейси. Если ты не хочешь быть моей подругой из-за того, что я сделала, тогда ладно, это твой выбор. Но не делай этого только потому, что твой муж меня ненавидит, — отрезала Миша.
Повисла еще более длительная пауза.
— Это стоило того? — на этот раз Лейси действительно шептала.
Миша взглянул на Таля.
— Не знаю. Сейчас я чувствую себя ужасно. Намного хуже, чем думала, а я уже предполагала, что меня ждет ад, — начала она, глядя Талю прямо в глаза. — Но я думаю… я думаю, вероятно, да, оно того стоило.
— Боже, ты должна была поговорить со мной, Миша. Я помогла бы тебе покончить с ним. Образумила бы тебя. Ты моя лучшая подруга. Почему ты не поговорила со мной? — Лейси снова заплакала.
— Не знаю. Я ненавидела себя. И не хотела, чтобы ты тоже меня ненавидела, — пыталась объяснить Миша.
Послышался шум, потом на заднем фоне раздался мужской голос.
— Мне нужно идти, — голос Лейси источал холод.
— Можно я позвоню тебе позже? Например, в обеденный перерыв? — спросила Миша и услышала в своем голосе отчаяние.
— Нет. Нет, сейчас я просто не могу быть твоей подругой. Не после того, что ты сделала. Прости, Миша. Мне, правда, жаль.
И на линии воцарилась тишина.
Миша отбросила телефон и уронила голову на руки. Сотовый снова зазвонил, и на экране высветилось имя другой подруги. Звонок переключился на голосовую почту. Затем пришло сообщение. Затем еще одно. Еще и еще. Целая тонна. Одних и тех же.
«Это правда!? Как ты могла!? Что случилось!?»
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Чем я могу помочь? — спросил Таль.
Первой мыслью Миши было: «Я хочу, чтобы ты не был из тех парней, которые спят с замужними женщинами», но потом на нее обрушилась еще более мощная волна вины.
Он — единственное хорошее из того, что сейчас происходит, и это твоя первая мысль. Какая же ты сука.
— Я не знаю. Я не знаю, что делать, — прошептала она.
— План. Вспомни план.
Расстаться с Майком. Закончить свою работу. Быть с Талем.
— Просто мне так плохо. Честно, я не думала, что мне будет так плохо. Самое страшное позади, как я могу чувствовать себя хуже?
— С глаз долой, из сердца вон. Майк не был частью уравнения, пока тебе не пришлось с ним разговаривать, — ответил Таль.
— Боже. Мне надо ему позвонить, я должна убедиться, что с ним все в порядке, — она вытерла лицо и потянулась к телефону.
— Нет.
— Таль, я должна. Даже если он ненавидит меня сейчас, я все равно о нем переживаю. Как называется его отель?
— Я тебе не скажу.
Она посмотрела на него.
— Либо ты мне скажешь, либо я объеду все гребаные отели, пока не найду его.
Он дал ей номер, и она быстро набрала его, попросив соединить с комнатой Майка. Прозвучало пару гудков, прежде чем трубку взяли.
— Алло, — голос низкий и хриплый, не характерный для Майка.
— Пожалуйста, не вешай трубку, — выпалила она.
Наступила тяжелая тишина, его гнев ощущался даже по телефону.
— Почему это!? Я тебе ничего не должен, — прорычал он.
— Я знаю. Мне просто нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.
— Нет, я не в порядке! Моя жена мне изменяет! Ничего уже никогда не будет в порядке! — огрызнулся он.
— Майк, пожалуйста. Прошу тебя. Я просто хочу поговорить с тобой. Можно к тебе приехать? — умоляла она.
Таль яростно замотал головой, в то время как Майк ответил:
— Нет. Я не хочу тебя видеть.
— Пожалуйста, Майки. Не решай ничего сейчас, я позвоню тебе утром. Пожалуйста?
— Утром я уезжаю. До возвращения домой тебе лучше подыскать себе новое жилье.
Потом он повесил трубку.
Вот, чего никто никогда не скажет вам, когда вы измените своему мужу и расторгните брак, — никто больше с вами не прощается.
— Я говорил тебе этого не делать, — заметил Таль.
— Замолчи. Просто замолчи! — рявкнула она.
— Хочешь, я закажу ужин? — предложил он.
— Нет. Я больше никогда не буду есть.
— Перестань.
— Я ложусь спать. Может, когда я проснусь, все станет не так плохо, и ничего из этого не будет, — она глубоко вздохнула, вцепившись пальцами в волосы.
— Прекрати. Дело сделано. Какое-то время все будет дерьмово, но ты здесь. Со мной. Мы есть друг у друга, — напомнил он ей.
— Это я буду проходить через все это дерьмо! А тебе во всем этом достается бесплатный трах! — крикнула она ему.
— Эй. Хочешь выместить свой гнев на мне? Отлично. Если это то, что тебе нужно, хорошо. Кричи на меня, обзывай, обвиняй во всем. Я сделаю это, приму это ради тебя, — просто сказал он.
Я не заслуживаю его.
Миша резко наклонилась к нему, прильнув щекой к его груди. На мгновение он удивился, затем обнял ее, крепко сжимая. Чувство вины все еще присутствовало, все еще царапало ее сердце, пожирало душу. Но может быть, только может быть, если он будет обнимать ее достаточно долго, вина исчезнет.
Миша должна была верить в это, иначе сошла бы с ума.
***
Около пяти утра по итальянскому времени телефон Миши зазвонил снова, разбудив ее. Ей звонили весь вечер, но в часовом поясе Детройта сейчас было очень поздно. Кто может звонить в такой час? Миша выбралась из-под руки Таля и взглянула на экран.
Папа-а-рино.
— Папа? — торопливо ответила она на звонок.