2. Хотя само советское руководство с уважением относилось к послевоенному европейскому статус-кво, это не означало, что оно отказалось от идеи расширения сферы влияния Советского Союза в целом. В центре советских экспансионистских амбиций теперь находились новые страны, возникшие в результате стремительного распада колониальных империй после Второй мировой войны, то есть страны третьего мира. В отличие от методов силового давления, которые он использовал для подчинения Восточно-Центральной Европы после Второй мировой войны, Советскому Союзу удалось мирным путем вовлечь в свою политическую орбиту многие из этих преимущественно арабских и азиатских стран. Население этих слаборазвитых стран, где существовала сильная и естественная потребность в ускоренной модернизации, часто привлекала советская социально-экономическая модель, подчеркивающая равенство и централизованное планирование. Начиная с середины 1950-х годов советская внешняя политика была направлена на использование возможностей для идеологической экспансии в третий мир посредством интенсивной пропаганды и, при необходимости, экономической помощи. К этому времени Советский Союз также начал незаметно предоставлять некоторым из этих стран оружие и военных советников. Советское благоразумие в этой области было доказано позднее, во время Суэцкого кризиса в октябре-ноябре 1956 года: Советский Союз не только полностью исключил возможность оказания прямой военной поддержки Египту, но и немедленно покинул страну, чтобы не оказаться даже косвенно втянутым в конфликт с западными державами.І³ Через несколько дней, когда стало ясно, что Соединенные Штаты сами вынудят Великобританию и Францию прекратить вооруженное нападение на Египет, Советы возобновили свою пропагандистскую стратегию, изображая себя защитниками независимости арабских стран и народов третьего мира в целом.

3. Одной из главных внешнеполитических целей нового советского руководства было восстановление единства социалистического лагеря, нарушенного в 1948 году обострением советско-югославского конфликта. Хрущев и Булганин стремились примирить Тито, посетив Белград в мае 1955 года, где в ухудшении отношений между двумя странами обвинили прежнюю советскую политику (упомянув вначале лишь личную роль уже казненного Берии). В 1955-56 годах Советский Союз сделал еще несколько позитивных жестов, направленных на возрождение дружбы, например, открыто признал югославскую доктрину о существовании других способов построения социализма, кроме советской модели. Однако советские лидеры, все еще способные мыслить только категориями военных блоков, восприняли это далеко не всерьез. Их политической целью была постепенная реинтеграция Югославии в социалистический лагерь мирными средствами, даже если это требовало уступок, а конечной целью - вступление страны в Варшавский договор. Только весной 1958 года Советам стало ясно, что югославы настроены против этого и намерены играть все более активную роль в движении неприсоединения. Вследствие этого двусторонние партийные отношения снова начали охлаждаться, но в последующие десятилетия связи между двумя государствами стабилизировались на вполне удовлетворительном уровне.

4. Главной целью СССР в отношениях с коммунистическими странами Восточно-Центральной Европы было сохранение политической стабильности любой ценой. Поскольку это, по сути, предполагало решение судьбы стран региона, этому вопросу стоит посвятить отдельный раздел.

Возникающая эмансипация: Изменение отношений между СССР и Восточной Европой

Допустимые темпы и масштабы послесталинских политических реформ в Восточно-Центральной Европе во многом зависели от того, какая фракция одерживала верх в непрекращающейся борьбе за власть в советском руководстве, но в Москве никогда не сомневались, что государства-сателлиты должны оставаться в составе советской империи.

В то же время советские лидеры были готовы выработать и использовать более работоспособную, гибкую, надежную и эффективную модель сотрудничества, которая была бы более предсказуемой для обеих сторон в "нормальных" повседневных отношениях между Москвой и государствами Восточной Центральной Европы, чтобы сохранить политическую стабильность. Если раньше это, как правило, означало прямые контакты между Сталиным и высшими руководителями каждой восточно-центральноевропейской страны - местными маленькими Сталиными, то теперь коллективное советское руководство делало все возможное для укрепления местного коллективного руководства в каждой стране и поддерживало контакты через них. Еще одним новшеством стало то, что прежние эпизодические специальные консультации были заменены регулярными двусторонними и многосторонними консультациями между высшими руководителями в надежде достичь лучших результатов в сотрудничестве.

Уже в июне 1953 года на переговорах с венгерскими лидерами в Москве Советы недвусмысленно заявили, что хотят коренным образом обновить отношения с союзниками. По словам Берии, эти отношения "не были правильными, и это привело к негативным последствиям". Праздничные встречи и аплодисменты составляли эти отношения. В будущем мы создадим новый тип отношений, более ответственный и серьезный". Маленков прямо заявил, что "эти отношения будут полностью отличаться от тех, что были в прошлом". Берия добавил, что Москва "проинформирует товарищей об этом", возможно, намекая на подготовку специального документа с директивами для союзников на эту тему.²⁵ Хотя такое положение было опубликовано только 30 октября 1956 года в рамках декларации советского правительства, в источниках имеются разрозненные упоминания о подготовке такого документа в период с 1953 по 1956 год, а в июне 1956 года британское посольство в Москве располагало информацией о заявлении по советско-восточноевропейским отношениям, которое должно было быть опубликовано в ближайшее время. Действительно, практика сотрудничества Москвы с союзниками в период с 1953 по 1955 год претерпела значительные изменения. Однако это не означало радикального изменения состояния подчиненности, а лишь регулировало и рационализировало эти отношения, делая их более эффективными. Всякий раз, когда советские лидеры считали, что могут добиться своей цели только путем грубого политического вмешательства, они резко отчитывали лидеров стран Восточной и Центральной Европы в авторитарном тоне, который часто превосходил даже Сталина. В январе 1955 года, когда венгерские лидеры были в очередной раз вызваны в Москву для консультаций, Хрущев практически пригрозил премьер-министру Имре Надь расправой: "Вы не лишены заслуг. Но ведь и Зиновьев с Рыковым тоже были не без заслуг; возможно, они были более заслуженными, чем вы, и все же мы без колебаний принимали решительные меры против них, когда они становились угрозой для партии". А в условиях чрезвычайного положения, когда речь шла о защите советских имперских интересов, они не гнушались использовать самые радикальные средства. В октябре 1956 года они пригрозили местным лидерам в Польше военной интервенцией, а в начале ноября советское военное вторжение положило конец революции в Венгрии.

В то же время в духе политики всеобщего примирения московские лидеры приложили немало усилий, чтобы сделать отношения между Советским Союзом и его союзниками более гибкими, а также более регулируемыми. Созданный в мае 1955 года Варшавский договор в то время многими рассматривался как средство создания тесного единства и укрепления советского господства в советском блоке. Однако сам военно-политический союз постепенно стал играть роль катализатора в новом типе отношений между СССР и Восточно-Центральной Европой. Для создания формального паритета Варшавский договор был создан на основе организационной структуры НАТО; таким образом, формально организация представляла собой союз суверенных и равноправных государств, основанный на добровольном сотрудничестве. Формирование Варшавского договора означало также институционализацию многосторонней и регулярной военно-политической координации внутри советского блока, что само по себе означало качественное изменение по сравнению с прежними условиями. Ранее проводились лишь двусторонние консультации, как правило, по инициативе Советов; многосторонние переговоры или коммунистические встречи на высшем уровне могли быть инициированы только Москвой. С формальной точки зрения положение союзников становилось еще более перспективным: они могли участвовать в формировании политики советского блока как партнеры, обладающие "равными правами" как в Варшавском договоре, так и в Комеконе, который пробудился от дремоты весной 1956 года.

Доктрина "активной внешней политики", объявленная весной 1954 года, также была призвана повысить приспособленность союзников к жизни в международном обществе и возможности маневрирования всего советского блока.²⁹ С этого момента Москва призывала союзников как можно эффективнее использовать свою международную репутацию, достигнутую или планируемую при советской поддержке, для повышения авторитета и влияния восточного блока на международной политической арене. В ходе урегулирования ситуации в Индокитае Польша стала первым советским союзником, который приобрел важную роль в мировой политике: после заключения Женевских соглашений в 1954 году страна стала членом Международной контрольной комиссии, созданной для наблюдения за выполнением договоренностей. В результате сделки, заключенной сверхдержавами по вопросу о Государственном договоре Австрии в 1955 году, Албания, Болгария, Венгрия и Румыния в декабре того же года были приняты в ООН; таким образом, за исключением Германской Демократической Республики, европейские государства советского блока достигли минимального уровня пригодности для жизни в международном обществе.³⁰ Все эти меры постепенно и значительно повысили международную репутацию союзников, которых до этого на Западе называли просто "советскими государствами-сателлитами". Это новое развитие ознаменовало начало процесса постепенной эмансипации в трех направлениях: в отношениях с Советским Союзом, с Западом и с государствами третьего мира. В результате государства Восточно-Центральной Европы могли становиться все более приемлемыми акторами международной политики, что позволяло им более успешно продвигать политические цели советского блока в области отношений между Востоком и Западом, а также в третьем мире.