Все, что отклоняется от двух человеческих идеалов капитализма - различных форм капиталиста как хозяина и различных форм фабричного рабочего как раба, - клеймится как проявление психологической болезни, которая должна быть исправлена или, в худшем случае, полностью устранена из социального организма (массовые чистки нацизма и сталинизма в XX веке - совершенно логичное следствие этих рассуждений). Это связано с тем, что капиталистическая индустрия требует не только постоянно растущего уровня образования среди населения, но и лечения постоянного потока новых психопатологий в качестве нормативно необходимой практики. В своем исследовании "Диалектика просвещения" Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно показывают, как это постоянно растущее производство патологии в конечном итоге вырождается в измерение черепа и расовые теории нацистов и фашистов в XX веке. Фашизм и нацизм, по мнению Хоркхаймера и Адорно, - это просто рационализм, доведенный до крайнего предела. Имея в качестве фундамента слепую веру, можно наложить на нее любую логику, но рано или поздно результатом всегда будет социально (само)разрушительное безумие.
По мнению Канта и его последователей, рационализм - необходимый стержень индивидуалистической мифологии. Индивидуализм требует слепой веры в то, что собственное мышление человека - при наличии времени и необходимости - способно понять и решить все загадки и проблемы мира. Хотя рационализм и допускает, что сегодня человек не всемогущ, поскольку он, очевидно, смертное существо, но при всемогуществе человека - поскольку он фактически является латентным богом - решение проблемы, согласно рационализму, может быть лишь вопросом времени. С начала XIX века индивидуалистическая метафизика становится столь же удобной, сколь и эффективно самореализующейся: индивидуализм провозглашается в университетах, и в тех же университетах профессора и исследователи также организованы как индивидуумы, заключенные во все более специализированные атомы предметных областей, где они посвящают свои дни цитированию друг друга в закрытых котеджах под предлогом, что они занимаются неким объективно истинным производством знания. И пока человек остается в рамках мифологии индивидуалистической метафизики - а почему бы и нет, если вы принадлежите к элите, которая пожинает все ее плоды, - трудно представить себе индивидуализированного человека по отношению к атомизированному миру каким-либо иным образом. Внешние сигналы, мешающие общепринятой мифологии, конечно же, немедленно устраняются самой системой.
Только с приходом Интернета в конце 1980-х - начале 1990-х годов в обществе появляется среда, в которой холизм и генерализм развиваются в ущерб атомизму и специализации академического мира. Кроме того, только с появлением Интернета начинается критика индивидуалистической аксиомы. Новая парадигма с ее новыми структурами власти требует новой мифологии, нового повествования о развитии информационного, коммуникационного и сетевого общества в эпоху Интернета. Информационалистская парадигма характеризуется интерактивностью как доминирующей формой коммуникации, кибернетическим миром как географической ареной, вниманием, а не капиталом как движущей силой в социальном плане, а также производством, потреблением и, прежде всего, социальным воспроизводством медиа как основным занятием (обо всем этом мы подробно писали в "Нетократах"). Информационизм движим событием как своим метафизическим горизонтом, и в нем доминирует конфликт между новыми классами - небольшой, но полностью доминирующей нетократией и значительно более многочисленным, но во всех отношениях подчиненным консуммариатом.
Если мы чему-то научились в истории, то нет никаких оснований полагать, что академический мир будет актуален как производитель истины в развивающемся сетевом обществе в большей степени, чем духовенство монотеистических религий было производителем истины для индустриального общества. Это еще один способ сказать, что университеты уходят в прошлое во всех других отношениях, кроме чисто сетевого: в лучшем случае, в студенческие годы человек учится вести проекты и контактировать с ценными в аттенционном отношении людьми. С другой стороны, производство истины автоматизируется и само становится сетевым эффектом. При информационализме достаточно использовать коллективно созданные и свободно доступные источники знаний в сети (например, Википедию), чтобы не обращаться к академическим экспертам при желании сформулировать социально приемлемую истину. Сегодня именно Интернет является арбитром (к лучшему или худшему). Власть университетов над производством истины достигла своего пика в середине XX века точно так же, как власть церкви над производством истины достигла своего пика в XV веке. С приходом информационизма на смену ему приходят новые и более креативные институты. Благодаря все более заметной независимости от физической географии, синтетический монастырь может выступать в качестве центрального агента по производству истины в интернет-сообществе как в физическом, так и в виртуальном мире.
Согласно информационно-технологическому изложению истории, капиталистическая и индустриальная парадигма стала возможной с появлением печатного станка в середине XV века. Издание книг и газет в Европе постепенно увеличивается и идет все более быстрыми темпами, все большее число читателей влечет за собой все большее число авторов, и наоборот; а с XVII века начинают работать и банкнотные прессы. В XVIII веке новая парадигма становится общепринятой, что ярко проявилось, например, во Французской революции, начало которой положил штурм Бастилии в 1789 году. Улицы Парижа заполнил растущий буржуазный класс, который объединяла вновь обретенная грамотность, книги, газеты и банкнотные прессы, а также ненависть к аристократическому превосходству старой феодальной парадигмы. Возникла и взяла верх совершенно новая структура власти, состоящая из политиков, буржуазии и университетов, а старая властная тройка, состоящая из монархии, аристократии и церкви, была застигнута врасплох настолько, что ей уже никогда не удалось восстановиться. Социальные условия, которые привели старую тройку к власти, просто перестали преобладать, и, следовательно, монархия, аристократия и церковь превратились в музейные экспонаты: диковинки из ностальгически светящегося прошлого, лишенные всякой власти и влияния и низведенные до уровня растущей капиталистической туристической индустрии, которая эксплуатирует их с большим успехом.
Парадигма капитализма и индустриализма вышла на новый уровень, когда армия Наполеона пронеслась по Европе в начале XIX века. Никто не олицетворяет мировой дух (по-немецки: der Weltgeist), который Гегель ищет в своем великолепном труде "Феноменология духа" (1807), с такой силой и ясностью, как безжалостный Наполеон, который за год до этого разграбил и разорил родной город Гегеля Йену на востоке Германии. Армия Наполеона становится эмблемой буквально убийственно эффективных и отточенных организаций, созданных грамотными массами - разделенными на продуктивные иерархии, где ответственность и полномочия предельно четко определены, - с возможностью получать и передавать письменные инструкции в промышленных масштабах и на расстояния, которые раньше были непосильными. Солдаты и заводские рабочие, умеющие читать и писать, просто-напросто гораздо эффективнее выполняют свои приказы, чем неграмотные. Не только потому, что они могут усваивать и передавать информацию и знания совершенно новым способом, но и потому, что они могут выразить и прояснить свою собственную ситуацию и научить ей других гораздо лучше в рамках существующей системы. Это значительно ускоряет процесс накопления информации и знаний.
Выстроив максимально функциональную иерархию грамотных солдат - даже пушечное мясо на передовой получало образование, прежде чем вступать в войну в наполеоновской армии, - а сам он выполнял функцию всевидящего ока Божьего на самом верху иерархии, Наполеон создал восхитительную машину убийства, подобной которой еще не было. Впоследствии все институты индустриализма были построены в XIX веке на примере армии Наполеона: национальное государство и все его бюрократы, компания и ее заводы, полиция, тюрьма, школа, больница, колония по ту сторону океана: организационно все они являются прямыми копиями армии Наполеона, которую боялись и которой восхищались. Согласно Исааку Ньютону, отцу классической физики, история - это своего рода совершенная машина, которая работает абсолютно детерминированно, не допуская ни малейших отклонений от заранее установленных законов и правил. Ньютоновское представление о Вселенной как о (Богом) заведенных часах, которые тикают вечно, вдохновило и организационную архитектуру Наполеона, и историзм Гегеля.
История человечества переписывается не сразу. Если цель существования человека состоит в том, чтобы однажды построить фабрику, полную послушных рабочих-солдат, то история должна стать историей длинной череды все более сложных одомашниваний различных физических (и поначалу громоздких) материалов. Следовательно, концепции - со временем весьма удачные - каменного, бронзового и железного веков изобретаются, как только индустриализм становится общепринятым в XIX веке. Их создают историки, финансируемые промышленниками, то есть именно теми господами, которые создали и заняли ведущие позиции в национальных государствах и крупных корпорациях новой эпохи. Таким образом, старое феодальное изложение истории, начиная с неприятностей Адама и Евы с болтливым змеем в Раю и далее, может быть выброшено на мифологическую мусорную кучу. Авраамические религии превращаются из высоко ценимого знания в развлекательную сказку для не очень умных и для маленьких детей.