– Нет, только вас. – Он коснулся кончиком пальца ее щеки. Кожа была теплой, даже в ночной прохладе, и очень, очень нежной.

Тут Люси отступила на шаг.

– Я вам не верю.

Неужели она задыхается? Он усмехнулся, аки демон во мраке, но не ответил. Боже, ему нестерпимо захотелось притянуть ее в объятия, прижать к своей груди, распечатать эти сладкие губы и ощутить вкус нежного дыхания.

– Но почему ангел? – спросила мисс Люсинда. – Во мне нет ничего особенно ангельского.

– Ах, вот тут вы не правы. В ваших бровях таится строгость, а губы изогнуты как на изображениях святых эпохи Ренессанса. А эти дивнейшие на свете очи. А ваш ум... – Саймон остановился и отважился сделать к ней шаг; теперь они стояли почти вплотную, и Люси пришлось поднять к нему бледное лицо.

– Мой ум?

Он поймал себя на том, что чувствует теплое дуновение ее дыхания.

– Ваш ум как церковный гимн, чей напев прекрасен, внушает ужас и несет истину. – Голос прозвучал хрипло, даже для его собственных ушей, и Саймон понял, что чересчур открылся.

Поднятая ветерком прядь ее волос протянулась мостиком через разделявшее их скудное расстояние и коснулась горла виконта; член болезненно напрягся и запульсировал в такт биению сердца.

– Понятия не имею, что все это значит, – прошептала она.

– Возможно, и к лучшему.

Люси протянула руку, поколебалась и легонько коснулась кончиком пальца его щеки. Саймон ощутил, как волна жара прокатилась сквозь все тело до самых пяток.

– Порой мне кажется, что я вас знаю, – промолвила Люси так тихо, что он едва уловил смысл слов. – Порой мне кажется, что я знала вас всегда, с самого первого мгновения, когда вы открыли глаза, и что в глубине вашей души вы тоже меня знаете. Но потом шутите – строите из себя дурачка или играете повесу – и увиливаете. Зачем вы так делаете?

С его губ чуть было не сорвался панический возглас, он даже открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут отворилась дверь кухни, осветив садик аркой света.

– Крошка?

Папенька-охранник.

Мисс Люсинда повернулась так, что на фоне струившегося из кухни света обозначился ее профиль.

– Я должна идти. Спокойных снов. – Она отдернула руку и, отступая, невольно коснулась ею губ Саймона.

Ему пришлось приложить усилия, чтобы голос прозвучал ровно, и удалось выдавить:

– Спокойной ночи.

Люси прошла к двери и очутилась на свету. Отец взял ее за локоть и, перед тем как закрыть дверь, поверх головы дочери пошарил взглядом по темному саду. Саймон стоял и смотрел вслед своему ангелу, предпочтя остаться невидимым, чем столкнуться с капитаном Крэддок-Хейзом. Плечо виконта болело, в голове словно стучали по наковальне, а пальцы ног почти отмерзли.

И он затеял игру, из которой не мог выйти победителем.

***

– Я н-н-не верю вам. – Куинси Джеймс судорожно метался по кабинету сэра Руперта, к окну и обратно. – Они мне с-с-сказали, что проломили ему голову. Вонзили нож в спину и оставили на морозе, раздев догола. Как м-м-может человек выжить после всего этого?

Сэр Руперт вздохнул и налил себе второй бокал виски.

– Не знаю как, но он выжил. Сведения достоверные.

Третий мужчина в комнате, лорд Гевин Уокер, зашевелился в кресле у камина. Сложен он был как землекоп: огромный и кряжистый, руки как окорока, рубленые черты. Ежели бы не дорогая одежда и парик, никто бы и не догадался, что перед ними аристократ. Хотя родословная его уходила корнями к норманнам. Уокер залез в карман камзола, вытащил украшенную драгоценными камнями табакерку, выложил на тыльную сторону ладони понюшку табаку и втянул в нос. После короткой паузы прозвучал оглушительный чих, и Гевин приложил к носу платок.

Сэр Руперт поморщился и отвернулся. Что за мерзкая привычка – нюхать табак.

– Не пойму, Джеймс, – заговорил лорд Уокер, – сперва ты утверждаешь, что Иддесли мертв и нам не о чем больше беспокоиться, а потом он внезапно воскресает. Ты уверен, что твои люди занялись именно тем джентльменом, которым следовало?

Хозяин дома откинулся в кресле и воззрился на потолок, будучи уверен, что Джеймс неминуемо вспылит. Темно-коричневые, в мужском вкусе, стены хозяйского кабинета на высоте талии были опоясаны кремовой рейкой, защищающей их от повреждения спинками стульев. На полу лежал толстый черно-алый ковер, бархатные шторы цвета старого золота приглушали проникавший снаружи уличный шум. Стены украшала коллекция ботанических гравюр. Сэр Руперт начал ее с «Chrysanthemum parthenium», хризантемы девичьей, найденной в какой-то книжной лавке около тридцати лет назад. Не самый лучший оттиск. В углу пятно от воды, латинское название растения смазано, но сама композиция очень милая, и сэр Руперт купил этот лист не раздумывая, хотя в то время сей поступок означал, что придется целый месяц обходиться без привычного чая. Гравюра эта висела между двумя другими, более дорогими. «Morus nigra», шелковицей, и более изящным «Cynara cardunculus». Артишоком испанским.

Жена, дети и слуги не смели входить в кабинет, кроме как в чрезвычайных случаях. Оттого сэра Руперта еще больше раздражало, что приходится впускать в свое убежище Джеймса с лордом Уокером и разбираться тут с их делами.

– Уверен? К-к-конечно, я уверен. – Джеймс повернулся и швырнул в Гевина чем-то, что блеснуло в воздухе. – Они принесли мне вот это.

Обычно медлительный и неповоротливый, лорд Уокер, когда хотел, мог двигаться весьма шустро. Он схватил брошенный Джеймсом предмет и внимательно его рассмотрел. Брови лорда взлетели.

– Да это же перстень с печаткой Иддесли!

У сэра Руперта волосы на затылке встали дыбом.

– Проклятье, Джеймс! Какого черта ты таскаешь его с собой? – Он определенно связался с опасными идиотами.

– Ну и ч-ч-что? Чего бы и не т-т-таскать, коли Иддесли м-м-мертв. – Джеймс выглядел обиженным.

– Разве что больше он не мертв, верно? Благодаря твоим ни на что не годным людишкам. – Сэр Руперт подкрепился благотворным глотком виски. – Отдай кольцо мне. Я от него избавлюсь.

– П-п-послушайте...

– Он прав, – прервал Джеймса Уокер. – Не нужна нам такая улика. – С этими словами он пересек комнату и положил кольцо на стол перед сэром Рупертом.

Тот уставился на перстень. Золото от времени поистерлось, и герб Иддесли еле проступал. Сколько же поколений аристократов носило это кольцо? Сэр Руперт накрыл его ладонью и как бы невзначай препроводил в кармашек жилета.

После чего незаметно потер под столом правую ногу. Его батюшка был уважаемым купцом в деловых кругах города. И еще мальчишкой сэр Руперт работал на огромном отцовском складе, таская тюки с зерном и тяжелые клети с товаром. Он не помнил тот несчастный случай, в результате которого повредил ногу, по крайней мере, не отчетливо. Только вонь обвалянной в соли трески, высыпавшейся из разбитой бочки. И боль от раздробленной кости. Даже теперь при запахе соленой рыбы его выворачивало наизнанку.

Сэр Руперт взглянул на собеседников и подумал, что кто-кто, а уж эти-то вряд ли за всю свою жизнь хоть пальцем о палец ударили.

– Да что вы знаете? – тем временем возмущался Джеймс, стоя лицом к лицу с великаном Уокером. – Вы вот до сих пор не сделали ничего, чтобы внести свою лепту. Это я был секундантом Пеллера.

– Ну и дурак. Нечего было подбивать Пеллера на убийство Итана Иддесли. Я ведь отговаривал. – Уокер вновь воспользовался табакеркой.

Казалось, Джеймс сейчас заплачет.

– Вы н-н-не отговаривали!

Великан невозмутимо отмерял на руке понюшку, словно совершал некий ритуал.

– Отговаривал. Всегда считал, что нам стоит действовать более скрытно.

– Разве не вы полностью одобрили наш замысел, как только о нем услышали? Будь прокляты ваши бесстыжие глаза!

– Нет. – Гевин чихнул. Затем не спеша покачал головой, снова вытаскивая из кармана платок. – Считал, что это дурь. Жаль, что ты меня не послушал.

– Вы! Чертов осел! – набросился Джеймс на Уокера.

Тот отступил в сторону, и Джеймс комично пролетел мимо. Лицо его побагровело, и он снова повернулся к Гевину.

– Господа! – Сэр Руперт постучал тростью по столу, привлекая внимание. – Пожалуйста. Мы уклоняемся от темы. Что нам делать с Иддесли?

– Так сведения, что он жив, точны? – настаивал лорд Уокер. Этот человек действовал медленно, но упорно.

– Да. – Сэр Руперт продолжал разминать больную ногу. После совещания придется устроить ее повыше, и все равно до вечера будет ныть. – Он в Мейден-Хилле, деревеньке в графстве Кент.

– Как вы узнали? – помрачнел Джеймс.

– Неважно. – Сэр Руперт не желал заострять на этом внимание. – Главное, что Иддесли вполне дееспособен, чтобы послать за своим камердинером. И несомненно вернется в Лондон, как только позволит здоровье. А мы все знаем, что за сим последует.

Джеймс столь яростно скреб в голове, что, должно быть, до крови расцарапал кожу под белокурыми волосами. Сэр Руперт отвернулся от него и посмотрел на лорда Уокера, задумчиво сверлившего его взглядом.

Именно великан первым пришел к очевидному заключению:

– Значит, придется расстараться, чтобы он не вернулся.