Французский философ Жиль Делёз посвятил много работ искусству управления хаосом, который возникает в мире до появления человека. Он возвращается к кочевым корням человечества и называет эту более глубокую картину человеческого существа dividual (делимое человеческое существо), в отличие от капиталистического индивида (неделимое человеческое существо). Постгуманистический индивидуум Делеза, в свою очередь, идеально подходит в качестве идеала для восходящей нетократии в условиях информационизма (см. "Нетократы"). Делез утверждает, что индивид аутоиммунен. Быть аутоиммунным - значит видеть в себе как хорошие, так и плохие стороны, как это необходимо. Быть аутоиммунным - значит признать, что человек конечен и постоянно делится в каждый момент, движимый внутренними желаниями и драйвами, которые в столкновении с непрекращающимся потоком внешних мемов объединяются вокруг кочующей, индивидуализированной идентичности. Быть аутоиммунным - значит дать полное выражение нашей патологической печали и страху смерти. Разумеется, индивидуум всегда осознает, что Вселенная имеет право и возможность раздавить его в любой момент. Жизнь на самом деле очень хрупка, и это не просто сентиментальная фраза.
В отличие от неподвижного индивида, кочевой индивид так же игриво делится внутри, как и гибко непостоянен снаружи. Кроме того, индивид ничуть не заинтересован в том, чтобы выступать в качестве некоего центра существования на ветхой театральной сцене индивидуализма. В противоположность картезианской экзистенциальной самопоглощенности индивида - чего еще можно ожидать от исходной точки, которая гласит: "Единственное, что я знаю, это то, что я сам существую", - индивид видит и понимает себя как своего рода автосуггестивный призрак разума, эмерджентный побочный продукт специфического эволюционного процесса, весьма периферийное существо в чудовищной Вселенной, которое обретает ценность только через творческое взаимодействие с другими индивидами, которые сами таким же образом всегда изменчивы. Индивид - это не просто историческая и философская замена личности, но и следствие демонтажа и децентрализации личности. Потому что метафизическим ядром синтетизма является не индивид, а сеть.
Это означает, что синтетизм освобождает человека от антропоцентризма и интернарциссизма. То, что отдельный человек освобождается от ответственности быть индивидуумом и вместо этого поощряется быть индивидуумом, рассматривается синтетизмом как своего рода экзистенциальное спасение. Индивидуализм окрашивает каждую фибру синтетического агента. Человек не является центром существования, так же как эго не может быть центром человека (поскольку его не существует - см. "Машины тела"). Очевидно, что человечество и его атрибуты не имеют первичного статуса во Вселенной. Цивилизации возникли как эмерджентный феномен на планете после эонов истории без людей вообще. Они также погибли, не обратив на это ни малейшего внимания Вселенной. Человечество - это феномен, возникший из других взаимодействующих феноменов. Ни один человек не создается другими людьми. Биологические родители не создают свое потомство - несмотря на то, что им хотелось бы верить в это, - а скорее являются инструментами для постоянного производства Вселенной новых организмов, наделенных телами, языком, идеями, сознанием и подсознанием.
В этом контексте чрезвычайно важно различать утилитарный поиск счастья в жизни в психотерапии и экзистенциалистский поиск истины о существовании в психоанализе. Психотерапия - это продукт психологии, которая является социальной наукой. Психоанализ, напротив, является продуктом философии, а значит, на самом глубоком уровне это форма искусства. Психотерапия - это антропотехнический проект, разработанный капиталистической властной структурой, ее национальными государствами и крупными корпорациями, и направленный на определение пациентов, то есть отклонений от преобладающей в данный момент общественной нормы. Ученые снабжают этих пациентов функциональными диагнозами, наполненными расширяющейся флорой патологий, которые необходимо лечить, чтобы способствовать благополучию социума. С исторической точки зрения и, возможно, с долей цинизма, мы можем рассматривать психотерапевта как капиталистического укротителя индивидов - профессиональную и коммерциализированную замену отброшенного в сторону старого доброго друга, чья задача - приспособить гражданина к замкнутому жизненному циклу работы, потребления и сна, лишив его всех форм подлинной близости с другими людьми.
Психоанализ, напротив, исходит из того, что все люди являются и должны быть в основе своей патологическими существами; человек есть и никогда не был ничем иным, как homo pathologicus. Сам факт того, что человек верит, что он существует как субъект и что он будет жить и не умрет, свидетельствует о патологическом основании сознания, столь же мощном, сколь и необходимом. Патологический субъект существует в диалектическом напряжении между двумя договаривающимися сторонами - желанием и влечением. Западная философия отражает эту диалектику как историю желания от Спинозы и далее (материализм), противопоставленную истории влечения от Гегеля и далее (идеализм). Диалектика необходима для того, чтобы обе эти силы могли выжить. Желание в конечном счете является попыткой бегства от влечения, а влечение рассматривается на самом глубоком уровне как попытка бегства от желания.
Синтетизм рассматривает антагонизм между желанием и влечением как эквивалент самого экзистенциального опыта, а его синтетический эквивалент - это, конечно, колебание между Пантеосом и Атеосом. Оседлать интенсивность в центре колебания - значит слиться с Энтеосом; построить утопии других миров в другие времена с другими человеческими существами на основе текущей позиции - значит создать Синтеос. Здесь важно понять, что желание свойственно только человеку и его сознанию. Желание является побочным продуктом языка и принадлежит культуре. Драйв же, напротив, принадлежит природе и буквально управляет всем, что находится за пределами сознания человека. Хотя подсознание устроено так, что оно действительно хочет умереть, и хотя подсознание, таким образом, является двигателем драйва смерти, сознание до конца борется за выживание в борьбе с безвозвратной смертью.
Синтеистическая этика основана на таком положении вещей. В то время как синтетический агент осознает ужас вечной жизни, вплоть до момента смерти он все еще стремится к продолжению деления в выживании как сознательный ответ желания на подсознательную тягу к растворению в постоянно новых явлениях. Поэтому - как показывает философ-синтетик Мартин Хегглунд в своей книге "Радикальный атеизм" - выживание является краеугольным камнем синтетической этики, а бессмертие, в силу его инфантильных предпосылок, вообще не входит в синтетическую утопию. В желании жить дольше, глубже и интенсивнее есть своя логика. Но нет никакой логики в стремлении продлить что-то навсегда, поскольку бессмертие лишает продлеваемое всякого смысла. Желать бессмертия - то же самое, что желать желания, а без желания исчезает весь смысл существования человека. И тогда не остается ни одной причины для выживания. Мы выражаем это как стремление к смерти, которое является принуждением к возвращению к неорганическому - что выражается в постоянном стремлении минимизировать, избегать и откладывать интенсивность жизни, - в то время как желание - это воля к продлению и максимизации выражения органического в бесконечном сейчас.
Космологическая движущая сила, несомненно, гораздо сложнее, чем может представить любая антропоцентрическая проекция. Прежде всего, он ничего не хочет заранее. Это не охотник, который подкарауливает добычу, чтобы произвести впечатление на партнера в связи с приближающимся брачным танцем в племени. И оно не стремится к власти, поскольку не находит ничего, чем бы оно могло управлять, чтобы служить определенной цели. Честно говоря, неважно, существуем ли мы сами; в универсоцентрическом мировоззрении главное, что Вселенная - это, несомненно, нечто, а не ничто - проявляет себя через нас. Если оставить только собственный субъективный опыт окружающего мира и считать, что Вселенная - это мир, предшествующий самому миру, то и мы сами не уничтожаемся смертью, поскольку существование продолжается и после смерти. Существование на самом деле никогда не перестает существовать; умереть - значит вернуться в те огромные измерения бытия, из которых мы пришли. Смерть - это не что иное, как завершение сиюминутного, незначительного колебания в огромной истории, которую мы, с нашей извращенной точки зрения, называем своим существованием, минимальной и локальной игрой Вселенной с самой собой. Рождение - это кредит, а смерть - справедливый и разумный платеж. В конце концов, Вселенная всегда выигрывает, так же как и дом в казино. И мы всегда были и будем участниками Вселенной.
Колебания между Пантеосом и Атеосом вибрируют в подсознании, и именно там мы находим отправную точку для самовосприятия человека: субъект живет в подсознании и конструируется из него. Однако у субъекта нет собственной сущности. Именно экстимальность в субъективном опыте является носителем субъекта. Проще говоря, он возникает через экстимацию, а не через интимность. В качестве компенсации за напряженную экстимальность по отношению к себе индивид ищет близости в другом. Движущей силой является то, что близость с другим должна смягчить экзистенциальный гнев, возникающий из-за необходимой, внутренней экстимальности.