Глава 4

«Порой мне кажется, что я вас знаю».

Эти слова словно клеймом отпечатались в мозгу Саймона. Такие простые. Искренние. Слова, заставившие его перепугаться до смерти. Саймон поерзал в кресле. Отдыхая, виконт сидел в своей комнате перед небольшой жаровней на решетке и раздумывал, куда подевалась мисс Крэддок-Хейз. За завтраком ее не было, а капитан отделывался – когда вообще снисходил до разговора – односложными ответами. Да чтоб ей провалиться! Разве леди невдомек, что подобное простодушие смущает до неловкости? Разве не полагается ей перед джентльменом хлопать ресницами и лепетать всякие бессмысленности? Флиртовать, подшучивать и всегда – всегда! – скрывать свои истинные мысли? И уж точно не произносить вслух слов, которые имеют свойство рвать душу джентльмена на части.

«Порой мне кажется, что я вас знаю».

А если бы она и вправду могла его знать? Мысль просто ужасающая. Все последние месяцы он провел в безжалостной охоте за убийцами Итана. Разыскивал их, одного за другим, вызывал на дуэль и приканчивал, пронзая шпагой. Поняла бы его ангел такого человека? Да она бы сжалась от ужаса, узнай его по-настоящему, отступила бы и бросилась прочь, крича во весь голос.

Боже, пусть ей не доведется и в самом деле заглянуть ему в душу.

До него стало доходить, что внизу поднялась какая-то суматоха. Послышались громоподобный голос капитана Крэддок-Хейза, высокие ноты миссис Броуди и заглушаемое ими вечное ворчание этого странного слуги, Хеджа. Саймон с трудом поднялся с кресла и, прихрамывая, потащился к лестнице. Он таки поплатился за свою вчерашнюю вылазку в зимний сад в погоне за ангелом. Ночью от того, что Саймон слишком рано пустил их в ход, мускулы спины взбунтовались, и их свело. В результате, теперь он двигался как старик – причем хорошенько отделанный дубинками да еще и порезанный ножом.

На подходе к первому этажу Саймон стал различать слова.

– ...карета в половину китобойного судна. Бахвальство это, вот что, чистое бахвальство.

Баритон капитана.

– Как вы считаете, сэр, они ведь захотят чаю? Пожалуй, стоит посмотреть, как там мои лепешки. Хорошо, что я их столько напекла – на всех хватит.

А это миссис Броуди.

И наконец:

– ...спина, бедная моя спина. Четыре жеребца, да к тому же чисто дьяволы. А я ведь не молодею. Запросто меня прикончат, ужо как пить дать. И кого это волнует? Да никого. Лишняя пара рук – и все, вот кто я для них.

Хедж, во всей своей красе.

Спускаясь по лестнице и идя к передней, где все собрались, Саймон улыбался. Забавно, как легко ритм и тон этого дома запали ему в душу.

– Добрый день, капитан, – поздоровался он. – Что тут за суета?

– Суета? Ха. Громадная карета. Удивительно, как она вообще смогла свернуть на подъездную дорогу. Понятия не имею, зачем кому-то понадобился такой гроб. Вот когда я был молодым...

Но недовольство капитана сразу же отступило на задний план, как только Саймон увидел в проеме двери карету. Свою собственную дорожную карету, – не сойти ему с этого места, – с золоченым гербом Иддесли на дверях. Но вместо Генри, его камердинера, в коем качестве тот пребывал вот уже пять лет, из кареты, сложившись почти вдвое, чтобы пролезть в дверцу, выбирался другой человек, помоложе. Но все-таки вполне взрослый, чтобы остановиться в росте – и слава богу, иначе бы, в конце концов, он превратился в великана. Однако плоть его еще не достаточно наросла на том впечатляющем остове, который создал Господь. Потому руки у него были огромны и костлявы, стопы – как у щенка, то есть чересчур большие для тощих голеней, а плечи – широкие, но худые.

Кристиан выпрямился, и его золотисто-рыжая шевелюра засияла на полуденном солнце. Увидев Саймона, он усмехнулся.

– Ходят слухи, что ты вот-вот отдашь концы или уже в могиле.

– Сплетники, как всегда, умудряются раздуть из мухи слона. – Саймон неторопливо спустился по лестнице. – Ты спешил на похороны или просто проезжал мимо?

– Решил, что стоит лично убедиться в твоей смерти. В конце концов, ты ведь мог отписать мне свою шпагу и ножны.

– Вряд ли, – ухмыльнулся Саймон. – Если я правильно помню, по моему завещанию ты получаешь какой-то расписанный эмалью ночной горшок. Старинная вещь, скажу я тебе.

Тут из-за спины молодого аристократа возник Генри. В изысканном белом парике с разделенными на две стороны локонами, в фиолетовом, отделанном серебром камзоле и черных с серебряными полосками чулками, Генри был одет куда как лучше Кристиана, облачившегося в скучный коричневый наряд. Но Генри почти всегда выглядел роскошней любого находящегося поблизости мужчины, будь то слуга или аристократ. Иной раз Саймон ловил себя на мысли, что ему с трудом удается не затеряться в тени собственного камердинера. Добавьте к этому то, что лицом Генри был вылитый распутник Эрос – золотистые локоны и полные ярко-розовые губы, – и вы получите не просто мужчину, а истинную угрозу для женского пола, когда дело доходит до всяческих амуров. Воистину удивительно, почему виконт продолжал держать его в услужении.

– В таком случае, я безмерно рад, что слухи преувеличены. – Кристиан схватил Саймона за руку обеими ручищами, почти обняв и с тревогой вглядываясь в его лицо. – Ты точно здоров?

Иддесли непривычно сконфузился. Для него было в новинку, что кто-то выказывал заботу о его здоровье.

– Более или менее.

– А это кто, позвольте спросить? – подошел к виконту капитан.

Саймон чуть обернулся к пожилому джентльмену:

– Могу я представить вам Кристиана Флетчера, сэр? Он мой друг и партнер по фехтованию. Кристиан, позволь познакомить тебя с хозяином, капитаном Крэддок-Хейзом. Он оказал мне гостеприимство, бескорыстно предоставив свободные покои своего сына, превосходные кушанья экономки и утонченную компанию своей дочери.

– Капитан. Считаю за честь познакомиться с вами, сэр. – Кристиан поклонился.

Капитан, в этот момент сверливший глазами Саймона, словно в словах про «утонченную компанию» могла крыться какая-то двусмысленность, переместил внимание на Кристиана, пронзив того взглядом.

– Полагаю, вы тоже возжелаете какую-нибудь комнату, а, юноша?

Кристиан выглядел потрясенным. Он обратил взор к Саймону, словно взывая о помощи, прежде чем ответил:

– Нет, вовсе нет. Я думал остановиться в городке на постоялом дворе, мимо которого мы проезжали. – И неопределенно махнул через плечо, предположительно в ту сторону, где находился упомянутый постоялый двор.

– Ха. – Капитан на секунду опешил. Но тут же накинулся на Саймона: – Зато ваши слуги, лорд Иддесли, они-то остановятся в моем доме, ведь так, есть у нас свободные комнаты или нет?

– Разумеется, капитан Крэддок-Хейз, – бодро ответил Саймон. – Я уж подумывал и их отослать на постоялый двор, но, прекрасно зная ваше замечательное гостеприимство, понял, что вы при этом будете страшно уязвлены. Посему, вместо того чтобы ввязываться в неуклюжее перетягивание каната по поводу правил приличия, признаю поражение в битве еще до того, как она разразится, – мои люди останутся здесь. – И закончил свою вопиюще лживую речь изящным поклоном.

На мгновение капитан лишился дара речи. Попытался грозно нахмуриться, но Саймон знал, что выиграл очко.

– Ха. Нда. Ха. – Пожилой джентльмен повернулся, качнувшись на каблуках, и взглянул на карету. – А чего еще ждать от столичных щеголей? Ха. Что ж, придется обрадовать миссис Броуди.

Он развернулся и тут же чуть не столкнулся с Хеджем. Слуга вышел из дома и стоял как вкопанный, глазея на лакея и кучера в одинаковых ливреях.

– Божеж. Вы ж гляньте, – произнес Хедж с оттенком почтительности, впервые, на памяти Саймона, прозвучавшем в голосе старого слуги. – Вот как следовало бы одеваться мужчине, в пурпурные камзолы и серебряные шнуры. Канешна, золотые пошли б куда лучше. Но и этак гораздо красивше, чем некоторые одевают свою прислугу.

– Прислугу? – Капитан явно почувствовал себя оскорбленным. – Ты никакая не прислуга. Ты мастер на все руки. А сейчас помоги-ка им с сундуками. Царица небесная, прислуга! – И с этими словами хозяин протопал в дом, все еще что-то бормоча под нос.

Также что-то ворча, Хедж отправился в противоположном направлении.

– Кажется, я ему не понравился, – прошептал Кристиан.

– Капитану-то? – уточнил Саймон и вместе с другом пошел к дому. – Нет, ну что ты. Этот человек определенно тебя обожает. Просто у него такие манеры. Разве ты не рассмотрел лукавые искорки у него в глазах?

Кристиан чуть улыбнулся, словно не был уверен, воспринимать ли слова Саймона всерьез или нет. Тот вдруг устыдился. Такой молодой, неопытный птенец, только что вылупившийся, даже обсохнуть не успел – а вокруг птицы побольше и позлее, да еще и лисы таятся совсем рядом.

Но потом, осененный одной мыслью, Саймон помрачнел:

– И где же ты слышал сплетни о моей скорой кончине?

– Позавчера об этом говорили на балу у Харрингтонов, да и на следующий день в моей кофейне. Впрочем, я не воспринял все это всерьез, пока не услышал то же самое и у Анджело. – Кристиан пожал плечами. – К тому же, ты там так и не появился в обычное время нашего спарринга.

Саймон кивнул. Доминико Анджело Малевольти Тремамондо – известный завсегдатаям как Анджело, – в настоящее время был модным учителем фехтования. Многие аристократы брали у итальянца уроки или просто посещали его школу в Сохо, чтобы отработать навыки и поддерживать форму. Именно в этом заведении несколько месяцев назад Саймон и встретил Кристиана. Молодой человек не скрывал восхищения техникой виконта. Каким-то образом восхищение превратилось в еженедельный поединок с Саймоном, который взялся натаскивать новичка.

– Так что же с тобой случилось? – Они вошли в холл, утонувший в полумраке, как показалось после яркого солнца. Кристиан шагал широко и быстро, так что Саймон с трудом за ним поспевал: приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не выказать слабость. – Генри, кажется, не осведомлен.