– Наглый щенок, – раздраженно пророкотал Papa, резко отодвигая стул. – Ты видела, как надменно он на меня посмотрел, перед тем как уйти? Будь прокляты его зенки. Или сосуды греха. Ха, лондонские сосуды греха! Знаешь, крошка, не нравится мне этот человек, виконт он там или не виконт.

– Я знаю, Papa. – Люси закрыла глаза и устало положила голову на руки, чувствуя приближение мигрени.

– Да уже весь дом это знает, – объявила миссис Броуди, врываясь в столовую.

***

«Этот старый напыщенный зануда-капитан прав», – тем же вечером размышлял Саймон. Любой мужчина – особенно такой проницательный, с ястребиным оком отец – всеми силами оберегал бы столь чудесного ангелочка, как мисс Люсинда Крэддок-Хейз, от всех дьяволов этого мира.

Таких, как он сам, известный повеса лорд Иддесли.

Виконт прислонился к оконному косяку на время позаимствованной спальни и уставился в ночную тьму. Там, в саду, гуляла хозяйка дома, очевидно, бродя по холоду после восхитительного, в смысле подаваемых блюд, но провального, в смысле застольной беседы, ужина. Бледно светившийся овал лица – все остальное скрывала мгла, – выдавал ее передвижения, Саймон внимательно следил за ними. Трудно сказать, почему эта сельская девушка так его очаровала. Возможно, просто мрак тянется к свету, дьявол стремится похитить ангела, но Саймон так не думал. Было в ней что-то такое: что-то впечатляющее, разумное и мучительно затрагивающее душу. Она искушала его запахом рая, надеждой на искупление – невозможное, как и сама эта надежда. Он должен оставить ее в покое, своего ангела, укрывшегося в деревне. Пусть и дальше пребывает в невинной безмятежности, творя добрые дела и управляя твердой рукой домом отца. Наверняка у нее имеется подходящий джентльмен. Мужчина, с которым на днях она куда-то выезжала: Саймон видел удалявшуюся от дома двуколку. Мужчина, который будет уважать взгляды мисс Крэддок-Хейз и не станет испытывать железный стержень, что, как почувствовал Саймон, скрывается под хрупким внешним обликом. Джентльмен, совершенно непохожий на него самого.

Иддесли вздохнул и оттолкнулся от окна. Сроду ему не удавалось как следует управляться со всякими там «должен-не-должен» в своей жизни. Он покинул спальню и стал спускаться вниз по лестнице, движимый каким-то смехотворным поводом и стараясь при этом не потревожить бдительного папашу. И все же, в потемках, задел плечом угол на лестничной площадке и, не удержавшись, выругался. Саймон пользовался правой рукой при любой возможности, стараясь ее разрабатывать, но проклятая конечность до сих пор давала о себе знать дьявольской болью. Проходя через кухню, виконт заметил возившихся там экономку и горничную.

Он улыбнулся, прибавил шаг и уже на пороге черного хода услышал голос миссис Броуди:

– Сэр...

И тихо притворил дверь.

Мисс Крэддок-Хейз, должно быть, тоже услышала. Она обернулась, и под ногами хрустнул гравий.

– Здесь холодно. – Не девушка, а бледный силуэт во мгле, и лишь слова ее донес до Саймона ночной ветерок.

Садик занимал, наверное, с четверть акра. Та его часть, которую виконт наблюдал из окна в светлое время суток, выглядела ухоженной. Окруженный невысокой изгородью огород, небольшая лужайка с фруктовыми деревцами, а в отдалении цветник. Дорожки, посыпанные гравием и соединявшие разные части сада, надлежащим образом подготовлены к зимовке, без сомнения, прилежными ручками хозяйки.

Однако сейчас, в тусклом свете месяца, разглядеть что-либо было затруднительно. В сумраке ночи Саймон снова потерял своего ангела, и это чрезвычайно его беспокоило.

– Считаете, холодно? Вообще-то, я не заметил. Просто свежо.

Он сунул руки в карманы. В саду стоял зверский холод.

– Вам еще не стоит выходить, вы только оправились после болезни.

Иддесли сделал вид, что не услышал.

– А что вы здесь делаете, ночью, на холоде?

– Смотрю на звезды. – По донесшемуся до него голосу Саймон понял, что мисс Крэддок-Хейз, похоже, удаляется. – Никогда они не светят столь ярко, как зимой.

– В самом деле? – А вот ему они казались одинаковыми, вне зависимости от времени года.

– Угу. Видите, вон там созвездие Ориона? Сегодня оно просто сверкает. – И добавила уже с меньшим воодушевлением: – Но вам нужно в дом, здесь чересчур зябко.

– Могу заняться упражнениями. Как наверняка отметил бы ваш отец, зимний воздух полезен для такого хилого парня, как я.

Она промолчала.

Саймон думал, что идет по направлению к ней, но теперь засомневался... Не следовало упоминать о ее папаше.

– Я прошу прощение за поведение Papa за ужином.

Ага, чуть правее.

– За что? Думаю, история его весьма поучительна. Малость подзатянута, разумеется, но, по правде говоря... – Саймон не закончил.

– Обычно он не такой строгий.

Она оказалась так близко, что можно было уловить ее запах: смесь крахмала с розами, на удивление домашний и в то же время возбуждающий.

«Ну я и мерзавец! Не удар ли по голове отшиб мне все мозги?» – подумал Саймон.

– Ах, это. Да, было заметно, что старик чуточку вспылил, но я приписал это тому, что живу в его доме, ношу одежду его сына и ем за одним с ним столом без надлежащего приглашения.

Он увидел, что его ангел повернула к нему лицо, смутно белевшее в лунном свете.

– Нет, все дело в вас.

Виконт почти почувствовал, как ее дыхание коснулось его щеки.

– Хотя вы, со своей стороны, тоже могли бы вести себя повежливей.

Он не знал, то ли смеяться, то ли плакать. И выбрал смех.

– Я так не думаю. – Саймон покачал головой, хотя вряд ли она могла увидеть. – Нет, точно знаю. Я определенно не могу быть вежливее. Это просто не мое. Я, как тот змей из басни вашего батюшки, кусаю не к месту. Хотя, в моем случае, точнее сказать, не к месту сыплю насмешками.

Макушки деревьев качались на ветру, размахивая своими артритическими суставами на фоне ночного неба.

– Именно так вы и очутились в канаве на окраине Мейден-Хилла? – Его ангелочек подкралась поближе. Привлеченная его умышленной откровенностью? – Вы кого-то оскорбили?

У Саймона перехватило дух.

– А с чего вы решили, что на меня напали по моей вине?

– Не знаю. Так это правда?

Он прислонил зад к изгороди, где тот немедленно стал мерзнуть, и скрестил на груди руки.

– Будьте мне судьей, прекрасная леди. Выложу перед вами все начистоту, и можете сами вынести приговор.

– Я не вправе судить кого-то.

Она нахмурилась?

– О, нет, вы вправе, мой ангел.

– Нет, я...

– Ш-ш. Послушайте. Тем утром я встал в жутко неприличный ранний час, оделся после недолгой перепалки со своим камердинером по поводу целесообразности туфлей с красными каблуками, в которой победил он: Генри совершенно меня запугал...

– Что-то я в этом сомневаюсь.

Саймон приложил руку к сердцу – жест, пропавший в темноте впустую.

– Уверяю вас. Потом я спустился по парадной лестнице, весь такой разряженный: в щегольском синем бархатном камзоле, завитом напудренном парике и вышеупомянутых туфлях с красными каблуками...

Леди прыснула.

– Вышел на улицу, но не осилил и четверти мили, как на меня напали трое негодяев.

– Трое? – задохнулась мисс Люсинда.

Вот она, награда!

– Трое. – Саймон придал голосу легкомысленный тон. – Двоих я бы еще одолел. Одного-то точно. Но трое оказались мне не по зубам. Они ободрали меня как липку, включая туфли с красными каблуками, чем и поставили меня в глупое положение, ибо при нашей первой встрече я предстал перед вами голый и – что куда отвратительнее – без чувств. Уж и не знаю, смогут ли оправиться наши отношения от такой изначально нанесенной им травмы.

Люси на удочку не попалась:

– И вы не узнали напавших на вас?

Саймон было развел руками, но поморщился от боли и опустил их.

– Клянусь честью. Так что, если только вы не сочтете туфли с красными каблуками непреодолимым соблазном для лондонских грабителей, – в таком случае я, конечно, просто-таки напрашивался на неприятности, разгуливая в них среди бела дня, – наверное, вам придется меня простить.

– А если нет? – прозвучало настолько тихо, что ветер тут же унес слова прочь.

Такой робкий флирт. Однако даже при столь легком намеке на улыбку чресла Саймона отвердели.

– Тогда, леди, лучше вам забыть мое имя. Пусть от Саймона Иддесли не останется ничего, кроме легкого следа, облачка пара от последнего выдоха. Если вы осудите меня, я испущу последний вздох и исчезну навеки.

Тишина. Возможно, он переборщил с этим «последним выдохом»?

И тут она расхохоталась. Во весь голос. От всей души. И в груди у Саймона в ответ на это что-то перевернулось.

– Вы и в Лондоне морочите дамам голову подобным вздором? – Люси буквально задыхалась от смеха. – Ежели да, то представляю, с какими гримасами на напудренных лицах они расхаживают, пытаясь не умереть со смеху.

Саймон почувствовал необъяснимое смущение.

– Чтобы вы знали, в лондонском обществе меня считают непревзойденным острословом. – Боже милосердный, да он заговорил как напыщенный осел. – Все хозяйки наперебой стараются заполучить меня в число своих гостей.

– Неужели?

Вот чертенок!

– Так и есть. – Он не смог сдержаться, и в голосе прозвучало раздражение. О, а вот это ее впечатлит: – Любой званый ужин, на котором присутствую я, провозглашают имевшим успех. В прошлом году какая-то герцогиня упала замертво, услышав, что я не смогу принять ее приглашение.

– Бедные, бедные лондонские дамы. Как они, должно быть, горюют вот прямо сейчас!

Саймон поморщился. Туше.

– Нет, в самом деле...

– И как же они без вас выживают? – В голосе леди все еще звучал смех. – А вдруг не выживают? Вдруг ваше отсутствие породило среди хозяек салонов эпидемию смертельных обмороков.

– О, жестокосердный ангел!

– Зачем вы все твердите это слово? В Лондоне вы так зовете всех ваших дам?

– Как? Ангелом?

– Да.

И вдруг Саймон осознал, что она ближе, чем он думал. Вообще-то, в пределах досягаемости.