Несколько следующих дней Артур вместе с Мареком смотрели квартиры в Праге 4 — самом зелёном районе чешской столицы, который напоминал Ягодину навсегда оставленный Лемов. Подходящую трёхкомнатную квартиру, в которой легко можно было организовать домашнюю порностудию, они нашли в микрорайоне Нусле. Хлое тоже понравилась эта часть Праги, где старое соседствовало с новым, а вся необходимая для комфортной жизни инфраструктура была в предельной близости от дома.

Сами чехи произвели на Ягодина двоякое впечатление. С одной стороны, они вели себя вполне доброжелательно, с другой — чувствовалось, что по-настоящему доверяют они только своим. Даже от Марека, всегда весёлого, всегда готового помочь, веяло лёгких холодком отчуждения. Позже Артур понял, что эта защитная реакция вырабатывалась у чехов веками. Сложные отношения с соседями, ограниченность ресурсов, внутренние брожения и разломы сформировали характер, который гибко приспосабливался к любым политическим обстоятельствам, будь то австрийское самодержавие, немецкий фашизм, советский тоталитаризм или англо-американский либерализм.

Хлоя обзавелась в Праге друзьями намного быстрее, чем Артур. Работавшая в одном из местных борделей подруга, познакомила её со своей тусовкой, состоящей из таких же, как она, куртизанок, а также из скрывающегося от долгов гавайского бизнесмена, стриптизёра-наркомана из Дании, албанского киллера в отставке, бодрой вдовы натовского генерала и её любовника — русского журналиста Виталия, сбежавшего в Чехию от репрессий. Каждый из этих людей нёс на себе печать бездомности, насыщал воздух флюидами обречённости. Эти люди поддерживали друг друга, вместе преодолевая давящее одиночество иммигранта.

Артур начал искать связей повыше, в кругах финансовой элиты города, а также среди преуспевающих продюсеров порнофильмов и их друзей. Однако стать частью этого закрытого клуба оказалось куда сложнее, чем он полагал. Марек призывал его набраться терпения и начать с малого — со съёмок качественного домашнего порно. Он считал, что Артуру и Хлое сначала нужно стать популярными, а уж затем набиваться в друзья известным людям чешской столицы. В итоге Ягодину пришлось внять советам прагматичного друга и закупить всё необходимое для домашних съёмок оборудование. Так началось их с Хлоей парное плавание в океане мировой секс-индустрии, которое через пять лет сделало их по-настоящему популярными, через девять — позволило открыть собственную порностудию, а через двенадцать — ввело в тайный круг наиболее влиятельных людей Праги.

2.

Каровскому вынесли приговор в виде лишения свободы сроком на четыре года. Он дважды подавал на апелляцию, но успеха, как и предвидел его опытный адвокат, не достиг. Своё заключение он отправился отбывать в другом городе, в колонии для мошенников и воров. Вместе с ним в камере оказался прожжённый рецидивист Хлопотенко, за которым числилось одиннадцать доказанных краж со взломом, два эпизода причинения тяжких телесных повреждений и три факта вымогательства особо крупных денежных сумм. Хлопотенко знал в тюрьме почти всех и, если надо было, мог незаметно достать хорошее спиртное, отборную коноплю и даже проститутку не последней свежести.

Талант быстро сходиться с самыми разными людьми помог Сатиру и здесь. Он подружился с ушлым Хлопотенко и давал ему всяческие поручения. В тюрьме Сатир решил поменьше следить за новостями внешнего мира и побольше читать. Причём, читать ему хотелось серьёзную философскую литературу, которой в последние годы своей жизни увлекался его отец. Хлопотенко вызвался за триста долларов приволочь в камеру целую кучу умных книг. Каровский, понимая, что другого шанса не будет, согласился. Так постепенно базу его книжных знаний пополнили Гераклит, Платон, Веды, Талмуд, Библия, Коран, Руссо, Шопенгауэр, Владимир Соловьёв, Альбер Камю, Григорий Сковорода, Халиль Джибран, Георгий Гурджиев…

Перед отбытием в колонию Сатира поочерёдно посетили три женщины, каждой из которых он был чем-то обязан. Первой примчалась Ева. Она много плакала и говорила, что в нём всегда жила эта страсть к преступлению… Каровский потом долго думал над словами экс-жены и пришёл к выводу, что она всё же права. Ему и впрямь всегда было тесно в рамках установленных обществом правил, а потому он бессознательно нарушал их там, где мог. Изъятый из привычной среды обитания он, наконец-то, оценил свой жизненный путь непредвзято, сорвал с лица и далеко откинул надоевшую социальную маску, начал быть тем, что само рвалось из него наружу, не требуя никаких волевых усилий.

Амалия Верховская, пришедшая к нему на другой день после Евы, почти не улыбалась своими роскошными губами и обворожительными глазами. Сатир вспомнил, что когда-то она была рыжеволосой бестией, проводившей дни в спортзалах и торговых центрах… Теперь перед ним сидела чуть ли не матрона, не столько соблазняющая, сколько сострадающая. Такой она ему нравилась меньше, но при этом он не мог отрицать, что произошедшие перемены очень ей к лицу, что она по-новому расцвела для мира и что цвет этот притягивает к ней хорошие события и правильных людей.

Они почти не говорили, понимая друг друга глазами. Все слова между ними давно были сказаны. Сатир чувствовал, что Амалия прощается с ним. Как рукав реки, отделившийся от основного русла, она текла по другой, неведомой ему местности, наполняясь водами других рек и ручьёв, о названиях которых он мог только догадываться. Перед уходом Амалия подарила ему браслет, который он сразу же надел на левую руку и носил, кажется, до самой своей смерти.

Накануне отъезда в колонию, расположенную на севере страны, в болотистых районах Стырской области, к задумавшемуся о вечном Сатиру зашла Кира Шильде. Он ждал её, но, когда открылась дверь комнаты для свиданий, увидел перед собой какую-то незнакомую ему женщину. В глазах её не было прежнего озорного блеска: теперь там царила холодная сосредоточенность. Её тело стало суше и стройнее, а кожу покрывал тонкий слой загара. Завитые волосы были собраны сзади в пышный хвост. Одета она была в длиннополый кардиган светло-серого цвета, который ощутимо подчёркивал статность её фигуры. Она стала американкой, по крайней мере внешне, потеряв былую непосредственность, но получив взамен красоту зрелой, уверенной в себе женщины, хорошо знающей свои права.

– Привет, Казимир. Рада тебя видеть, пусть и в таких печальных обстоятельствах, — произнесла она, как ему показалось, с небольшим акцентом.

– Ты выглядишь, как богиня, сошедшая с корабля инопланетян.

– Оо… Ты всегда умел придумать необычный комплимент. Спасибо.

– Как ты поживаешь? Ты по-прежнему с Ричардом… как его там…?

– Оулен.

– Да.

– Нет, мы расстались не так давно. Теперь я с другим мужчиной.

– Где вы живёте?

– Сейчас в Чикаго, но собираемся переезжать на север Калифорнии, в Сакраменто.

– Я смотрю ты и в Чикаго неплохо загораешь…

– Это карибский загар. Мы с Роном, моим новым мужчиной, ездили в Гватемалу месяц тому назад.

– Как тебе Штаты?

– Намного лучше, чем я ожидала. Это такая отдельная цивилизация. Там каждый может найти себе место или пропасть, как капелька дождя в океане.

– Поэтично сказала… Я теперь восприимчив к таким вот красивым фразам. Жалею, что раньше почти не интересовался поэзией… Чем ты занимаешься в своей Америке?

– Пока ничем… Живу в своё удовольствие. Плаваю, катаюсь на лошадях и мотоциклах, загораю и учу английский. Планирую пройти курсы HR при каком-нибудь университете… Ах, да, ещё хочу ребёнка наконец-то родить. В Штатах с этим нет проблем, были бы средства.

– Надолго ты к нам приехала?

– На месяц-полтора. У родителей, в Карбоновске, уже была. Там тревожно, все жду войны…

– Да, слышал.

– Хочу перевести их сюда, в Лемов. В Штаты они категорически не хотят. Считают, что должны умереть на своей земле.

– Имеют право… Извини, что пришлось навещать меня в тюрьме. Никогда всерьёз не думал, что так выйдет. Тревожился, опасался, но никогда не верил до конца, что посадят.

– Ничего, я всё понимаю… Это ведь должно было случиться рано или поздно… Правда?

– Теперь думаю, что да, другого пути не было…

– Тебе нужна моя помощь?

– Только моральная. Всё остальное я получаю в избытке…

– Мне хотелось про многое с тобой поговорить… Я думала, что успею.

– Это бы ничего не изменило, Кира. Я ни о чём не жалею, правда. Мне жалко детей, Еву, Софию и ещё одну девушку, которую я полюбил совсем недавно… Наверно, я их всех разочаровал. Да, я это умею, к сожалению.

– Ты любишь ставить под удар всё, что у тебя есть. Как будто экспериментируешь с самим собой и всеми, кто тебя окружает. Но по-другому ты не можешь, я знаю.

– Ты права. Мне скучно жить по накатанной… У большинства моих одноклассников жизнь сложилась по-другому. Не всегда счастливо… Не всегда так, как бы они хотели, но вполне нормально, вполне предсказуемо. А меня с детства душила мысль, что моя жизнь может сложиться как у всех… Иногда я просыпался в три часа ночи и думал о своём будущем до учащённого сердцебиения и пота. Видимо, я уже тогда понимал, что придётся жить наощупь…

– Все мы, наверное, боимся прожить не свою жизнь… На самом деле, я пришла тебя поблагодарить.

– Тебе не за что меня благодарить, дорогая. Всё, что ты делала в компании «KarKas», твоя собственная заслуга. Я просто старался не подрезать тебе крылья.

– Ты всегда верил в меня, всегда подбадривал.

– Просто тебе повезло родиться на свет красивой, умной и целеустремлённой блондинкой. Это сочетание заворожило меня с первой нашей встречи. А дальше всё шло по нарастающей…

– О, я помню, ты любишь скромничать, когда тебя пытаются хвалить.