Одним из центрально значимых ограничений для феноменальных репрезентаций является их активация в виртуальном окне присутствия (см. раздел 3.2.2). Тот факт, что кратковременная память функционирует гораздо лучше и надежнее во время люцидных сновидений, может указывать на то, что это окно присутствия расширяется и стабилизируется во время люцидных эпизодов. В целом, люцидные сны - хотя и более короткие - являются гораздо менее "мимолетными" переживаниями, чем обычные сны, и их субъективно переживаемая степень "реальности", то есть степень, в которой их содержание представлено как реально существующий мир, гораздо выше. Однако эта проблема подводит к гораздо более важному вопросу, а именно к вопросу о роли Я-модели в переходе от обычных сновидений к ясности.

Я утверждаю, что ключ к пониманию феномена люцидности лежит в анализе дополнительного типа информации, которая становится глобально доступной во время люцидных сновидений благодаря изменению содержания Я-модели. То, что внезапно становится доступным при переходе в люцидный эпизод, - это контекстная информация системного типа: Люцидность - это то, что в немецком языке называется Zustandsklarheit ("ясность состояния"), глобально доступное знание об общей категории репрезентативного состояния, которое система реализует в данный момент. На функциональном уровне описания наиболее важной чертой, безусловно, является повторное появление автобиографической памяти, доступность автобиографической памяти относительно более ранних эпизодов бодрствующего сознания и люцидных сновидений, включая их различие. По мере того как автобиографическая память становится когнитивно доступной, содержание сознательной модели себя кардинально меняется, поскольку теперь система может осознать характер своего общего состояния и тот факт, что все это произошло, интегрируя мысли типа "Боже мой, я сплю!" в свою внутреннюю саморепрезентацию. Когнитивная самореференция ведет к агентности и восстановлению исполнительного контроля. Поэтому вполне правдоподобно предположить, что ясность коррелирует со степенью функционального проникновения префронтальной коры в субстрат ПСМ. Фактически, на уровне необходимого нейронного коррелята у людей, Хобсон предположил, что для возникновения ясности "обычно деактивированная дорсолатеральная префронтальная кора (DLPFC) должна быть реактивирована, но не настолько сильно, чтобы подавить поступающие к ней понтолимбические сигналы" (Hobson et al. 2000, p. 837).26 Интересно отметить, что переход из обычного сна в люцидное состояние на репрезентативном уровне анализа может быть охарактеризован как внезапное появление системной контекстной информации, информации о конкретном психологическом контексте, о конкретном способе нахождения в данный момент - а именно, в исключительно внутреннем поведенческом пространстве, в рамках модели реальности, которая впервые переживается как модель.

Как могут подтвердить все люцидные сновидцы, феноменологический профиль, связанный с внезапным процессом "прихода в себя", сильно напоминает внезапное повторное появление воспоминаний, содержащих давно забытую, но очень важную информацию. Это может служить весомым показателем значимости функций памяти в возникновении ясности. В обычном сне контроль над действиями, внимание высокого уровня и когнитивный доступ к автобиографическим воспоминаниям часто полностью отсутствуют. В концептуально ясном смысле, включающем степени удовлетворения ограничений, обычные сны гораздо менее осознанны, чем люцидные, поскольку они состоят только из глобальной модели реальности, представленной в окне присутствия, а свойство перспективности выражено в гораздо меньшей степени. ПМИР отсутствует или нестабилен. Не удовлетворяя ограничению перспективности, непроясненные сны не являются истинно субъективными состояниями. Они являются лишь слабыми феноменами первого лица. Информационно-процессорные системы сновидений оказываются в странном и проблематичном общем состоянии. Они внезапно сталкиваются с внутренним источником сигнала (см. раздел 4.2.5), при этом страдая от почти полной блокады входа и паралича своих эффекторов. Поскольку их эффекторы парализованы, они не могут устранить блокаду входа путем установления реафферентных сигналов, то есть путем пробуждения себя. Как обычно, система попытается собрать все активное содержимое в целостную модель реальности. Однако если нормальные функции обучения и памяти недоступны, возникают причудливые психические эпизоды, которые часто невозможно вспомнить. Если физические граничные условия меняются и система внезапно получает дополнительные вычислительные ресурсы, то теперь можно использовать больше внутренней информации для интерпретации происходящей цепи событий, создавая соответствующую самомодель.

Обычное сновидение явно характеризуется метакогнитивным дефицитом, в том смысле, что информация об общем состоянии не является глобально доступной для познания (см. также Kahan и LaBerge 1994). Ментальная ясность относительно природы текущего феноменального состояния требует дополнительной репрезентации внутренней истории системы, требует способности распознать глобальное репрезентативное состояние как принадлежащее к определенному классу состояний, как репрезентативное, а также как дезинпрезентативное состояние в свете более ранних глобальных репрезентативных состояний, пережитых системой. Глобальная симуляция впервые переживается как симуляция. Именно к такому метакогнитивному достижению приводит создание стабильной Я-модели. Стабильная Я-модель делает автобиографическую информацию глобально доступной для когнитивной самореференции. Именно автобиографическая, а следовательно, когнитивная, аттенционная и волевая Я-модель значительно обогащается при переходе от обычного к люцидному сну.

Это также позволяет семантическое обогащение. Таким образом, мы можем определить понятие "ясность" как наличие информации, касающейся общей репрезентативной природы текущей модели реальности, представленной в активной, осознаваемой в данный момент Я-модели. Говоря о сновидениях, важно отметить, что это интересное феноменальное свойство реализуется во множестве оттенков и степеней функциональной эффективности. Можно легко выделить более слабые формы или определения люцидности. Например, на "предпросветной" стадии ваше внимание уже может быть привлечено определенными несоответствиями в сновидении, и соответствующая контекстная информация может быть аттенционально доступна, но вы еще не можете интеллектуально осознать ее, не говоря уже о способности летать или проходить сквозь стены. Это может быть ситуация, в которой по счастливому совпадению мотив сновидения появляется в сновидении ([Сейчас я* сижу в кинотеатре уже более получаса, ожидая начала фильма о времени сновидений австралийских аборигенов! Что-то не так с этим местом, каким-то образом эта ситуация несет в себе символический смысл - и в то же время что-то в этом кинотеатре странно нереально. На самом деле, вся эта ситуация напоминает сон...]). Когнитивная доступность в плане эксплицитного самоописания свойства ясности во сне ([Wow-I have just become lucid again!]) не означает, что вы не остаетесь пассивным наблюдателем, а не полноценным агентом, осуществляющим волевой контроль (S. LaBerge 1985). Таким образом, можно описать множество более слабых и более тонких версий ясности, чтобы точнее соответствовать конкретным нейрофеноменологическим областям. Однако понятие "ясность" теперь может быть интересно обобщено и на другие классы глобальных феноменальных состояний: Класс глобальных феноменальных моделей реальности является ясным тогда и только тогда, когда тот факт, что это модель и что она принадлежит к этому классу, когнитивно и аттенционально доступен системе, порождающей ее, будучи представленным в ее сознательной Я-модели.

Может ли существовать класс феноменальных состояний, правильно названных "люцидным бодрствованием"? Очевидно, что если текущая теория указывает в правильном направлении и вы верите в то, что эта теория верна, то тот факт, что вы являетесь системой, которая никогда не находится в прямом и непосредственном контакте с реальностью, но всегда действует в рамках глобальной, виртуальной модели реальности, будет когнитивно доступен вам через вашу ПСМ. Также тривиально верно, что, например, психиатрические пациенты, требующие антигаллюциногенных препаратов, или рекреационные наркоманы в неклинических условиях имплицитно знают об этом факте и используют его, пытаясь контролировать или влиять определенным образом на содержание своей сознательной модели реальности. Она мысленно представлена таким образом, что становится доступной для познания и быстрого и гибкого управления действиями. Но как насчет субсимволической метарепрезентации, как насчет доступности этого специфического вида психологической контекстной информации на уровне аттенциональной обработки во время бодрствования? Вполне возможны переходы от обычных состояний бодрствования к глобально непрозрачным моделям реальности, например, при психиатрических состояниях, таких как дереализация, или при определенных мистических переживаниях. Но в целом прозрачность сознательной модели реальности в состоянии бодрствования - гораздо более стабильное, непроницаемое для внимания явление: полноценной ясности, не как интеллектуального достижения, а как всепроникающего эмпирического феномена, гораздо легче достичь в состоянии сна, чем в состоянии бодрствования. Этому могут быть очевидные эволюционные причины, и модель реальности в состоянии бодрствования в значительной степени определяется и ограничивается внешним воздействием. В отличие от сна, в котором мы можем "проснуться" в люцидном эпизоде, в нашей автобиографической памяти обычно не существует другого типа глобальной феноменальной модели реальности, в которой мы были "более бодрствующими", более последовательными и более проницательными в отношении фактической природы общего процесса, которая могла бы функционировать как референтная основа, с которой можно было бы сравнивать состояние бодрствования (см. наш вводный доклад и сноску 21). Как только автобиографическая память активируется во время сновидения, эта дополнительная феноменальная система отсчета существует; она формируется из сознательных воспоминаний о более богатой и связной жизни в состоянии бодрствования. Для бодрствующей жизни, однако, и для обычных индивидов не существует такой второй феноменальной системы отсчета, которая могла бы позволить "проснуться" в состоянии бодрствования, сделав доступными для интроспективного внимания не только свойства содержания, но и транспортные свойства порождающего его процесса, тем самым глобализируя непрозрачность.