Осознав протокоролевский посыл, Амстердам заимствовал новую архитектуру, даже если существовали более подходящие архитектурные модели, такие как республиканская суровость Рима или элементарное демократическое величие Афин. Вместо этого Амстердам ниспроверг барокко, язык Контрреформации, как это сделал Палладио в Венеции, в декоративной схеме, основанной на усвоенном Рубенсом генуэзском классицизме. Резные рельефы и статуи были выполнены антверпенскими мастерами. Несмотря на преобладание классической иконографии, новое здание содержало библейские отсылки, подчеркивающие непригодность клириков к светской власти. Морская тематика, переданная в дорогостоящем импортном камне, произведениях искусства и статуях, свидетельствовала о нынешнем процветании и будущих богатствах, а на инкрустированном мраморном полу первого этажа Burgerzaal были изображены две карты полушарий, показывающие масштабы амстердамской торговли, включая недавно открытую Абелем Тасманом Новую Голландию. Это пространство предлагало посетителям задуматься об Амстердаме - мировой державе, ведущей глобальную торговлю, а членам совета напоминало об их обязанностях. Только собор Святого Петра, Эскориал и Палаццо Дукале в Венеции могли соперничать с ним по масштабу и великолепию,.

На стенах Нептун успокаивал волны, а "Падение Фаэтона" служило мощным предупреждением об опасности тщеславных амбиций, направленных на Оранский дом. Это изображение было воспроизведено на медали, посвященной смерти стадхолдера Виллема II в 1650 году. Солдаты были изображены демобилизованными, а на их месте царил мир. Однако отцы города, понимая, что их видение морской мощи будет оспорено, сделали петлю на первом этаже для 12 000 мушкетов, хранившихся в специально построенном оружейном складе.

Язык и символы морской мощи были общими. Колокольня, построенная по мотивам афинского Храма ветров, имела флюгер Cog, сохранившийся от старой ратуши. Новое сооружение, прославляющее торговлю, было построено из импортного немецкого камня и итальянского мрамора на фундаменте из норвежских деревянных свай для стабилизации илистого грунта. На медали, отчеканенной в честь открытия здания в 1655 г., был изображен арго Ясона, вносящий Золотое руно в гавань Амстердама, что ниспровергает важнейшую эмблему габсбургского империализма. Тщательно выверенный реализм древнего корабля подчеркивал возрождение Афин на Амстеле, а латинский девиз - "С какой великой выгодой мы открываем море" - обнажал сердце и душу города и стремление к управлению морским государством. Это было "единое высказывание самого сложного рода, выходящее в пространстве за пределы здания и кумулятивное по своему воздействию... достойное ее статуса и достоинств ее правительства, которое могло бы заявить о ее величии в городе и перед восхищенным миром". Контраст с современным французским прочтением римской истории, приведшим к Всеобщей монархии, был глубоким и показательным. Столетие спустя британцы пошли еще дальше: они не только создали светский храм морской силы в Сомерсет-Хаусе, в самом центре имперского Лондона, но и разместили в этом здании администрацию военно-морского флота.

В иконографии Ратуши доминирует западный фронтон, где женское изображение Амстердама принимает торговлю и почести всего мира, окруженное изображениями моря, торговли, мирового судоходства и богатства, под гербом города. На них изображена императорская корона, пожалованная императором Максимилианом, благодаря чему Амстердам стал "городом империи". Четыре континента отдали дань уважения императорскому Амстердаму в здании, прославившем мир и процветание.

Наряду с государственной штаб-квартирой новой империи появилось военно-морское хранилище, не уступающее по своей мощи корабельным ангарам Пирея, Великой гавани Карфагена и Арсеналу Венеции. Если Императорская ратуша отражала амбиции Амстердама, то строительство в 1656-1661 гг. здания Адмиралтейства и военно-морского магазина в архитектурном масштабе подчеркивало мощь, обеспечивающую торговлю города. Построенное для хранения запасов и припасов значительно расширившегося после Первой англо-голландской войны "нового флота" и доминирующего положения в гавани, огромное кирпичное здание сознательно повторяло внушительный фасад ратуши, закрепляя морскую идентичность города-государства. По словам Вонделя, новое здание позволит флоту оснащать "флот за флотом с большим спокойствием, чем когда-либо прежде", "вселяя страх в морских тиранов". Его аудитория знала, что тираны - это англичане. Другие адмиралтейства не последовали примеру Амстердама. Два великих общественных здания республиканского Амстердама были инструментами власти: они производили впечатление на посетителей, вызывали подражание и усиливали ощущение уникальности и исключительности.

Главные угрозы "Истинной свободе" исходили от Франции и Англии. Французский континентальный гегемонистский империализм и религиозный фанатизм угрожали выживанию Республики, а меркантилистская командная экономика Кольбера, стремившегося контролировать испанскую торговлю, угрожала процветанию Нидерландов. Хотя Англия не была заинтересована в уничтожении Республики, которая была полезным союзником в борьбе с Испанией, она заявила о своем морском господстве, несовместимом с политикой Нидерландов, попыталась континентализировать морское пространство, чтобы обложить налогом голландский промысел в "английских" морях и обеспечить салют флагом голландских кораблей. Претензии, основанные на "Mare Clausum" Джона Селдена, были подкреплены мощным боевым флотом, включая эмблематичный "Морской государь". С тремя палубами мощных бронзовых пушек "Суверен" придавал английским притязаниям устрашающую реальность; голландские моряки прозвали его "Золотым дьяволом". Для охраны морей от континентальных сторонников монархии и защиты английской торговли Содружество создало специально построенный морской боевой флот. В 1652 году они закрыли Ла-Манш для голландского судоходства, что стало основой экономической войны, вынудившей англичан бороться за экономическое первенство на море. Но даже в случае победы англичане не получили тех преимуществ, которые представляли себе меркантилисты, поскольку голландская морская мощь обладала большими финансовыми резервами. В конечном итоге голландцы будут бороться за выживание в качестве независимого государства, даже если это будет стоить им статуса великой державы и динамичной экономики эпохи морских держав.

При реставрации Карла II в 1660 г. Амстердам предложил послать королю роскошный подарок, чтобы заручиться его дружбой. Генеральные штаты с готовностью согласились на это, добиваясь заключения оборонительного союза и торговых уступок. Карл поблагодарил Генеральные штаты за подарки, среди которых были яхта, картины и другие артефакты, но союз не состоялся. Подданные Карла не позволили ему принять голландские условия. Это было связано с тем, что военно-финансовое соглашение 1653 года уже не соответствовало "новому флоту". Налоговая база стала предметом серьезных споров, и французский посланник предвидел конец системы де Витта. Чтобы избежать потери торговли, которая могла бы спровоцировать Оранжевую реставрацию, де Витт добился увеличения военно-морских налогов и восстановил боевой флот в качестве средства сдерживания. Новые корабли не оказали никакого влияния на принятие решений в Англии в 1665 г., они не смогли предотвратить английскую войну, а затем потерпели крупное поражение при Лоустофте. Отчаянно пытаясь предотвратить внутренние беспорядки, де Витт не позволил пятнадцатилетнему принцу Оранскому посетить возвращающийся флот. Он не мог допустить, чтобы принц поставил под сомнение идеологическую связь между его режимом и флотом.

Военно-морская политика режима "Истинной свободы" отвечала скорее секционным, чем национальным интересам и была направлена в первую очередь на противодействие внутренним вызовам оранжистов, а не английским военным кораблям и юридическим заключениям. Флот был одновременно и физическим, и идеологическим инструментом, олицетворявшим триумф морской культуры над континентальными военными альтернативами - столкновение, которое происходило во всех морских державах. Выживание Йохана де Витта и государства "Истинной свободы" зависело от непрерывного успеха.

В трех англо-голландских войнах голландцы защищали свои коммерческие интересы против амбициозного централизованного торгового государства, все еще определяемого в основном сушей. Мощный флот Англии, созданный для обеспечения безопасности островного государства, был постепенно перестроен на ведение торговой деятельности, что позволило англичанам стать морскими державами несколько десятилетий спустя, когда Республика отказалась от бремени быть великой державой.

Английские политики понимали морские и экономические основы голландского могущества. Сэр Уильям Темпл, наблюдательный и сочувствующий посланник в Гааге, считал республику де Витта своеобразной морской державой, слишком маленькой и слабой в людских ресурсах, чтобы быть континентальной военной державой, но при этом чрезвычайно богатой и очень похожей на великую державу. Кроме того, он проводил параллель с Венецией, другой республиканской морской державой, которая опиралась на наемные войска и вела длительные, ограниченные войны на истощение экономики. В конечном счете, ограниченность населения ограничивала возможности Республики как великой державы. В войнах, бушевавших с 1688 по 1713 год, большинство солдат и около половины моряков были иностранцами, как это было на протяжении десятилетий.