Она продолжила: "Джо, я люблю тебя. Я разделяю многие твои взгляды. Но мне нужно, чтобы вы понравились друг другу и работали вместе". Я готовила. Теперь вы говорите. Мне нужно, чтобы вы зарыли топор войны".

Клейн знал, что на этом вечере придется побороть гордость. Он даже ничего не сказал о свинине, которая была не совсем подходящим блюдом для единственного человека в Белом доме, который был введен в Зал славы евреев Индианы.

Несмотря на злость, которую он испытывал к Манчину, Клейн знал, что ему нужно сделать ради президентства Байдена.

"Мне очень жаль. Это была моя ошибка", - сказал он Манчину. "Стране нужно, чтобы мы сделали это".

Раймондо восхищался тем, как Клейн сублимировал свое эго. Теперь настала очередь Манчина. Она взглянула на него.

"Я принимаю ваши извинения", - сказал он. "Давайте двигаться вперед".

Но Манчин не удержался и добавил: "Вы никогда не согласитесь на то, что я хочу". Он сказал, что Белый дом собирается отвергнуть его предложения по энергетике.

На что Клейн мог ответить только: "Попробуйте".

-

Чаку Шумеру предстояло провести ремонтные работы. Манчин любил говорить: "Мы спорим как братья". Но спорный телефонный разговор в канун Нового года, в котором они обменялись обвинениями в крахе проекта Build Back Better, больше походил на братоубийство. Месяцами скрываемое разочарование Шумера в Манчине вырвалось наружу в виде ругательств. В тот момент крик был катарсическим. Но их отношения были разрушены. Теперь Шумеру нужно было принести собственные извинения и найти дальнейший путь. Он не был бы лидером большинства, если бы не находился в хороших отношениях со своим пятидесятым голосом.

15 февраля Шумер пригласил Манчина на ужин в итальянский ресторан на Капитолийском холме, который его сотрудники окрестили "Паста-саммит". Одним из выигрышных качеств Манчина была его открытость. Он всегда соглашался на встречу. А Шумера он принимал так, словно воссоединялся с другом, которого не видел целую вечность.

Манчин был экспертом по сохранению своих возможностей. Он не был уверен, что ему нужна сделка, но он хотел сохранить перспективы сделки. На этот раз он сам определит условия. Если они хотели, чтобы он проголосовал за законопроект, это должен был быть его законопроект. Это не будет подогретая версия "Построить лучше". Это был разросшийся беспорядок, бессвязная, плохо продуманная политика, которую он не хотел возрождать. Чтобы чего-то добиться, им придется начать с нуля.

Когда Манчин рассказал об этом, Шумеру ничего не оставалось, как согласиться. В плане Манчина был оттенок возмездия. Он хотел заставить прогрессистов принять энергетические положения, которые, как он знал, им не понравятся. Хотя Мэнчин и стремился к экологически чистой энергии, он не мог согласиться с законодательством, которое наказывало бы индустрию ископаемого топлива.

"Мы можем это выяснить", - сказал ему Шумер.

Было еще одно условие: Манчин не хотел иметь дело с Белым домом. Он хотел вести переговоры с Шумером, и только с Шумером.

"Я могу работать с вами", - сказал Манчин.

Они договорились, что их главные помощники встретятся наедине, чтобы подготовить законопроект ко Дню поминовения. Без нависающего над ними президента они смогут поговорить в более спокойной обстановке. Манчин дал понять, что ничего не обещает. Он хочет следить за инфляцией, которая может сорвать сделку, если будет продолжать расти галопом. Но он сказал, что готов бороться за свое "да".

-

После того как Манчин покинул ужин, он позвонил Стиву Ричетти и рассказал ему обо всем. У них были забавные отношения. Иногда казалось, что Манчин забыл, что Ричетти работает в Белом доме, и относился к нему скорее как к приятелю-рыболову.

Ричетти понимал, что Манчин находится в шатком положении. Он может либо прийти на помощь Байдену, либо нанести непоправимый вред Белому дому.

Хотя Манчин, казалось, вернулся за стол переговоров, он также размышлял вслух о том, что уже составил в голове прощальное письмо, официальное заявление об уходе из демократов, своей родовой партии.

После всех нападок на него он просто перестал чувствовать себя частью команды. Члены Сената, одетые в такие же синие майки, осуждали его как коррумпированный инструмент угольной промышленности. Они ставили под сомнение его честность, а это было неправильно.

Затем, пожалев себя, он начинал самовосхваляться. Каждый раз, когда демократы нападали на него, его показатели в Западной Вирджинии росли. Когда он уезжал на выходные в Палм-Бич, величайшие предприниматели Америки приветствовали его как настоящего героя. Некоторые шептали ему на , что ему стоит подумать о том, чтобы самому баллотироваться в президенты, и даже поддерживали его.

Почему бы ему не стать независимым?

Когда он начинал рассказывать об этих грандиозных планах, Ричетти пытался мягко перенаправить его. "Вы не хотите быть таким человеком".

Он сказал Манчину, что тот получил плохой совет. Сенат не будет вечно разделен поровну. Наступит момент, когда он перестанет быть самым востребованным человеком в Вашингтоне. Можно было даже назвать дату в календаре, когда его значимость исчезнет. В День труда начнется предвыборный сезон, и Сенат перейдет от законотворчества к агитации. После выборов Манчин вряд ли станет решающим сенатором. А значит, у него было всего несколько месяцев, чтобы сделать свой ход, вписать свое имя в книги по истории .