Глава 28

Глава 28

Эсмеральда

Я пролила ещё несколько слёз после того, как Карим оставил меня со своим драматичным заявлением. Затем я умылась в ванной, поморщившись при виде своего красного, опухшего лица в зеркале, переоделась в черную футболку, которую украла у Кая, и хлопковые пижамные шорты.

После моего эмоционального излияния я была в относительном оцепенении, когда выходила из своей комнаты. Но чем ближе я подходила к спальне Кая, тем больше я ощущала тихое нервное трепетание в своем животе.

Я никогда никому не рассказывала об обстоятельствах своего рождения, даже своей лучшей подруге Марии. Я даже не осмеливалась заговорить об этом с Шехрияром и мамой Катией, хотя они знали обо всём, потому что боялась, что разговор об этом отразит правду у меня на лице и люди смогут понять это, просто взглянув на меня. Это невозможно, но страх есть страх.

Не то чтобы я думала, что Кай предаст меня и всем расскажет, если я ему доверюсь, но я беспокоилась о его реакции. Вот почему я решила рассказать ему как можно скорее. Потому что, если в какой–то момент Кай узнает о моей незаконнорожденности и решит, что не хочет иметь со мной ничего общего, ущерб моему сердцу будет необратим. Чем раньше я ему скажу, тем больше шансов будет склеить некоторые осколки воедино.

По крайней мере, это было то, что я пыталась сказать себе.

Дверь спальни Кая распахнулась в тот момент, когда я постучала, и великолепный мужчина заполнил дверной проем. У меня болезненно сжалась грудная клетка, когда я увидела его. От сексуальной щетины на его подбородке до идеально сидящей темно–зеленой толстовки с капюшоном и черных пижамных штанов с манжетами.

Я запечатлела его в своей памяти с головы до ног, как будто это был последний раз, когда я вижу его таким. Внезапно он оказался прямо передо мной, обхватив руками моё опухшее лицо и запрокинув его вверх. Я была вынуждена смотреть в его чернильно–чёрные глаза за очками.

– Эсмеральда, – прохрипел он с чувством паники. – Что случилось? Что случилось?

Я уткнулась лицом ему в грудь и обвила руками его спину, прижимая его так близко, как только могла. Его руки мгновенно прижали меня к нему, его тело свернулось вокруг меня защитным клубком.

Пожалуйста, пусть это будет не в последний раз, когда я смогу его обнять. Пожалуйста, пусть это будет не в последний раз, когда я смогу его обнять. Пожалуйста, пусть это будет не последний раз, когда я смогу его обнять.

– Это был Шехрияр? Он что–то сказал? – я отрицательно покачала головой, прежде чем одна из его рук погладила меня по спине и запуталась в волосах. – Тогда что такое? Скажи мне. Пожалуйста, Бэббл. Что заставило тебя плакать? Что я могу сделать, чтобы всё стало лучше?

Боже, он такой драгоценный. Это разрывало меня на части и переполняло любовью к нему, и если мне нужны были ещё какие–то доказательства того, что потеря его сломает меня, я получила их прямо сейчас. Это было достаточно убедительно, чтобы заставить меня усомниться, действительно ли я собираюсь сказать ему правду. Но только на мгновение. Я откинула лицо назад, и Кай ослабил хватку достаточно, чтобы позволить мне посмотреть на него. Я медленно сглотнула. – Мне нужно тебе кое–что сказать.

Выражение его лица стало отсутствующим, но я чувствовала напряжение в его теле. Не говоря ни слова, он кивнул и за руку втянул меня в свою комнату, заперев за мной дверь.

На его огромной кровати, где он сидел, была вмятина, на прикроватной тумбочке лежала книга, а подушка прислонена к деревянному изголовью. Он вернулся на своё место, вытянув ноги, но, когда я попыталась сесть рядом с ним, он нахмурился. Я ахнула, когда он притянул меня к себе на колени, заставляя оседлать его бедра, пока он прижимал меня к себе.

– Почему каждый раз, когда кому–то из нас есть что рассказать, я оказываюсь у тебя на коленях? – пробормотала я с лёгкой улыбкой.

– Почему бы тебе не быть у меня на коленях? – в глубоком тембре его голоса не было ни малейшего сомнения.

Это должно было заставить меня почувствовать лёгкость и головокружение, но вместо этого тяжелый камень пронзил меня. Будет ли он по–прежнему так думать после того, как я ему расскажу?

Мои эмоции были отчетливо видны на моём лице, потому что он взял меня за подбородок большим и указательным пальцами и слегка встряхнул.

– Что бы ты мне ни сказала, это ничего не изменит, – он наклонил голову, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. – Ты моя, Бэббл. А я твой.

Задняя часть носа снова начала гореть, но я слабо улыбнулась. Это было всё, что я могла ему предложить. Но Кай не произнёс ни слова. Он не торопил меня, не казался нетерпеливым или обеспокоенным тем, что я не решалась ему сказать. Он просто несколько раз провел пальцами по моим волосам, заправляя пряди, обрамляющие моё лицо, за ухо. Утешая меня. Обещая мне.

– Я не дочь покойной королевы Джахандара.

Я вздрогнула, когда пальцы Кая остановились у меня за ухом, и быстро заморгала, смотря на смятую ткань его толстовки, пока я готовилась к его реакции. Ничего. Он не двигался, не говорил, я задалась вопросом, дышит ли он вообще. Я рискнула взглянуть на него, и шок, отразившийся в его глазах, был почти осязаем.

Но в нём не было осуждением. Не было злости. Не было раздражения. Он просто был удивлен огромным ударом, который я в него бросила. Это понятно.

Он моргнул несколько раз, прежде чем опустить руку и обхватить мою грудную клетку.

– Что ты имеешь в виду?

Я глубоко вздохнула.

– Я не настоящая дочь своей матери. Я незаконнорожденный ребенок отца. Родилась от обслуживающего персонала, которая...воспользовалась его психическим состоянием, когда мать была больна.

Кай сжал мой бок рукой, но было неясно, было ли это рефлекторно или он сделал это для утешения.

– Как ты…Как давно ты знаешь?

– С тех пор, как мне исполнилось десять... – я заставила себя встретиться с его взглядом. – Я солгала на днях, когда сказала, что Карим просто однажды повернулся ко мне спиной. Это не было случайным.

Дискомфорт от воспоминания истории, которую я никогда не озвучивала, скрутил мои конечности, но я попыталась игнорировать это чувство.

– Отец написал мне письмо перед смертью, в котором рассказал о моей настоящей матери. Он планировал подарить его мне, когда мне исполнится восемнадцать. Но Карим нашел его раньше...

Я запомнила каждое слово в письме. Я много раз перечитывала его. Снова, и снова, и снова, пока правда о моей незаконнорожденности не врезалась в мои кости. Подделка. Фальшивка. Ложь, которую я знала двенадцать лет и о которой никто никогда не должен был узнать. Поэтому я сожгла письмо. Но я повторяла слова про себя каждые несколько ночей, так что я никогда не забывала правду.

– И без отца, который мог бы объясниться, Карим выместил свой гнев на матери. И на мне.

– Ты была ребенком, – сказал Кай.

– Была. Но я была достаточно взрослой, чтобы понять, что отец совершил ошибку и что мне никогда не суждено было родиться.

– Это неправда, – Кай провёл тяжелой рукой вверх по моей спине, прижимая меня ближе к своему теплу, но я не сдвинулась с места. – Ты же знаешь, что это неправда.

Теперь, когда я стала старше, я знала, что это было не совсем правдой. Но я знала, что было гораздо больше дней, когда эта мысль была единственно возможной правдой. Особенно когда мамы уже не было в живых.

– Я прочитала письмо, – продолжила я. – Но только когда мама попала в больницу после экспедиции в Дейл, она, наконец, рассказала мне свою версию случившегося. Что у неё был выкидыш примерно за год или около того до моего рождения. Как после этого она заболела, и отец отвез её и Карима в замок Глоссхм, чтобы отдохнуть от политики в стллице. Как отец ездил туда–сюда, чтобы поддерживать работу правительства.

– В какой–то момент они наняли новый дворцовый персонал. В том числе маму Катию с четырехлетним Шехрияром...И мою биологическую мать Линду. Линда увидела возможность, – сказала я без всяких эмоций, повторяя слова, которые были сказаны мне. – Мама была больна. Отец был напряжен и переживал, а Линда предложила ему утешение. Сначала он отверг её, но, видимо, она была настойчива, и он...сдался. Мама сказала, что отец пришел к ней на следующее утро и рыдал у её ног, рассказывая о том, что натворил. Она, конечно, была в ярости – какая женщина не была бы в ярости? Но они не могли уволить Линду из–за того, что она могла обвинить отца в домогательстве, поэтому они отправили её в другой дворец. И через два месяца она вернулась.

– Она была беременна, – прохрипела я после паузы. – И она хотела компенсации.

– Деньги, – прохрипел Кай, в его голосе сквозила горечь. Я кивнула.

– Деньги в обмен на то, что она не обратится к СМИ. Миллион раалов, и она сказала, что была бы счастлива...избавиться от меня и тихо исчезнуть.

Там, где когда–то были мои внутренности, теперь был миллион извивающихся угрей, создавая накатывающие волны тошнотворного ощущения. Глубокие вдохи не помогали. От этого становилось только хуже.

Было ужасно сознавать, что я была зачата в результате измены, даже если Линда воспользовалась тем, что отец был в плохом состоянии. Я не была наивной, думая, что отец не знал, что он изменяет своей больной жене. Возможно, его суждения были искажены из–за плохого психического состояния, но какой мужчина нашел бы утешение с другой женщиной, в то время как его больная жена страдала? Даже если бы он сразу признался. Но хуже всего было знать, что моя биологическая мать была достаточно эгоистичной и бесчувственной, чтобы без колебаний назначить цену за мою жизнь. По иронии судьбы, именно женщине, которой он изменил, я была обязана своей жизнью. Буквально.

– Мама отказалась. Она не хотела, чтобы Линда избавлялась от меня. Она хотела, чтобы Линда родила меня, чтобы они с отцом могли признать меня своей.