Отчасти озеленение планеты объясняется увеличением содержания углекислого газа в атмосфере и потеплением планеты. Ученые обнаружили, что растения растут быстрее в результате повышения концентрации углекислого газа. С 1981 по 2016 год растения улавливали в четыре раза больше углерода благодаря ускоренному росту, чем биомасса, покрывающая большую поверхность Земли.
Существует мало доказательств того, что леса по всему миру уже достигли оптимальной температуры и уровня содержания углерода. Ученые считают, что более высокий уровень углекислого газа в атмосфере, доступный для фотосинтеза, скорее всего, компенсирует снижение продуктивности фотосинтеза в результате повышения температуры. Крупное исследование пятидесяти пяти лесов умеренной зоны показало более высокий рост, чем ожидалось, из-за более высоких температур, приводящих к более длительному вегетационному периоду, более высокого уровня углекислого газа и других факторов. А более быстрый рост означает, что накопление углекислого газа в атмосфере будет происходить медленнее.
Все это не означает, что рост выбросов углекислого газа и изменение климата не несут никаких рисков. Они есть. Но мы должны понимать, что не все их последствия будут плохими для окружающей среды и человеческих обществ.
Все это также не означает, что мы не должны беспокоиться о потере первичных старовозрастных лесов в Амазонии и других регионах мира. Должны. Старовозрастные леса представляют собой уникальную среду обитания для различных видов. Хотя общая площадь лесного покрова в Швеции за последнее столетие удвоилась, многие из новых лесов были созданы в виде монокультурных древесных ферм. Но если мы хотим защитить оставшиеся в мире старовозрастные леса, нам необходимо отказаться от экологического колониализма и поддержать страны в их стремлении к развитию.
Романтика и реальность
Я чувствительна к бесчувственному поведению защитников окружающей среды из развитых стран, потому что жила с мелкими фермерами, на которых Бюндхен смотрела свысока, и жизнь их была чрезвычайно трудной.
Я вырос в комфортных условиях среднего класса и не был готов к крайней нищете, с которой столкнулся, отправившись подростком в Никарагуа. Вместо горячего душа и туалета со смывом я, как и все остальные, выливал на голову миски с холодной водой, дрожал и пользовался туалетами. Несколько раз я заболел, вероятно, из-за зараженной воды.
В стране уже девятый год шла гражданская война, и люди все больше отчаивались. Однажды вечером моя учительница испанского языка пригласила своих учеников на ужин. Она жила в хижине, которую можно назвать лачугой, примерно тридцать на десять футов. Я помогал готовить спагетти. Мы пили пиво и курили сигареты. Я бестактно спросил ее, сколько будет стоить купить такой дом, как у нее. В ответ она предложила продать его мне за 100 долларов. Я вернулся домой с кишечными паразитами и горячим желанием помочь улучшить жизнь там.
Жизнь в Амазонии во многих отношениях была гораздо труднее, чем в Центральной Америке, потому что населенные пункты гораздо более удалены. В Бразилии я жил в общинах, которые занимались подсечно-огневым земледелием. Оно начинается с вырубки деревьев в лесу, высушивания древесины и биомассы, а затем их сжигания. Пепел удобряет поля. Затем высаживаются культуры, приносящие очень маленький урожай.
Люди, с которыми я работал, были слишком бедны, чтобы иметь много скота, хотя это была следующая ступенька экономической лестницы. Рубить и жечь было жестокой работой. При этом мужчины пили большое количество рома. Более прохладные и приятные дни мы проводили за рыбалкой на реке.
В Амазонии и полуамазонских северо-западных и центральных районах Бразилии так же жарко, как в Конго, - среднегодовая температура составляет около 90 градусов по Фаренгейту. Высокая температура снижает производительность труда, что объясняет, почему страны с тропическим климатом менее развиты, чем страны с умеренным климатом. Там просто слишком жарко, чтобы работать большую часть дня.
В Бразилии, как и в Никарагуа, мой энтузиазм по отношению к социалистическим кооперативам зачастую был выше, чем у мелких фермеров, которые должны были от них выиграть. Большинство мелких фермеров, с которыми я беседовал, хотели обрабатывать свой собственный участок земли. Они могли быть большими друзьями своих соседей и даже состоять с ними в родстве или браке, но они не хотели вести хозяйство вместе с ними. Они не хотели, чтобы ими воспользовался кто-то, кто работает не так усердно, как они, говорили они мне.
Я на пальцах одной руки могу пересчитать количество молодых людей, которые говорили мне, что хотели бы остаться на семейной ферме и работать на земле своих родителей. Подавляющее большинство молодых людей хотели уехать в город, получить образование и работу. Они хотели лучшей жизни, чем та, которую могло обеспечить низкодоходное крестьянское хозяйство. Они хотели жизни, похожей на мою. И я, конечно, знал, что не хочу быть мелким фермером. Почему я вообще думал, что кто-то еще хочет этого? Реальность, в которой я жил, вблизи и лично, не позволяла мне придерживаться моих романтических взглядов.
В августе 2019 года меня раздражало то, что СМИ изображали горящие тропические леса как результат действий жадных корпораций, ненавидящих природу фермеров и коррумпированных политиков. Вот уже четверть века я понимаю, что растущая вырубка лесов и пожары - это в первую очередь результат реакции политиков на экономические требования населения, а не отсутствие заботы об окружающей среде.
Причиной возобновления вырубки лесов в Бразилии с 2013 года стал сильный экономический спад и снижение уровня правоприменения. Избрание Болсонару в 2018 году стало не только причиной роста вырубки лесов, но и следствием повышения спроса на землю. Из 210 миллионов жителей Бразилии 55 миллионов живут в бедности. В 2016-2017 годах еще 2 миллиона бразильцев оказались в нищете.
И мнение о том, что Амазонию населяют в основном коренные жители, пострадавшие от некоренных, ошибочно. Всего один миллион из тридцати миллионов бразильцев, живущих в Амазонии, являются коренными жителями, и некоторые племена контролируют очень большие резервации.= Существует 690 резерваций коренных народов, занимающих поразительные 13 процентов территории Бразилии, и почти все они находятся в Амазонии. Всего девятнадцать тысяч индейцев племени яномами фактически владеют территорией, по площади немного превышающей территорию Венгрии.= Некоторые из них занимаются лесозаготовками.=
Тот, кто хочет понять, зачем Бразилия вырубает свои тропические леса для производства сои и мяса на экспорт, должен начать с того, что она пытается вывести последнюю четверть своего населения из нищеты, сравнимой с нищетой Бернадетты в Конго, о которой экологи Европы и Северной Америки не знают или, что еще хуже, не заботятся.
Огонь и еда
Где-то между 900 и 950 годами нашей эры охотники-собиратели маори прибыли на лодках на территорию, известную сегодня как Новая Зеландия, вероятно, с других тихоокеанских островов, расположенных к северо-востоку. К своему восторгу, они обнаружили, что на острове обитают моа - страусоподобные птицы, достигающие в высоту поразительных шестнадцати футов. Моа не умели летать. Не было у них и других средств защиты от маори.
Чтобы поймать их, маори разводили лесные пожары, которые отгоняли моа на опушку леса, где их было легче убить. Маори настолько сильно зависели от моа в плане еды, а также инструментов и украшений, что называли их "основным источником". В сухие и ветреные сезоны пожары выжигали огромные ландшафты, сильно изменяли природную среду и уничтожали места обитания других видов.
В Новой Зеландии хвойные леса быстро сгорали в жаркие и сухие летние месяцы и не успевали восстанавливаться; на их месте росли осинник, папоротник и кустарник. Но это не положило конец практике маори разжигать лесные пожары. "Мы видели либо дым днем, либо костры ночью, - писал капитан Кук, - во всех его частях".
За триста лет половина Новой Зеландии была обезлесена, моа стояли на грани исчезновения, а маори столкнулись с быстрыми экологическими и социальными изменениями. К моменту прибытия Кука в 1770-х годах маори полностью истребили моа и были вынуждены заняться подсечно-огневым земледелием.
То, что произошло в Новой Зеландии, было типично для того, что происходило по всему миру десять тысяч лет назад. Несколько миллионов человек по всему миру ежегодно убивали миллионы крупных млекопитающих, что приводило к вымиранию видов.
То, что мы сегодня воспринимаем как приятный природный ландшафт - травянистый луг, окруженный лесом, с протекающей через него рекой, - зачастую является ландшафтом, созданным людьми для охоты на дичь в поисках питьевой воды. Использование огня для создания луга, на котором можно убивать животных, - одно из самых частых упоминаний об использовании огня охотниками-собирателями по всему миру. Луга восточных лесов Северной Америки исчезли бы, если бы их не выжигали ежегодно индейцы на протяжении пяти тысяч лет. А в Амазонии охотники-собиратели выжигали леса и выводили новые виды.
Охота с подманиванием дичи более энергозатратна, чем ее преследование. Со временем отлов диких животных в закрытых помещениях превратился в одомашнивание животных для домашнего хозяйства.
Огонь сделал сообщества более защищенными от человеческих и нечеловеческих хищников, позволил им распространиться по всему миру и потребовал новых форм поведения, связанных с питанием, организацией общества и деторождением. Охота с огнем стала важнейшей вехой в создании того, что мы считаем национальными государствами и рынками, благодаря разграничению контроля со стороны отдельных людей и групп, конкурирующих за пищу. Действительно, в разных зонах огонь использовался по-разному: для обеспечения безопасности, сельского хозяйства и охоты.