При всех своих недостатках и пороках корреспонденты западных СМИ по-прежнему обеспечивают важнейший канал "для понимания Китая внешним миром", - написал я. "Сокращение их возможностей брать интервью на месте и делать репортажи в Китае только подогреет непонимание и подозрения в отношении Китая во внешнем мире". Я процитировал китайскую идиому "huwei biaoli", которая означает взаимные отношения, основанные на взаимном согласии и принятии. Китай и иностранные СМИ "должны найти способ сосуществовать", - сказал я. «Мы живем в хаотические времена, и пусть эта ночь закончится».
Я использовал псевдоним dongxie xidu, который китайские читатели узнают, как почти омофон, означающий "восточный еретик, западный яд" - названия двух популярных персонажей, созданных знаменитым китайским романистом о боевых искусствах Луи Ча, более известным как Цзинь Юн. Другой вариант этого почти омофона переводится как "писать на востоке, читать на западе" - фраза, которую я использую в биографиях в социальных сетях. Несколько попыток опубликовать эссе не увенчались успехом - типичная загвоздка для сообщений в WeChat, содержащих деликатный контент. Мы пытались обойти алгоритмы цензуры, заменяя некоторые фразы более тонкими альтернативами, например "МЗД" вместо "Мао Цзэдун", но безуспешно. В конце концов, мы сдались и опубликовали эссе в виде личного сообщения, которое автоматически пересылалось читателям, отправившим определенный пароль на аккаунт qiangwaigao.
Эссе было опубликовано поздно вечером 22 марта 2020 года. Названное "Письмо от репортера иностранных СМИ", оно набрало десятки тысяч кликов в течение нескольких часов, а на следующий день достигло максимума в "100 000+ просмотров", что является самым высоким показателем, который может показать WeChat. Цензоры удалили одну версию эссе, но копии распространились по китайским интернет-форумам, где пользователи разбирали аргументы эссе. Некоторые отвергли эссе как корыстное обеление западных предубеждений против Китая. Другие сочувствовали моим взглядам, но настаивали на том, что у Пекина нет другого выбора, кроме как выслать американских репортеров, поскольку меньшее было бы нарушением патриотического долга. "Эссе хорошо написано, но оно не доходит до сути вопроса, суть которого заключается во взаимности" между Китаем и США, - сказал один из читателей. "Продолжает говорить о том, почему Китай не должен их высылать, почему он не говорит о том, что сделали США перед этим", - написал другой. "Разве это не двойные стандарты?".
Правительство приняло это к сведению. Некоторые чиновники спрашивали китайских журналистов, знают ли они личность автора. Один из сотрудников министерства иностранных дел выступил в социальных сетях с критикой эссе за "святоотеческое" отношение, которое, по его мнению, распространено среди иностранных репортеров. Некоторые китайские СМИ выступили с ответными комментариями. Шанхайский новостной портал The Paper опубликовал статью неназванного "человека из китайской медиа-индустрии", который обвинил некоторые западные СМИ в увековечивании предрассудков в отношении Китая и заявил, что китайский народ способен отличить благонамеренных иностранных корреспондентов от злонамеренных. Обозреватель сайта государственной газеты Economic Daily оправдал высылку американских репортеров как разумный ответ на придирки Запада. "Иностранные СМИ должны протереть глаза и четко понять, что эпоха, когда Китай "не отбивался, когда его били, не кричал в ответ, когда его оскорбляли", закончилась", - написал обозреватель. «Для иностранных СМИ это темная ночь, эпоха хаоса. Для меня это рассвет, эпоха, которая питает порядок и манит справедливостью».
Требования Си по защите национальной безопасности и разжиганию патриотического пыла создали политическую среду, в которой внешний мир все чаще воспринимается как враждебный и воинственный. Это мощный и самоподкрепляющийся коктейль из цифровой автократии и этноцентричного национализма. Государственная цензура помогла разжечь патриотический пыл в Интернете, который часто проявляется в вирулентной "культуре отмены", заглушающей инакомыслие. Ультранационалисты проводят в социальных сетях кампании по бойкоту иностранных брендов, обвиняемых в оскорблении Китая, осуждают диссидентов, троллят активистов феминистских и гей-движений и оскорбляют журналистов. На популярных платформах социальных сетей, которые когда-то считались общественными площадками, где можно было вести дискуссии, все чаще доминируют шовинисты, а либеральные и умеренные пользователи уходят в частные чаты.
Цифровой национализм стал большим бизнесом. Интернет-платформы продвигают патриотический контент для привлечения трафика и получения рекламных гонораров. Инфлюенсеры и звезды прямых трансляций монетизируют свою любовь к Китаю, размахивая флагами. Государственные СМИ и партийные публицисты в погоне за кликами, чтобы доказать свой растущий охват, потворствуют триумфалистским тропам, воспевающим достижения Китая и принижающим другие страны. Даже ученые и общественные интеллектуалы присоединились к ним, собирая широкую аудиторию в социальных сетях с помощью сабельной риторики. Онлайновый джингоизм стал настолько тревожным, что неформальный коллектив анонимных добровольцев, известный как "Великое движение переводов", начал выводить токсичность во внешний мир, переводя ультранационалистические комментарии из китайских социальных сетей и публикуя их на английском и других языках в Твиттере - усилия, которые государственные СМИ пытались дискредитировать как клеветническую кампанию против Китая.
На фоне такого брожения недоверие Китая к Западу вышло далеко за пределы коридоров власти и просочилось в общественный дискурс, подпитывая пронзительную риторику, которая часто вытесняет аргументированные доводы. Рост антикитайских настроений в западных политических кругах также затрудняет для Пекина предложение компромиссов, которые многие в партийной элите и в обществе в целом могут воспринять как слабость. "Партия может обуздать этот национализм", - говорит Джессика Чен Вайс, ученый из Корнельского университета, изучающая роль национализма в китайской внешней политике. "Но для этого необходим политический капитал, который они, возможно, не хотят или не могут потратить". Или, как говорится в китайской поговорке, "если ты оседлал тигра, с него трудно слезть".
Учитывая непрозрачную авторитарную систему Китая, трудно точно оценить глубину общественной поддержки Си и Коммунистической партии. Тем не менее, те отрывочные сведения о настроениях населения, которые мы получаем в социальных сетях, свидетельствуют о том, что многие китайцы глубоко переживают за положение своей страны в мире и за то, как их воспринимают посторонние. Положительные оценки приветствуются, поскольку они подтверждают возрождение Китая как великой державы. Негативные комментарии, с добрыми намерениями или иными, все чаще отвергаются как клевета со стороны заблуждающихся и злонамеренных людей.
Си настаивает на том, что Китай будет придерживаться курса "реформ и открытости", но если Дэн когда-то призывал партию "освободить мысли", то Си приказал своим сотрудникам "унифицировать мышление" и закрыть свой разум от "коррумпированного" иностранного влияния. Его заявление о восходящем Востоке и угасающем Западе стало статьей веры в партии и за ее пределами; подвергать сомнению такие взгляды почти равносильно нелояльности. Подобно тому, как американские "воины культуры" видят свою борьбу в манихейских терминах, многие националистически настроенные китайцы принимают претензии партии на лидерство в экзистенциальном поиске национального достоинства и доминирования. Компромисс часто воспринимается как слабость, а сотрудничество - как сговор.
Как пишет британский историк Роберт Бикерс, «национализм имеет значение в Китае, а то, что имеет значение в Китае, имеет значение для всех нас». Движимый историческими обидами и чувством цивилизационного предназначения, Китай Си дерзок, но хрупок, бесстрашен, но не уверен. Это потенциальная сверхдержава, которая торопится, стремится захватить мир и в то же время опасается того, что может произойти. Она требует, чтобы ее видели, слышали и уважали, но препятствует посторонним, которые пытаются заглянуть за помпезность и пропаганду. Она осуществляет глобальное влияние с помощью экономической и военной мощи, даже когда ее правящая партия отступает в идеологический кокон. Ее выбор меняет мир, и нам следует понять, почему и как. Понять этот мощный, непрозрачный и беспокойный Китай стало труднее, чем когда-либо, но именно поэтому мы должны попытаться это сделать.