Тем временем партия также начала процесс кооптации недавно возникших городских средних и предпринимательских слоев, которые отождествляли себя с партийным видением экономического развития. В сентябре 1997 года генеральный секретарь Цзян Цзэминь заявил, что любая форма собственности, отвечающая критериям поддержки развития производительных сил, может и должна быть допущена к социалистической рыночной экономике Китая. В 1999 году он сделал еще один шаг вперед, объявив, что частные предприниматели теперь могут стать членами Коммунистической партии Китая. Партия перестала быть партией крестьян, рабочих и солдат; теперь в нее могли вступать и другие социальные слои, так называемые классовые враги. Их включение в национальный политический мейнстрим стало еще одним примером замечательной способности партии, проявленной в посттяньаньмэньские годы, адаптировать свою политику к возникающим реалиям. Генеральный секретарь Цзян Цзэминь и премьер-министр Чжу Жунцзи проявили гибкость и уверенность в том, что отменили основные социально-экономические принципы социализма, при этом умело управляя политическими последствиями, чтобы это не привело к повторению Тяньаньмэньских протестов 1989 года. Этого партия смогла добиться благодаря умелому политическому менеджменту по трем направлениям. Во-первых, идеологические вопросы были смягчены путем описания новой экономической политики как "маркетизации", а не как "приватизации" (siyinghua). Партия утверждала, что маркетизация необходима для того, чтобы подготовить китайскую социалистическую рыночную экономику к глобальной конкуренции. Политика маркетизации также проводилась постепенно и первоначально была направлена на создание параллельной рыночной экономики. Провинциальные и местные власти поощрялись экспериментировать с совместными предприятиями с иностранными инвестициями, а также с сельскими и поселковыми предприятиями, пока они не смирились с этой идеей и не убедились, что политического удара не последует. Это была квинтэссенция дэн-изма - "переходить реку, ощупывая камни ногами". Во-вторых, когда новые реформы начали набирать обороты и некоторые провинции и населенные пункты стали пожинать плоды своих экспериментов, это вызвало зависть в других провинциях, а это автоматически вызвало конкуренцию без участия федерального правительства. Аналогичный подход был использован и в отношении государственных предприятий. Вместо того чтобы напрямую вводить политику найма и увольнения работников в SOE, партия сначала ввела гибкие законы о труде и заработной плате для FIE. Как только эти иностранные компании или совместные предприятия стали ущемлять государственные предприятия из-за стоимости рабочей силы, это заставило руководство ГП потребовать создания равных условий, что привело к принятию законов, изначально написанных для ГП, для всей национальной экономики. В конечном итоге эта конкуренция дошла до низов, до рабочих, которые мигрировали в провинции, предлагавшие лучшие шансы на получение работы, что, в свою очередь, позволило руководству этих провинций арбитражно распоряжаться дешевой и качественной рабочей силой в обмен на привлечение растущего объема ПИИ. В-третьих, партия ловко увязала свои экономические реформы с национальными интересами. Никто не мог обвинить лидеров в продаже страны, когда партия заявляла, что изменения в государственной собственности на средства производства или отказ от постоянной занятости отвечают национальным интересам. Любой, кто выступал против этих реформ, рисковал быть заклейменным как "антипартийный" и лишиться всех благ (школьного образования, жилья, субсидированного питания, работы), которые получали они и их семьи. Оглядываясь назад, можно сказать, что весь процесс реформ проходил гладко и без стрессов, но на самом деле политические риски были очень значительными, и провал был невозможен. Система коллегиального принятия решений и коллективной ответственности, которую Дэн вернул после смерти Мао, в некоторой степени снижала этот риск, но Чжу Жунцзи все равно, по сути, сидел верхом на тигре реформ, не зная, не сорвется ли он и не станет ли добычей.

Первые успехи политики реформ Чжу привели к появлению новых проблем. Действительно, у него и Цзян Цзэминя было мало времени, чтобы насладиться успехом своих реформ. По мере роста экономики в стране стала ощущаться нехватка энергоресурсов. До 1993 года Китай никогда не нуждался в импорте иностранной нефти. Импорт нефти увеличился в четыре раза - с 0,6 млн баррелей в день в 1997 году до 2,8 млн баррелей в день в 2004 году и еще раз удвоился до 4,7 млн баррелей в день к 2010 году. По мере превращения в центр мирового производства его двигатель грозил заглохнуть из-за нехватки энергии. Кроме того, для питания промышленной машины требовались все большие объемы сырья. Это вызвало появление еще одной новой политики, известной как "выход из игры" (zouchuqu). Государство, используя свои банки и дипломатические инструменты, поддержало SOE в глобальной охоте за ресурсами. Эта политика стала полноценной на пленарном заседании партии в октябре 2000 года и была закреплена в последующих пятилетних планах, начиная с десятого (2001-05). В центре внимания были почти исключительно развивающиеся страны. Целью была добыча сырья. Это привело к сомнительной деловой практике и этике китайских компаний, а также к рискованным инвестициям. Впоследствии такая практика дала повод для обвинений в "добывающем" поведении Китая (не то чтобы европейцы поступали иначе в XVIII и XIX веках). Чудесный рост Китая, возможно, был бы невозможен без такой добывающей деятельности. К 2009 году более 30 процентов мирового угля и железной руды, почти 40 процентов цемента и около 20 процентов меди и алюминия потреблялось на китайских заводах. Оглядываясь назад, легче уложить все в рамки, заявив, что у Китая был грандиозный стратегический план по "колонизации" африканских ресурсов, но захват Китаем мировых ресурсов, по крайней мере на начальном этапе, в меньшей степени был обусловлен планом и в большей - потребностями внутренней экономики. Действительно, направление политики (цзоцзюйчу) задавалось партией и правительством, но многие государственные компании и банки уже работали автономно (результат реформ SOE и банковской системы) и руководствовались мотивами прибыли. Справедливости ради следует отметить, что импорт сырья в значительной степени помогал и предприятиям с иностранными инвестициями в Китае. До тех пор пока эта политика отвечала интересам FIE, критика действий Китая в Африке и других странах со стороны остального мира, особенно Запада, была относительно мягкой. Только когда в конце 2000-х годов китайская экономика смогла конкурировать с западной, на недобросовестные действия Китая стали обращать внимание.

Было бы неверно утверждать, что со временем в политике "выхода" не стало геостратегического элемента. Партия всегда думала о своем выживании и продвижении своих интересов, и геополитика никогда не была далека от мыслей политиков. Они прекрасно осознавали уязвимость, возникающую из-за чрезмерной зависимости китайской экономики от импорта сырья, контроль над которым осуществляли другие страны. Со временем эти опасения росли в партийном руководстве, что привело к тому, что в 2003 году председатель Ху Цзиньтао окончательно сформулировал проблему как "Малаккскую дилемму", о которой подробнее будет написано в одной из последующих глав (см. главу 5). Начиная с 2004 года, китайские лидеры приняли стратегическое решение о том, что прямое владение источниками сырья, а также средствами их транспортировки в китайские порты снизит как экономические (физическое нарушение потоков ресурсов), так и политические (стратегическая блокада морских путей сообщения) издержки Китая. Пытаясь оправдать свое хищническое поведение, партия и государство также начали поднимать призрак "сдерживания" Китая внешними силами.

Среди всех достижений, которые вывели Китай на путь экономического процветания, одно из них должно занять первое место - успешное вступление во Всемирную торговую организацию (ВТО). Впервые Китай подал заявку на вступление в ГАТТ (Генеральное соглашение по торговле и тарифам), предшественницу Всемирной торговой организации (ВТО), в 1986 году. Рост китайской экономики за счет экспорта после 1993 года повысил актуальность вступления Китая в многосторонний орган по упрощению процедур торговли. Президент Цзян Цзэминь сделал это одной из главных целей дипломатической и экономической стратегии партии. Он понимал, что американская поддержка - это ключ к облегчению вступления Китая в ВТО. Если именно этот ключ повернется в замке, другие страны (Япония и ЕС) не смогут противостоять вступлению Китая в глобальную торговую систему. Поэтому в октябре 1997 года Клинтон отправился в Америку, чтобы рассказать о рыночной экономике в Китае, о будущем негосударственного сектора и о своем желании видеть еще большую открытость Китая внешнему миру. Все это было музыкой для ушей американских бизнесменов. Одна проблема заключалась в администрации Клинтона. В ходе президентской кампании Клинтон изобразил Китай как серийного нарушителя прав и свобод человека и связал ведение бизнеса с Китаем с этим вопросом. Цзян поставил перед собой задачу изменить мнение Клинтона во время их встречи в Белом доме 27 октября 1997 года. Цзян рассказал Клинтону все, что тот хотел услышать, - что Китай меняется к лучшему и что в стране наступает свобода. Развитие Китая следует приветствовать и поддерживать, поскольку оно принесет пользу всему миру. По его словам, перемены - это лишь вопрос времени. Однако он предостерег Клинтона, что слишком ранние перемены могут привести к внутреннему хаосу, что не отвечает ни интересам Америки, ни интересам Китая. Оглядываясь назад, можно заметить, как легко американцы и европейцы купились на китайскую версию о том, что если Запад не поможет Китаю экономически развиваться, терпимо относясь к его политической системе, то проиграет весь мир. Это был классический пример китайской дипломатии - просить что-то сразу в обмен на обещания, которые должны были быть выполнены в неопределенное время в будущем. Клинтон считал, что у него есть "взаимопонимание" с Цзян Цзэминем, и публично пообещал сделать все возможное для вступления Китая в ВТО.