В этой поистине уникальной новой форме управления элитой бессильные осуждаются как угнетатели, а сильные - часто выпускники самых элитных академий мира - в свою очередь превозносят себя как жертвы. По сути, мы являемся свидетелями древней битвы, которую ведут новым оружием, сталкивая друг с другом две основные партии каждого политического режима с утверждениями, что другая партия практикует неприемлемые формы элитизма, и каждая сторона претендует на мантию угнетения со стороны тех, кто имеет привилегии. Такая форма политики на самом деле маскирует извечное противостояние между массой и элитой, в котором элита, как правило, имеет преимущества в виде власти и богатства, но либо призвана кем-то из своего числа, либо вынуждена действовать, по крайней мере частично, против своих собственных классовых интересов от имени низших классов. Сегодня элита, вместо этого, скрывает свой статус - даже, и особенно, для себя - через усилия по искоренению привилегий, особенно в элитных институтах, участвуя в огромных усилиях по самообману относительно природы своего собственного положения.
Современные элитные студенческие городки являются очагами активизма против неравенства, особенно неравенства, которое воспринимается как проявление по отношению к представителям различных неблагополучных идентичностей, таких как раса, пол, трансгендерность, инвалидность и сексуальная ориентация. Бесчисленные инциденты произошли в ряде наших самых известных кампусов со студентами, преподавателями, сотрудниками и администраторами, протестующими против ораторов или случаев предполагаемой предвзятости и фанатизма, от Калифорнийского университета в Беркли до Йельского университета и Рид-колледжа, но лишь немногие инциденты были столь примечательны, как протесты, встретившие социолога Чарльза Мюррея в Миддлбери-колледже в марте 2017 года. Не успев произнести ни слова, Мюррей был встречен двадцатиминутными непрерывными обличительными криками десятков и, возможно, сотен студентов в аудитории, в результате чего было принято решение покинуть зал, чтобы пройти в студию, где могла состояться дискуссия между Мюрреем и политологом из Миддлбери Элисон Стенджер. Студенты били в стены и окна студии, пока они пытались обсудить идеи Мюррея, а когда они вышли из студии, на них набросилась большая толпа, которая отталкивала и хватала Мюррея и Стенгер, в результате чего Стенгер получила травму шеи и сотрясение мозга.
Еще более примечательно то, что Мюррей был приглашен некоторыми студентами Миддлбери для обсуждения его книги Coming Apart, представляющей собой исследование различных социологических показателей белых американцев в период с 1960 по 2010 год. Книга Мюррея фокусируется на двух основных явлениях. Во-первых, он указал на то, как произошло решительное разделение американцев на отдельные географические анклавы в соответствии с богатством и классом, географическое разделение, которое сегодня тесно связано с уровнем образования. Во-вторых, он описал другой вид разделения, когда менее богатые и образованные американцы демонстрируют поразительные свидетельства того, что они страдают от множества социальных и экономических недостатков, в частности, от более высокого уровня разводов, незамужества, рождения детей вне брака, преступности, наркомании, безработицы и неполной занятости, банкротства, дезинтеграции социальных сетей, снижения религиозности и морального формирования.
Студенты, которые помешали Мюррею выступить, в основном приехали и поселятся в местах, которые Мюррей называет "пузырями HPY (Гарвард, Принстон и Йель)", избранных городских или окологородских местах с замечательной идеологической, классовой и социальной однородностью. Колледж Миддлбери относится к числу наиболее избирательных учебных заведений в Америке - в 2017 году, когда его посетил Мюррей, было принято только 17 процентов абитуриентов, поступивших на сайт . Стоимость обучения, проживания и питания в 2017 году превысила $64 000, и хотя Миддлбери рекламирует свои щедрые пакеты финансовой помощи, как и большинство элитных школ, его основную клиентуру составляют сравнительно богатые семьи. Согласно одному исследованию, проведенному в тот же год, когда состоялся катастрофический визит Мюррея, средний семейный достаток студентов колледжа Миддлбери был шестым по величине среди почти 2400 колледжей и университетов страны и составлял 244 300 долларов США, а выходцы из бедных семей составляли 1,3 процента студентов Миддлбери. Признавая крайние уровни привилегий в таком сообществе, казалось бы, очевидно, что студентам, столь яро выступающим за равенство, было бы интересно послушать лекцию автора, который бы исследовал доказательства, основания и последствия экономических и классовых различий в современной Америке. Вместо этого они разгромили человека, который собирался поговорить с ними именно на эту тему - и разгромили его во имя равенства.
Конечно, протест вызвала не сама тема лекции Мюррея; вместо этого протесты были организованы против того, что многие сочли расистскими утверждениями из его книги 1994 года "The Bell Curve". Для многих их яростные протесты были основаны на информации из вторых рук о более ранних аргументах Мюррея: по словам профессора Элисон Стенгер, некоторые из ее коллег по факультету «публично признались, что они не читали ничего из того, что написал Чарльз Мюррей, но все равно знают все, что им нужно знать, из того, что о нем говорит сайт Южного центра по борьбе с нищетой (SPLC)». Вместо того, чтобы оспорить или потребовать разъяснений от Мюррея, его лекция была закрыта как публичный акт, демонстрирующий противостояние неравенству, в основном основанному на слухах или подслушанных обвинениях во вменяемом расизме. Тем не менее, то, что студенты одного из ведущих университетов так бурно протестовали, не давая даже слова сказать докладчику, который много писал о классовом неравенстве, часто основанном на наследственных семейных преимуществах, свидетельствует о бесстрастном стремлении к равенству, которое, похоже, служит цели отвлечь внимание от их собственных классовых преимуществ и наследственного положения.
Правящий класс сегодня, вероятно, так же не замечает своей сомнительной легитимности, как и правящий класс времен старого режима, и в основном довольствуется ссылками на свои обязательства в отношении разнообразия и инклюзивности как свидетельство своей просвещенности и заботы о равенстве и справедливости. Я не хочу, чтобы меня поняли неправильно и отрицали оправданную и необходимую приверженность расовому равенству и уважению к людям, которые исторически были маргинализированы и исключены. Однако институты, наиболее ответственные за отбор социальных и экономических победителей от проигравших, в значительной степени не подвергают сомнению свою собственную роль в увековечивании структурного неравенства и даже в развитии более широкой социальной экологии, в которой те, кто не принадлежит к правящему классу, страдают от целого ряда социальных и экономических патологий, которые все чаще становятся определяющей чертой американского низшего класса, независимо от расы. Такая постановка вопроса, конечно, должна включать в себя жесткие вопросы о программе, лежащей в основе обязательств по "разнообразию, равенству и инклюзии" - усилий, которые предпринимаются в каждом университетском городке. И, тем не менее, именно этот набор убеждений сегодня является единственным, который не подвластен предполагаемому "критическому мышлению", которое, как утверждают такие учебные заведения, они продвигают.
Современные обязательства равенства, которые особенно сосредоточены на включении исторически маргинализированных групп, и которые в целом исключают классовые соображения, допускают чрезвычайное отсутствие любопытства в отношении соучастия элит в системе, которая все больше напоминает старую аристократию в увековечивании классовой дифференциации поколений. Забота элиты о "разнообразии и инклюзивности" распространяется на членов групп, которые исторически были маргинализированы или исключены из американской элиты из-за "аскриптивных" характеристик - расы, пола, инвалидности, сексуальной ориентации, или того, что сегодня обычно понимается под термином "идентичность". Это характеристики, заложенные в человеческом теле, понимаемые как биологические факты, которые не должны иметь значения при рассмотрении статуса или положения человека в современном либеральном обществе. Как "описательные" формы идентичности, эти характеристики понимаются как неизбираемые, а любые исторические или текущие препятствия являются результатом предрассудков в форме расизма, сексизма, гомофобии, трансфобии и так далее. "Многообразие" и "инклюзия" - это, с одной стороны, обязательства по равенству, но такие, которые четко вписываются в меритократическую структуру, оставляя на месте просеивающие структуры нового аристократического порядка и позволяя им оставаться в значительной степени бесспорными. Растущее институциональное принятие однородной и единообразной политики "разнообразия, равенства и инклюзивности" тесно связано со все более заметной ролью, которую играют элитные колледжи и университеты в этом процессе отбора, и слишком поразительно совпадает с усиливающимся разрывом между имущими и неимущими, в определении и увековечивании которого наши элитные учебные заведения играют столь заметную роль.