Соглашение 1993 года в Осло между Израилем и ООП стало важнейшим поворотным пунктом в столетней истории конфликта вокруг Палестины. Оно ознаменовало переход от первого этапа ко второму этапу стратегии "железной стены", переход от сдерживания к переговорам. Палестинцы всегда верили, что, подписав соглашение в Осло и отказавшись тем самым от своих притязаний на 78% территории Палестины, существовавшей до 1948 года, они получат независимое государство, простирающееся на сектор Газа и Западный берег реки Иордан со столицей в Восточном Иерусалиме. Они значительно смягчили свою политическую программу, как и предсказывал Жаботинский в своей прозорливой статье. Но на практике соглашение в Осло привело не к разделу Палестины, а к политическому тупику. Палестинцы были горько разочарованы результатами исторического компромисса, достигнутого ими на лужайке Белого дома с лидерами еврейского государства. Летом 2000 года мирный процесс в Осло прервался, а мечта о независимости и государственности так и осталась мечтой. Достигнув мира смелых, палестинцы столкнулись с новым израильским премьер-министром, который, казалось, был намерен навязать им мир задиристых.

Несмотря на неудачу попытки Шарона решить палестинскую проблему военным путем, вторгнувшись в Ливан в 1982 г., он отказался от своего железного подхода к навязыванию одностороннего решения. Ни разу в своей карьере Шарон не выступал за подлинное двухгосударственное решение, предусматривающее создание суверенного, территориально целостного и жизнеспособного палестинского государства наряду с Израилем. До того как стать премьер-министром, он стремился решить палестинскую проблему за счет Иорданского Хашимитского Королевства, половина населения которого имеет палестинское происхождение. Шарон фактически был одним из наиболее последовательных сторонников политики "Ликуда", которая проходила под лозунгом "Иордания - это Палестина". Эта политика отрицала необходимость создания нового палестинского государства на западном берегу реки Иордан, утверждая, что палестинское государство, кроме названия, уже существует на восточном берегу этой реки. Следовательно, решение палестинской проблемы заключалось в том, чтобы позволить ООП свергнуть монархию в Аммане и преобразовать Иорданское Хашимитское Королевство в Палестинскую Республику. Во время кризиса в Иордании в сентябре 1970 г. Ариэль Шарон был единственным членом Генерального штаба ЦАХАЛа, который выступал против политики помощи королю Хусейну в отражении вызова со стороны ООП. После подписания мирного договора между Израилем и Иорданией в октябре 1994 г. Ликуд окончательно отказался от политики, согласно которой "Иордания - это Палестина". Возможно, Шарон и сам понимал, что эта политика больше не реалистична, но то, что он не отказался от нее открыто, говорит о том, что она продолжала таиться в глубине его сознания.

Как в военной форме, так и вне ее Ариэль Шарон вел непримиримую войну против палестинского народа. Этой теме посвящена мощная книга израильского социолога Баруха Киммерлинга "Политицид: Война Ариэля Шарона против палестинцев. Киммерлинг определяет политическое убийство как "процесс, конечной целью которого является ликвидация существования палестинцев как легитимного социального, политического и экономического образования. Этот процесс может также, но не обязательно, повлечь за собой их частичную или полную этническую чистку с территории, известной как Земля Израиля". Киммерлинг считал Шарона самым жестоким, лживым и необузданным из всех израильских генералов и политиков и одним из самых страшных лидеров третьего тысячелетия.

У израильского журналиста за шесть лет бесед с Шароном в его доме, на ранчо Сикамор, ферме площадью в тысячу акров в западном Негеве, сложилось иное впечатление. Обаяние Шарона застало Ари Шавита врасплох: в нем не было ни надменности Эхуда Барака, ни эмоционального беспокойства Биньямина Нетаньяху. Но Шавит был удивлен и пессимизмом Шарона:

Несмотря на военную мощь Израиля, он рассматривал его как маленькое и хрупкое государство, окруженное враждебными странами, которые и впредь будут стремиться его уничтожить. В результате он верил не в мирные соглашения, основанные на взаимном доверии, а только в соглашения о невоинственности, основанные на сдерживании. В своей Realpolitik он считал себя последователем Генри Киссинджера. Но в отличие от Киссинджера, который выступал за существенный территориальный компромисс, Шарон считал, что Израиль не может рисковать той небольшой стратегической глубиной, которой он располагает.

Может ли конфликт когда-нибудь закончиться? Ответ Шарона вывел на поверхность еще более фундаментальный пессимизм:

Конфликт не между нами и палестинцами. Конфликт - между нами и арабским миром. И проблема, лежащая в основе этого конфликта, заключается в том, что арабский мир не признает неотъемлемого права евреев на создание еврейского государства на земле, где зародился еврейский народ. Это главная проблема. Это касается и Египта, с которым у нас холодный мир. Это касается и Иордании, с которой у нас очень тесные стратегические отношения, но это отношения между правительствами, а не между народами. Проблема не в 1967 году. Проблема заключается в глубоком непризнании арабским миром права Израиля на рождение.

После того как Шарон занял пост премьер-министра, Израиль вернулся к старой стратегии "железной стены", но с другой стороны. Зеев Жаботинский изложил сложную стратегию перемен, в которой еврейская военная мощь была призвана проложить путь к переговорам на основе силы. Шарон, как и Нетаньяху до него и большинство правых политиков, был предан идее наращивания военной мощи своей страны, но не склонен к мирным переговорам с палестинцами. Его стратегия заключалась в использовании подавляющей военной мощи Израиля для того, чтобы навязать противнику свои условия. Во всяком случае, он стремился сохранить за своей страной право действовать в одностороннем порядке. Страх Шарона перед переговорами был глубоко укоренившимся и тесно связан с его неприятием компромиссов. Опираясь на свой фермерский опыт, он иногда сравнивал вход в зал заседаний для переговоров с входом скота или овец в загон. Загон представляет собой параллельные железные прутья, и если овцу загоняют в него, она может двигаться только вперед, чтобы в конце очереди ей отрубили голову. Отсюда и выражение "идти как овцы на заклание". Шарон подчеркнул, что, начав переговоры, вы неизбежно окажетесь под давлением, вынуждающим пойти на уступки, и пути назад уже не будет; согласившись на переговоры, вы попадаете в ловушку. Чтобы избежать этой ловушки, Шарон избегает переговоров.

Неудивительно, что за годы, прошедшие после победы "Ликуда" на выборах, переговоры об окончательном статусе с Палестинской автономией так и не были возобновлены. Причиной отказа Шарон назвал продолжающееся насилие палестинцев над израильским гражданским населением, особенно в ужасающей форме терактов, совершаемых террористами-смертниками. Невозможно переоценить влияние атак террористов-смертников, которые вселяли в израильтян острый психологический страх и даже панику, чувство беспомощности и виктимности, когда они занимались своими повседневными делами. Кроме того, теракты укрепляли убежденность в том, что палестинцев не существует в качестве партнера для достижения мира, что способствовало росту поддержки жесткой линии, которую олицетворял Шарон. Но сам Шарон был убежденным сторонником жесткой линии задолго до того, как первый террорист-смертник взорвал себя на улицах Тель-Авива. Террористические атаки сделали Шарона более жестким, бескомпромиссным и укоренившимся в своей жесткой позиции. Однако более глубокое объяснение этой позиции кроется в его психологическом складе, мировоззрении, глубоком недоверии к палестинцам и убежденности в том, что меч в руках - условие выживания Израиля. Под воздействием травмы, нанесенной террористами-смертниками, некоторые элементы этого мировоззрения, и особенно все более усиливающееся недоверие к палестинцам, стали определять национальный консенсус.

Правительство, ЦАХАЛ и вторая интифада

После победы на выборах Шарон сформировал правительство на широкой основе, которое получило поддержку семидесяти депутатов Кнессета. Поскольку параллельные парламентские выборы не проводились, Ликуд остался в Кнессете с прежним числом мест. Это была вторая партия, получившая девятнадцать мест; крупнейшей партией стал Лейборист, получивший двадцать шесть мест. Одним из первых актов нового правительства стала отмена закона о прямых выборах премьер-министра. Понимая, что "Ликуд" не сможет управлять страной с такой узкой парламентской базой, Шарон обратился к Партии труда с предложением войти в состав его правительства. Он также надеялся получить международную легитимность за счет включения в правительство Лейбористской партии. Лидеры Партии труда, несмотря на внутреннюю оппозицию, откликнулись на призыв войти в правительство национального единства. Шимон Перес, архитектор Осло и провидец нового Ближнего Востока, взял на себя задачу обелить человека, которого за рубежом считали кровожадным, ответственным за резню в Кибии и в лагерях беженцев Сабра и Шатила. Перес стал министром иностранных дел и заместителем премьер-министра, а лидер партии Биньямин Бен-Элиэзер - министром обороны. Перес и Бен-Элиэзер обосновали свое решение работать под началом Шарона тем, что в правительстве у них будет больше шансов оказать сдерживающее влияние. Однако обнаружить признаки сдержанности со стороны правительства Шарона было крайне сложно. Реальная роль Переса заключалась в том, что он служил "фиговым листком" для Шарона. Занятие поста в его правительстве фактически дискредитировало Партию труда и лишило ее возможности сформулировать четкую альтернативу жесткой политике Ликуда.