Именно этими предпосылками руководствовался Даян в течение четырех лет своего пребывания на посту начальника Генштаба. Как и Зеев Жаботинский, Даян хотел возвести железную стену еврейской военной мощи. Как и Жаботинский, он хотел использовать эту стену для демонстрации арабам их военной неполноценности. И, как и Жаботинский, он надеялся, что железная стена в конце концов погасит в арабских умах надежду на победу в борьбе с еврейской общиной.

Выступление Даяна также показывает, насколько он был близок к Бен-Гуриону в своих взглядах на арабо-израильский конфликт в целом и на целесообразность использования военной силы как инструмента национальной политики в частности. Это неудивительно, поскольку оба они были сторонниками философии "железной стены". Оба считали, что арабы представляют постоянную угрозу базовой безопасности Израиля, оба негласно принимали идею о том, что цель оправдывает средства, и оба рассматривали военную силу как единственное эффективное средство обеспечения выживания Израиля.

Реальная несовместимость была между агрессивным и безжалостным стилем военной активности Даяна и умеренной линией, которую отстаивал Шаретт. В своем исключительно проницательном выступлении перед группой членов Мапай на закрытом заседании в октябре 1957 г., более чем через год после ухода из правительства, Шаретт представил всю дискуссию между сторонниками и критиками репрессий в контексте двух конфликтующих израильских школ мысли по вопросу о том, как вести отношения с арабами. С характерной для него справедливостью и объективностью он изложил мысли той школы, которую можно назвать школой возмездия, а также свою собственную критику в ее адрес. В противовес этому он противопоставил школу переговоров, которую сам поддерживал. Шаретт не преуменьшал сложности ситуации, в которой оказался Израиль, и не делал вид, что существуют какие-то простые решения. Тем не менее, он отвергал пессимистические предпосылки первой школы, поскольку они полностью игнорировали влияние поведения самого Израиля на арабов. Он оспаривал вывод о том, что судьба Израиля - жить в осажденной крепости, защищаясь и отпугивая врагов исключительно с помощью меча. Но он также не верил, что существует короткий путь к решению арабо-израильской проблемы. Что он сделал в период своего премьерства, так это нащупал альтернативную внешнюю политику, которая не принимала бы за отправную точку положение Израиля как осажденной крепости, а стремилась бы к разрушению барьеров, отделяющих Израиль от его регионального окружения.

Активистский вызов Шарету

Первый год работы Шарета на посту премьер-министра был сложным для Израиля как в политической сфере, так и в области повседневной безопасности. В течение 1954 г. ухудшились израильско-американские отношения в результате решения США поставлять оружие арабским странам и строить свои военные планы по обороне Ближнего Востока все больше на основе Ирака и Египта. Израиль, как следствие, почувствовал себя маргиналом. Согласие Великобритании вывести свои войска из зоны Суэцкого канала также вызвало беспокойство в Израиле. На границах Израиля ситуация ухудшалась, участились случаи проникновения, воровства, убийств и диверсий, которые Организация ООН по наблюдению за выполнением перемирия (ОНВУП) не могла предотвратить. Все это привело к тому, что израильтяне почувствовали себя изолированными и игнорируемыми, что усилило конфликт между двумя подходами. Шаретт стал активно действовать на американской дипломатической арене, пытаясь прекратить военную помощь арабам и добиться вооружений и гарантий безопасности для Израиля. Для Левона, напротив, решение проблемы заключалось в военных действиях по сдерживанию арабов.

Усугубляло ситуацию то, что Левон отказывался признавать авторитет Шарета в вопросах обороны. Он относился к Шарету не более чем к министру иностранных дел и старался ограничить его вмешательство в то, что он считал своими ведомственными проблемами. Левон не докладывал Шарету регулярно об операциях ЦАХАЛа на границах, а те отчеты, которые он делал, часто были неполными и вводящими в заблуждение. Левон также держал кабинет в неведении относительно важных аспектов оборонной политики и не прилагал усилий, чтобы завоевать доверие и поддержку своих коллег. Ближе к середине 1954 г. Шаретт начал собирать комитет из пяти старших министров от Мапай для обсуждения вопросов обороны и иностранных дел. Основной задачей этого комитета, обычно называемого "Комитетом пяти", было вынесение решений в спорах по вопросам оборонной политики. В состав комитета входили Шаретт, Лавон, Голда Меир, министр труда, Леви Эшколь, министр финансов, и Залман Аран, министр без портфеля. Существование этого комитета держалось в секрете. Мотив Шарета при его созыве состоял в том, чтобы с помощью старших коллег по партии попытаться сдержать и контролировать Левона и избежать открытого столкновения с ним в кабинете. Он также опасался, что столкновение с Левоном приведет к расколу партии и создаст условия для возвращения Бен-Гуриона.

31 января 1954 г. по предложению Левона в доме премьер-министра состоялась неофициальная встреча министров Мапай с новым начальником штаба. Согласно дневнику Шаретта,

Моше Даян разрабатывал один за другим планы "прямых действий". Первый - что нужно сделать, чтобы снять блокаду Эйлатского залива. Нужно послать корабль под израильским флагом, и если египтяне разбомбят его, то мы должны разбомбить египетскую базу с воздуха, или завоевать Рас-эль-Накб, или открыть путь на юг от сектора Газа к побережью. Это вызвало всеобщее возмущение. Я спросил Моше: "Ты понимаешь, что это будет означать войну с Египтом?". Он ответил: "Конечно".

Все присутствующие отвергли этот план, и Лавон поспешил ретироваться. Второе предложение Даяна касалось военных действий против сирийцев с целью установления исключительного права Израиля на ловлю рыбы в Галилейском море. Третье предложение заключалось в том, чтобы пересечь границу с Сирией и захватить там позиции в случае вторжения Ирака в Сирию. Шаретт совершенно четко дал понять, что до принятия политического решения никаких действий предпринимать нельзя. Но его крайне беспокоила линия поведения нового начальника штаба.

Когда в конце февраля 1954 г. Насер бросил вызов генералу Нагибу, возглавившему египетскую революцию, а Адиб Шишакли был свергнут в результате военного переворота в Сирии, Бен-Гурион был приглашен на встречу с Шаретом, Лавоном и Даяном для обсуждения возможных ответных действий Израиля. Встреча проходила в библиотеке дома Бен-Гуриона в Тель-Авиве. В библиотеке было холодно, и беседа не согрела сердце Шарета. Левон предложил осуществить военный натиск на юге, чтобы отделить сектор Газа от Египта, и вторгнуться в демилитаризованную зону на севере, вдоль границы между Израилем и Сирией. Бен-Гурион выступил против любой провокации Египта, но поддержал идею ввода армии в демилитаризованную зону под тем предлогом, что анархия в Сирии вынуждает Израиль защищать свои поселения. Шаретт заявил, что он категорически против обоих планов, поскольку они наверняка объединят западные державы и Совет Безопасности против Израиля и, кроме того, скорее всего, закончатся унизительным выводом войск. Левон выглядел подавленным. Он понял, что на этом все закончится.

Бен-Гурион воспользовался этой возможностью, чтобы выдвинуть свою любимую схему ликвидации Ливана и содействия созданию союзного Израилю христианско-маронитского государства. Эта схема была частью более широкой концепции, предусматривавшей сотрудничество Израиля с другими меньшинствами для противодействия мусульманскому господству на Ближнем Востоке. Бен-Гурион заявил, что наступил подходящий момент для того, чтобы побудить маронитов провозгласить свое собственное христианское государство. Шаретт отметил, что маронитская община внутренне расколота, а сторонники христианского сепаратизма слабы и находятся в обороне. Создание христианского Ливана означало бы отказ от Тира, Триполи и долины Бекаа. Это не только разрушило бы экономический смысл существования государства, но и не было политической силы, способной сократить Ливан до территориальных размеров, существовавших до Первой мировой войны. Бен-Гурион отреагировал на эти аргументы, обвинив Шарета в излишней робости. По его мнению, стоило потратить миллион долларов на такой проект, потому что это привело бы к решительным переменам на Ближнем Востоке, началась бы новая эра. Шаретт был измотан спором с Бен-Гурионом, который он сравнил с борьбой с вихрем.

Шаретт воспротивился предложению Лавона об оккупации демилитаризованной зоны, настаивая на том, что он официально обязан вынести этот вопрос на рассмотрение кабинета министров. На следующий день на своем заседании кабинет министров решительно отверг предложение Левона. Левон заявил, что была упущена прекрасная возможность укрепить Израиль. На это Шаретт ответил, что план мог бы не сработать и что ненужной путаницы удалось избежать. В течение двух дней Шаретт проверил три плана вмешательства. Перед лицом общего давления со стороны Бен-Гуриона, Лавона и Даяна он устоял и мобилизовал кабинет в качестве противовеса политике, к которой призывали сторонники интервенции. Дискуссия выявила противоречие между тенденцией к рискованным военным инициативам и подрыву арабских режимов и тенденцией воздерживаться от военных авантюр и избегать вмешательства во внутренние дела соседних арабских государств.