Когда я прихожу в себя, мое зрение затуманено, а в голове пульсирует боль. Что-то давит мне на грудь, и я едва могу дышать. Я пытаюсь поднять одну руку, но она кажется слабой и безжизненной. Я лежу неподвижно, ощущая странное ощущение падения, которое не могу объяснить. Через некоторое время боль немного стихает, и мои глаза привыкают к темноте. Я чувствую более плотную темноту в ярде от себя. Темная масса движется, и в лунном свете я вижу синюю бейсбольную кепку, а под ней - безмятежное лицо Эдварда Оуэнса.

Я пытаюсь говорить, но губы не шевелятся. Я пытаюсь сесть, но меня охватывает страшная слабость. Я поворачиваюсь на бок и вижу вытянутую руку, из раны, идущей от запястья до локтя, сочится кровь. Я паникую и пытаюсь схватить руку, чтобы остановить поток крови. Затем я понимаю, что моя вторая рука порезана точно так же.

Эдвард Оуэнс склоняется надо мной. Он крутит головой, словно пытаясь снять напряжение. Я хочу спросить его о чем-то, но мысль вылетает из головы прежде, чем я успеваю облечь ее в слова. Он показывает мне нож, вкладывает его в руку и смыкает пальцы на древке. Я хочу сопротивляться, но все, что я могу сделать, - это смотреть на пустое пространство, где он стоял всего мгновение назад. Теперь это пространство заполнено только ночью и звездами.

Я не совсем один. Блайт сидит на ветке неподалеку. Через некоторое время рядом с ним садится грач. Вскоре в овраг прилетают и другие птицы. Я наблюдаю за Блайтом, глядя в его лунно-серебристые глаза. Я понимаю природу его тайны. Когда я лежу там, умирая, я осознаю холодную правду его незаинтересованности, его трупного безразличия к моей судьбе или к любым человеческим усилиям. Сначала Блайт, потом грачи подвигаются ближе.